Несколько дней спустя Ницше впадёт в состояние безумия, из-за которого ещё десять лет проживёт в полном помрачении рассудка.

Для понимания Ницше нет необходимости знать его диагноз, однако важно иметь в виду, во-первых, что психическое заболевание конца 1888 г. представляет собой результат органического поражения мозга и обусловлено внешними причинами, а не внутренней предрасположенностью, во-вторых, что в середине 1880 г. биологический фактор по всей вероятности изменяет общую духовную конституцию Ницше, в-третьих, что психическому заболеванию, тотчас приведшему к глубокой деградации, непосредственно предшествует 1888 г., когда в настроении и поведении Ницше обнаруживаются изменения, представляющие собой нечто новое по сравнению со всем тем, что было раньше.

Если уж ставить диагноз, то психическое заболевание конца 1888 г. вероятнее всего представляет собой паралич. Что касается прочего, то тяжёлый «ревматизм» 1865 г., проявляющийся в виде зубных болей и ломоты в плечевых суставах, принимали за инфекционный менингит, приступы головных болей — за мигрени (чем они как комплексы симптомов вне всякого сомнения отчасти и являются, при этом возникает вопрос, не образуют ли они, взятые в целом, симптома какой-то другой болезни), болезненные проявления, начавшиеся с 1873 г., — за психоневротический процесс, возникший вследствие его внутреннего разрыва с Р. Вагнером, перемены 1880–82 гг. — за первые проявления начавшегося позднее паралича, многочисленные состояния упоения, наступившие позднее, и даже саму катастрофу — за следствие употребления ядов (в частности, гашиша). Если следовать принципу выведения, насколько это возможно, болезненных проявлений из одной причины, то создаётся впечатление, что начиная с 1866 г. все заболевания представляют собой стадии пути, закончившегося параличом. Однако впечатление это весьма спорно. Для философски релевантного понимания Ницше те или иные медицинские категории принимаются в соображение только в том случае, если они несомненны: упомянутые диагнозы таковыми не являются, за исключением того что наступившее в итоге психическое заболевание почти наверняка представляло собой паралич.

Вопрос о заболеваниях некоторые считают вопросом, дискредитирующим Ницше. Связь характера его произведений с болезнью расценивается ими как нечто снижающее их ценность. «Это сочинения паралитика», — говорят одни; «Ницше до конца 1888 г. не был душевнобольным», — говорят другие. Комфортно чувствующий себя рассудок полагает, что можно требовать несложной альтернативы: либо Ницше был болен, либо он был фигурой всемирно-исторического значения; а то, что возможно одновременно и то и другое, отрицается. Нужно бороться с такого рода решительным уничижением или ложным оправданием — они не отражают ни понимания ницшевских идей, ни знания его реальной жизни, но, прикрываясь догматическими утверждениями, парализуют всякое вопрошание и исследование.

Сначала необходимо абстрактно признать, что ценность того или иного творения можно увидеть и оценить единственно исходя из духовного содержания созданного: причинно-следственная зависимость, в которой возникает нечто, ничего не говорит о ценности возникшего. Какую-либо речь нельзя оценить более высоко или более низко, если известно, что оратор, чтобы побороть стеснение, обычно выпивает перед её началом бутылку вина. Внутренне непонятная причинно-следственная связь природных событий, неотъемлемую часть которых составляем мы сами, ничего не говорит о понятности и о смысле и ценности возникающих внутри неё духовных событий , но может — при условии достаточности знаний — сказать только на совершенно другом уровне. Однако этого абстрактного ограничения недостаточно.

Напротив, остаётся вопрос: если процесс развития болезни или какой-то биологический фактор имеет влияние на духовные события, то является ли это влияние стимулирующим, разрушительным, либо индифферентным; или иными словами: принимает ли духовная возможность при новых условиях другую форму, и если да, то в каком направлении происходит это развитие. На эти вопросы нельзя ответить исходя из соображений априорного характера, ответ здесь может быть дан исключительно эмпирически, прежде всего путём сравнительных наблюдений над больными. По мере того как появляется эмпирическое знание, встаёт вопрос, во-первых: есть ли нечто уникальное и незаменимое, что невозникает без болезни(ответ, если он утвердительный, даёт поразительные сведения о действительности духа в мире [37]), и во-вторых: что из недостатков, которые подпадают под критику без учёта болезни, можно связать с этой болезньюи каких недостатков можно ожидать от данного рода болезни (ответ в этом случае можно использовать в целях поддержания чистоты творчества, ибо открывается возможность отделить недостатки, чуждые данному носителю духовности, от сомнительных моментов, к которым он предрасположен).

Однако подобное патографическое рассмотрение таит в себе и опасность для того, кто к нему прибегает. В случае неправомерного использования оно может помешать увидеть чистую высоту созданного и привести, наоборот, к тому, что величие творения и человека будет затемнено. Может ли нечто в духовном творчестве быть связано с болезнью, никогда нельзя выяснить исключительно исходя из смысла и содержания этого творчества путём безоговорочного вынесения якобы критических суждений, которые констатируют, что, будто бы, тот или иной момент является болезненным проявлением. Придавать своему неприятию той или иной вещи видимость уничтожительной объективной констатации психопатологического факта ненаучно и нечестно.

В случае Ницше возможны лишь некоторые подходыв попытке дать ответ на вопрос о связи болезни и творчества; в целом вопрос остаётся открытым, однако его присутствие именно как вопроса является условием правильного изучения Ницше. Методэмпирических констатаций связи душевной болезни и творчества может быть лишь косвенным. Мы движемся по двум траекториям.

1. Во-первых, мы стремимся понять, можно ли установить какие-то временные совпадения. Если изменения стиля, характера мышления, основных идей совпадают по времени с переменами в телесной или психической действительности, то в том случае, если определённое духовное изменение не может быть понято исходя из прежнего состояния подобно другим духовным изменениям у того же самого человека, некая взаимосвязь оказывается вероятной. Этот метод в случае недостаточной определённости диагноза не ведёт к очевидным результатам, но даёт возможность видеть взаимосвязи в общем аспекте, при том что частности остаются недоступными. У Ницше действительно обнаруживаются параллели между духовным развитием творчества и биографически установленными или предполагаемыми психофизическими изменениями.

а) Возникновение множества физических заболеваний начиная с 1873 г. идёт параллельно духовным «отторжениям» Ницше от тех или иных лиц. Однако заболевания этого периода не предполагают психических изменений: их связь с духовными преобразованиями чисто внешняя. Хотя этот перелом был решающим, поскольку Ницше после него никогда уже не выздоравливал, он не сопровождался субстанциальными изменениями в характере духовного опыта. Косвенное влияние на последний оказало сильное ограничение работоспособности и возможности читать и писать, вызванное болезнью глаз; в этом заключается одна из причин, или даже основная причина того, что после 1876 г. господствующим в публикуемых сочинениях становится афористический стиль. Состояние болезни, пожалуй, способствует процессу отторжения, который начинается под влиянием вышеописанных импульсов развития Ницше, но не обуславливает его.

b) Параллельно новым переживаниям и изменениям в характере опыта начиная с 1880 года происходит изменение характера всего творчества Ницше.

Новизна стиляпроявляется в силе образов, в метафорах, обретающих мифологический оттенок, в наглядности изображаемого и в особом звучании слова, в выразительности слога и поэтичности языка. Ландшафт и природа становятся более осязаемыми, в них всё более заметно просматриваются знаки судьбы; дело обстоит так, будто он отождествляет себя с ними, и они становятся его собственным бытием. Друзья замечают в нём это новое. «Ты … начал находить свою собственную форму. И твой языктолько теперь обретает своё полновесное звучание» (Роде к Ницше, 22.12.83).