— Это имеет отношение к магии, да?

— Ох, Дрю, хватит! — вдруг сказала она.

— Хватит — что?

— Вот это самое. — Она показала на вазу и на книгу. — Это совершенно тебе не идет.

— Какого черта! — с горечью произнес Дрю. — Откуда ты можешь знать, что мне идет, а что нет?

— Ради всего святого… — проворчала она. — Можешь взять эту вазу себе на память. Как прощальный подарок…

— Что ты хочешь этим сказать, черт тебя подери?

Анжела раздраженно покачала головой. — Послушай, раз уж мы начали обсуждать «откровенную» манеру в искусстве… — со вздохом начала она, — самое время и мне поговорить с тобой откровенно. Давай начистоту, определимся раз и навсегда…

— Не хочу ничего слышать! — вдруг воскликнул он и зажал уши ладонями.

— Так не может продолжаться, Дрю, — осторожно сказала она.

Он резко отвернулся.

— Закрой свой поганый рот! Заткнись!

Дрю ушел в ванную и захлопнул за собой дверь. Анжела посмотрела ему вслед, скрипя зубами от досады, потом подошла к двери и громко постучала.

— Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю, черт возьми!

Дверь распахнулась, и Дрю cвирепо уставился на Анжелу.

— Я хочу, чтобы ты ушел. Ты слышишь? Вне этих стен у меня есть и другая жизнь, — заявила она. — И я ею довольна.

— А я мешаю этой жизни, верно? — резко поинтересовался он.

— Допустим.

— И чем же я тебе мешаю, можно узнать?

— Нет, Дрю.

Его лицо передернулось, словно от боли, и он отвернулся, чтобы она не видела его страданий.

— Но почему?

— Потому что так нужно.

Однако в ее голосе не было полной уверенности.

— Почему? — повторил Дрю.

Анжела нетерпеливо вздохнула.

— Прекрати бесконечно твердить «почему»! Почему, почему, почему! Ты прямо как шестилетний ребенок!

Дрю резко толкнул ее к стене.

— Никогда, слышишь! Никогда так не говори!

У Анжелы перехватило дыхание, в голове помутилось, и кровь отлила от лица. Когда шок стал проходить, она продолжала ощущать головокружение — словно после глотка шампанского. Она молча смотрела на Дрю, не в силах вымолвить ни слова.

— Ты хочешь быть со мной, да? — умоляюще прошептал он. — Скажи!

Вместо ответа она взяла его руку и притянула ко рту.

— Скажи! — Он прижался к ней. — Пожалуйста, скажи!

Некоторое время они напряженно смотрели друг на друга, а потом Анжела вдруг стала медленно опускаться на колени.

Дрю почувствовал, как ее губы коснулись кожи в его паху. Он вздохнул, а когда она взяла его член в рот, застонал. Анжела подняла на него глаза, а он, запустив пальцы в ее волосы и держа ее голову между ладонями, начал двигаться взад и вперед. Потом чрезвычайным усилием воли отстранил ее, сделал знак, чтобы она встала, и, без усилий подняв ее, перенес на небольшой столик, стоявший у стены. Раздвинув ей ноги, попросил еще раз:

— Ну, скажи, пожалуйста…

— Прошу тебя, — прошептала Анжела.

В их объятии не было нежности. Просто они потянулись друг к другу, их руки и ноги переплелись в страстном, лихорадочном желании. Он приподнял ее, и Анжела обхватила его ногами. Держа ее перед собой c жадно раздвинутыми бедрами, Дрю резко вошел в нее, и они наконец слились воедино, хорошо понимая, что у их связи не было будущего.

Много времени спустя, когда Анжела попыталась воспроизвести в памяти происшедшее — и боль, и наслаждение, то вспомнила лишь его слезы, когда он кончал. В этот последний момент она спросила, как его настоящее имя. Она положила его голову к себе на колени и стала гладить его роскошные черные волосы. Дрю медленно перевернулся на спину, переплел свои пальцы с ее пальцами и посмотрел ей прямо в глаза.

— Сначала ты скажи свое.

— Не начинай все сначала.

— Почему бы тебе не признаться? Ведь я теперь и так все знаю.

— Ты хочешь все разрушить?

— Мне нечего терять.

— Как и мне.

Дрю взял ее руку и, прижав ладонью к своему рту, стал водить по ней языком.

— О да, моя Милашка, — шептал он. — Я в этом не сомневаюсь…

Этот ресторан, из окон которого открывался прекрасный вид на Гайд-парк, был любимым местом ее отца. Он обожал атмосферу этого ресторана, где у них был «свой» столик у окна. Вот уже много лет они старались поддерживать традицию своих ежемесячных завтраков в этом заведении, которая нарушалась лишь в тех случаях, когда кого-то из них не было в стране. Сегодня они заранее условились о встрече и даже напоминали друг другу о ней не один раз, и тем не менее он опаздывал. Джеки посмотрела на часы, а потом снова повернулась к окну.

В небе клубились грозовые облака, и крупные капли угрожающе ударяли в стекло, но потом небо прояснилось. Деревья в парке казались безжизненными. Они стояли, не шелохнувшись, только самые кончики ветвей слегка дрожали, и с них падали капли воды на и без того разбухшую от влаги землю.

— Соскучилась?..

Джеки от неожиданности вздрогнула, а потом засмеялась.

— Я уже начала удивляться, куда ты запропал…

— Найгель решил переместить съемки в другое место. Не доверяет ненадежной шотландской погоде, — сказал Дэвид, с виноватой улыбкой усаживаясь за столик. — Мы перебираемся поближе к Форт-Вильяму. На тот случай, если вдруг пойдет снег, у нас под боком будет по крайней мере приличный отель.

— Ты, кажется, взволнован? — спросила она, заранее зная его ответ, который был написан у него на лице.

Он кивнул.

— Должен признаться, что вот уже много лет я не ждал роли так, как ждал эту. Хотелось бы только, чтобы работать пришлось поближе к дому.

Дом для него был там, где была Клэр. Особенно теперь. И все же в глубине души он сознавал, что, если бы съемки фильма были намечены где-нибудь в Австралии, он все равно согласился бы на эту роль — и при том с не меньшим пылом. Дэвид понимал, что для него это последний фильм. Будучи человеком романтического склада, он видел в этом волю провидения, а не только случайность, благодаря которой он получил такой подарок — в его-то годы!..

— Ты никогда раньше не волновался.

Он поерзал в кресле.

— Не обращай внимания. Это, вероятно, сказывается возраст.

Однако такие понятия, как старость и возраст, никак не подходили ее отцу. Для нее он был Дэвидом Джонсом — прекрасным актером. Она бросила на него испытующий взгляд.

— Это все, что тебя беспокоит? Или есть еще что-то?

— Господи, да я и думать ни о чем другом, кроме этого, не в состоянии! — улыбнулся он и взял меню. — Ах да, у меня есть для тебя несколько очень хороших новостей. Весь этот разговор вокруг моей персоны совершенно вытеснил их у меня из головы. Вот он, актерский эгоизм.

— Я достаточно знаю об эгоизме актеров. Как, впрочем, и вообще об эгоизме. Мне бы больше хотелось послушать о хороших новостях.

— Я нашел для тебя ангела-спасителя, — сказал Дэвид. — Вернее, это сделала Клэр.

Джеки удивленно подняла брови.

— Невероятно! Но кто он? А главное, сколько он даст?

— Это, естественно, один старый друг, которого она не видела много лет, — нахмурился он. — Уверен, она называла мне его имя… Но оно выскочило у меня из головы. Вот память!..

— И он действительно заинтересован в постановке?

— Вне всяких сомнений.

— А цифра ему известна?

— Думаю, что да.

— То есть ты хочешь сказать, что он закроет брешь, которая появилась в нашем бюджете с уходом австралийцев?

— Пожалуй.

Джеки боялась поверить такой удаче.

— И как ты мог забыть его имя? — Она недоверчиво покачала головой. — Папа, это просто чепуха какая-то!

Дэвид виновато вздохнул.

— Кажется, он канадец. Вот и все, что я запомнил… Но Клэр, естественно, посвятит тебя во все подробности.

Джеки насупила брови.

— А ты действительно уверен в том, что рассказал?.. То есть я хочу сказать, может, ты что-то не так понял…

— Нет, я понял все правильно, — сказал Дэвид, накрывая своей ладонью ее руку. — Извини, что не могу рассказать тебе подробнее. Но Клэр сказала мне об этом два слова по телефону, а я был поглощен чтением сценария и, видимо, не успел сосредоточиться…