– Эх, дурочка, – Удгерф ласково потрепал её по плечу, – я ведь ничего не решаю. Это – воля народа, Хамрака Великого и гхалхалтаров. Разве могу я идти против народа?

После окончания переговоров Гостомысл полностью отдался наведению порядка в армии. Он разослал верных себе людей по окрестностям столицы выискивать и уничтожать мародеров и дезертиров. Сам бессмертный безвылазно сидел в городе, изредка наблюдал за действиями паскаяков в Морфине через магический кристалл, однако это не удовлетворяло его, и вскоре он бросил это занятие. Гостомысл все больше чувствовал свое одиночество и отрезанность от внешнего мира. Он мог бы выехать из Хафродуга, но это было бессмысленно, ибо нельзя было что-либо изменить. Наступление захлебнулось, и бессмертный понимал это.

Гостомысл сидел, согнувшись, изучая страницы раскрытой перед ним книги. Теперь главным врагом стал Удгерф, и гхалхалтарская летопись о деяниях Хамрака уступила место "Легендам Вахспандии". Огонь одиноко горевшей свечи дрожал в глазных прорезях капюшона. Медленно капал воск. Во дворе послышалось конское ржание, шум. Бессмертный оторвался от работы, настороженно выглянул в серые сумерки за окном. Черный человек соскочил с коня, передал повод подошедшему стражнику, отряхивая грязь с плаща, направился к дому. Гостомысл увидел грязно-розовое пятно скрытого под тенью шляпы лица, но не смог угадать его выражение; а острое предчувствие колдуна подсказывало, что этот человек везет дурные вести, худшие за всю войну. Тогда бессмертный отложил книгу и стал ждать. Шаги приближались. Дверь открылась – на пороге появился охранник:

– Осведомитель из Морфина.

– Пусть войдет, – кивнул бывший царь.

Стражник отодвинулся в провал двери, исчез. Снова шаги. Осведомитель шел неспеша: очевидно устал или хотел потянуть время. Медлительность усиливала напряжение. Черный человек остановился на пороге, снял шляпу. Гостомысл впился взглядом в его смуглое, неестественно бледное лицо с большими, закатившимися глазами. Осведомитель согнулся, приветствуя своего повелителя, потом распрямился, облизал сухие губы и хриплым, надломленным голосом выдавил:

– Вчера, 26-го весера принц Удгерф короновался, объявив себя Удгерфом Первым. Морфин объявлен столицей свободной Вахспандии, а король Ульриг – низложенным, как попавший в плен… Народ принял нового правителя.

Лицо Гостомысла было скрыто капюшоном, но осведомитель заметил, как скрючились его пальцы. Бессмертный ничего не сказал, и в наступившем молчании особенно явственно потрескивала свеча. Безжалостный огонь плавил податливый воск. Наконец рука разжалась:

– Ступай. О тебе позаботятся.

Осведомитель поклонился, словно избавившись от тяжелого груза, и назад пошел быстро.

Гостомысл собрал руку в кулак. Междоусобная война паскаяков не состоялась. Удгерф догадался стать королем, тем самым законно переняв власть и силу от побежденного Ульрига. Теперь даже колеблющиеся и пассивные паскаяки встанут за него, ибо они обрели настоящего вождя.

Склоны гор, ощерившись островерхими пиками, неохотно отступали перед простором степи. Она тянулась от Жоговенского мыса до княжества Парзи. Вольный ветер, рождавшийся над водами Внутреннего и Внешнего морей, носился над ней, грубо расчесывая поросль травы, взбивая кроны редких деревьев. Стоял май, и было жарко. Мелкие озера, оживавшие зимой, обмелели, и умоляюще глядели мутноватой водой своих глаз в теплое голубое небо. Властное солнце самодовольно усмехалось, и озера умирали. Русла мелких ручейков высохшей змеиной кожей лежали в жесткой траве.

Однако залив-нож по-прежнему хранил силу и, сверкая холодной сталью вод, глубоко врезался в податливое тело Северного континента. Питаясь его щедрой влагой, вокруг клубились ярко-зеленые облака кустарников. К северу они постепенно перерастали в лес, а залив, выдыхаясь и теряя морскую свежесть, превращался в вязкие болота.

В глуши тех топей затерялись сотни крохотных деревенек, похожих на Курлап. Там было не столь жарко и можно было рассчитывать на радушие нейтральных варваров, но болота были непроходимы для крупного войска, и в них роились тучи насекомых, вызывающих страшные болезни. Кроме того для поддержания связи с Южным континентом Хамрак предпочитал не удаляться в глубь материка, но держаться ближе к берегу. Поэтому в том месте, где гхалхалтарская армия подошла к заливу, он был ещё достаточно широк, и перед королем встала проблема переправы.

Отряд Гамара подошел к заливу первым и встал, ожидая, пока подтянется остальное войско. Гхалхалтары приблизились к воде и стали пить, так как залив в этом месте уже потерял морскую соленость. Твари наоборот старались держаться подальше от воды и сбивались в огромные скопления на расстоянии от берега.

Месячный переход не сказался на Гамаре: он даже посвежел с того момента, как армия покинула Грохбундерское ущелье. Расправив плечи и привстав в стременах, Гамар подставлял широкую грудь порывам лихого ветра, сурово, по-отечески улыбался, глядя на умывавшихся гхалхалтаров. С ними он покорит весь мир, и тогда настанут светлые времена. Не будет больше войн, ибо люди и все остальные поймут, что лучше жить вместе под властью высшей добродетельной нации. Все будут спокойно работать: низшие и гномы в рудниках, люди в полях, скелеты в академиях, – а гхалхалтары будут управлять и следить, чтобы не возникло несправедливости – главного корня зла. Гамар готов был положить свою жизнь и тысячи других, чтобы когда-нибудь в далеком будущем жилось счастливо. Однако он понимал – это будет нескоро, а теперь надо было захватить княжество Парзи. И Гамар пристально всматривался в противоположный берег, за которым шли такие же пустынные земли, но уже принадлежавшие княжеству. Скорее туда! Чем быстрее они захватят Парзи, тем ближе светозарное будущее.

Гамар чуть свесился с седла, подозвал к себе одного из сотников. Тот подошел, спешно отирая рукавом мокрое лицо. Он виновато улыбнулся, стыдясь своего вида.

– Что угодно вашей милости?

– Вели нескольким солдатам разведать глубину. Может, удастся перейти залив вброд.

Сотник кивнул.

– Возьми с десяток троллей, пусть посмотрят с высоты.

Сотник повернулся, замахал руками, созывая солдат. Часть из них двинулась вдоль берега. Несколько гхалхалтаров взгромоздились на троллей и поднялись в воздух.

Земля, искривившись, подалась на них, развернулась огромным холстом, по которому чьей-то твердой рукой была выведена широкая полоса залива. С высоты были заметны глубокие места, отливавшие синью, и белесое мелководье, словно у художника не хватило на него краски. У берега черными ворсинками кисти копошились солдаты, проводя тонкие белые мазки брызг. Сквозь звенящий свист ветра доносился смутный звук их голосов.

Гхалхалтары на троллях сделали несколько кругов над заливом и стали возвращаться к своим. Ветер, игриво морщивший драпировку воды, стих.

Гамар смотрел на приближавшихся разведчиков из-под руки, щурясь против солнца, и на лице его застыло ожидание.

Тролли приземлились, а их наездники, спрыгнув на землю, указали на залив:

– Есть несколько неглубоких мест, но пройти в брод – вряд ли!

Армия подступила к заливу. Прибывшие воины в нерешительности остановились, с завистью взирая на купание гамаровских гхалхалтаров. Гамар, большой начальник, – он мог, не спросясь, отпустить своих солдат, а остальные зависели от Хамрака. Угадывая желание подданных, бессмертный махнул рукой, объявляя привал. Корпуса радостно дрогнули и, ломая строй, рассыпались по берегу.

Хамрак остался в седле. Для воинов вода казалась благом, но через несколько часов, когда начнется переправа, она превратится в опасную преграду. Эта мысль убила в бессмертном радость, и он видел в заливе лишь смерть, а в синеве его глубин – холодную сталь ножа.