Ах, жизнь — это сплошные зигзаги! Только делаешь хорошую партию и считаешь себя обеспеченной на всю жизнь, как оказывается, что у тебя ничего нет. Не успеваешь очутиться перед алтарем, как падает пелена, и за знаменитой фамилией не скрывается ничего, кроме кучи долгов. Или скандалов. Или любовниц с детьми, грозящих поглотить все благосостояние.
Целый год я работала, экономила — и все ради чего? Ради Фаусто и его возлюбленной! Они выпотрошили наш общий счет. Я могу получить четыре тысячи франков, пришло мне письменное уведомление из банка — это курам на смех! Эти двое думают, что я буду сидеть без наличных в Париже. Ошибаются!
До свадьбы я мудро откладывала на черный день. Поэтому сейчас у меня есть симпатичный счетик в английском банке на Вандомской площади, о котором Фаусто даже не подозревает. До Рождества продержусь, и мне не надо будет очертя голову продавать авеню дю Мэн, потому что летом дела идут плохо. Сидит в жару в Париже лишь тот, кому непременно надо сбыть свой товар, все остальные нежатся на пляже. Кто этого не знает! Поэтому летом торгуются до седьмого пота, и покупатель всегда остается в выигрыше.
Здравый смысл говорит: жди! Жди до начала учебного года. И в сентябре бывают жаркие дни. И не всякий, кто ищет квартиру, годами жил в Африке.
Упаковываю свои вещи и еду домой. Цветы забираю с собой, растения оставляю на случай, если мадам Луазо еще раз захочет посмотреть квартиру. Испанка обещала прийти и полить.
В четыре я дома. Наполняю три китайские вазы лилиями и розами и ставлю их в желтый салон. Потом просматриваю дневную почту, которую консьержка подсунула под дверь.
Для меня есть одно письмо. Незнакомый почерк, без обратного адреса. Внутри что-то твердое. Что бы это могло быть?
Иду в комнату Фаусто, там у меня есть еще важные дела, сажусь за его изумительной красоты старинный стол и открываю конверт.
Из него выпадает фотография.
Групповой снимок, цветной. Фаусто с… с двумя детьми на коленях! Симпатичный белокурый мальчик лет трех и маленькая девчушка около годика. Внизу, на белом поле, что-то написано. Мне трудно читать, буквы расплываются перед глазами, но я беру себя в руки. Наконец читаю отчетливые печатные буквы:
ФАУСТО, ГЕРМЕС И АМУР СЕНТ-АПОЛЛ — СЧАСТЛИВАЯ СЕМЬЯ!
Слово «семья» подчеркнуто. Опускаю фотографию и несколько секунд сижу, не в состоянии пошевелиться. В комнате жуткая тишина. Наконец встаю, подхожу к окну и выглядываю на улицу.
Теперь я знаю, почему Фаусто не хочет детей. Потому что у него уже есть дети!
Я об этом догадывалась! Особенно когда нашла заколки и игрушки в «Еловом доме». Я предполагала одного ребенка, но уж никак не двух.
Иду на кухню и наливаю себе большой бокал минеральной воды. Потом углубленно рассматриваю фотографию.
Если мальчику три года, он родился еще до нашего знакомства. А девочка должна была родиться незадолго до нашей свадьбы. Зачата в тот год, когда мы не были с Фаусто вместе.
Но почему он женился на мне, а не на ней? Почему он осаждал меня так упорно, как турки золотую Вену? Но двое детей! Почему он от нее отказался? Только из-за родителей? Возможно ли такое?!
Сажусь в зеленое кресло, подаренное мною Фаусто на Рождество, которое я специально для него отдала обтянуть его любимым тончайшим шотландским сукном и залпом выпиваю бокал. — Потом закрываю голову двумя руками.
Ах, Париж!
Этот город делает меня такой счастливой — чтобы в следующий момент сразить наповал! В двадцать лет это бы меня доконало, но в сорок два просто все расставляет по своим местам.
Я не могу приспособиться к многоженству, процветающему здесь, на Сене, и не желаю себя больше обманывать. Я не могу принять здешние нравы: одна жена в деревне, другая — в городе. Если такое считается в порядке вещей, то по сравнению с этим «кратко и сладко» — прямо-таки пуританство.
Разглядываю фотографию у себя на коленях. Дети очаровательные. Они ни в чем не виноваты. У Фаусто есть я — и есть Одиль. Одна лишняя! У друзей Фаусто еще круче: одна жена, одна содержанка, одна возлюбленная, одна подружка, и почему это не укладывается в моей голове? В Вене тоже ходят налево. Но там это как-то лучше распределяют, там имеют одну за другой, а в Париже всех одновременно, и чаще всего — на всю жизнь! Нет! Это слишком долго!
Я не желаю иметь полмужа!
Лучше уж ни одного!
Я ненавижу спектакли с женами и любовницами, которые здесь разыгрывает каждый. И тягостные попытки удержать и ту, и другую: богатые подарки, идущие не от сердца (рубиновый браслет в день свадьбы), лживые клятвы, бесстыжий обман, придуманные поездки — и собаки!
Потому что если возлюбленная выходит из себя, ей дарят собаку. Чтобы было кого погладить. Пока мужчина проводит вечер в довольстве, у семейного очага с женой, с детьми, друзьями, гостями.
Ах, я могла бы тома написать о том, что увидела здесь! И почему, черт побери, я такая ранимая? Почему никак не обрасту толстой кожей?
Ему не удастся отделаться от меня собачкой. Я законная жена. Я ношу фамилию Сент-Аполл. Я живу в роскошной квартире и езжу на «роллс-ройсе». Я выхожу в свет с Фаусто и признана его родителями. Я номер один! Всего этого достаточно, чтобы свести с ума любую возлюбленную!
Большинство знакомых француженок (за исключением Глории) предпочли бы ничего не менять. Они разумно думают о квартире, деньгах и доме, а я хочу любви и чувств!
Я не в силах оторваться от фотографии. Сердце замирает, в висках стучит. Решение принято: я сдаюсь! То, что могут парижанки, не могу я. У меня нет сил, для этих игр нужно тут родиться.
Вскакиваю. Где телефон?
Я дрожу от нетерпения. Хочу знать всю правду, сейчас, немедленно! Позвоню валькирии. Я уже знаю, где ее найду. Письменный стол Фаусто — просто сокровищница. Что я обнаруживаю во втором ящике? Свежеотпечатанные бланки с телефоном и адресом фирмы «Аполл-недвижимость». А где штаб-квартира? Угадай! Три попытки!
В притоне, где Фаусто трескал лягушек!
Я нахожу еще кое-что: вторую купчую. От пятницы, 28 мая. Это был день, когда Глория видела, как он выходил из «Куполя», окруженный толпой вульгарных людей, которые горланили песни и хлопали его по плечу! Весь дом с огромным камином — собственность Фаусто. Он купил его именно в тот день!
Мне вдруг становится страшно. Страшно? Хватаю трубку, стискиваю зубы, набираю номер и жду. Наконец кто-то снимает трубку.
— Алло? — Это голос неухоженного блондина в шляпе.
— Бонжур, месье. Могу я поговорить с Одиль?
— Ее нет.
— А где же она?
— Осматривает квартиры. Нет, вот как раз входит в дверь. Одиль! К телефону!
Слышу шаги.
— Алло? — спрашивает хрипловатый голос
— Это белобрысая змея — говорю я как можно спокойнее. — Когда мы наконец встретимся и поговорим. — Вы ошиблись, — выпаливает моя противница после секундного замешательства и бросает трубку
Вижу, что так я не достигну цели. Подойдем к делу с другой стороны.
Она осматривает квартиры? Прекрасно, там я ее и поймаю. В столе Фаусто, в третьем ящике, лежит еженедельник с надписью «квартиры — осмотреть/купить». Внутри листки, вырванные из «Фигаро» и из «Без посредников».
Просматриваю странички. Что намечено на сегодня, на вторую половину дня?
В июле дела идут не слишком бойко. Вот, пожалуйста. Одна-единственная квартира, чудесно!
Изучаю объявление.
«ДОМ В ОБЛАКАХ».
Роскошные апартаменты в небе Парижа. Семь комнат. Мраморные камины. Лепнина. Четыре ванные. Вокруг — уходящие вверх террасами сады. Девятый этаж. Лучший район. Два гаража. Подвал. Три комнаты для прислуги. Отделка люкс. Готова под ключ. 250 квадратных метров. Оправдана максимальная цена».
Не медлю ни секунды.
Звоню. Трубку снимает мужчина. Голос взволнованный, нервный.
— Бонжур, месье. Я хотела бы осмотреть дом в облаках.
— Бонжур, мадам. В любое время. Когда вам удобно?
Шуршит бумагой. Очевидно, берет в руки список.
— Сейчас, если можно. Опять шуршание.
