В груди у него похолодело. Неужели Люси?..

— Дай подумать… Может, мне Люси сказала, а? Кажется, мы с ней на днях где-то столкнулись… — Он встал. — Выпьем еще?

Ричард тупо кивнул.

— Кстати, — сказал Роджер, — я совсем не собирался тебя отговаривать, но, ей-Богу, писательство — никчемное занятие. Подумать только: чахнуть над пишущей машинкой, понимая, что едва ли удастся издать книгу…

Взяв стаканы, он отошел. Ричард оторвал взгляд от мокрых следов, которые остались на столе от стаканов, и посмотрел вслед удалявшемуся Роджеру.

Под его дорогой шелковой рубашкой, обтягивающей широкую спину, угадывались крепкие мышцы, которые, наверное, смотрелись весьма впечатляюще, когда он раздевался. Эти мышцы, надо думать, чрезвычайно ритмично напрягались и расслаблялись, когда он занимался любовью с Люси…

Попрошайка злобно заматерился, когда Дрю продефилировал мимо него, не потрудившись бросить в жадно протянутую ладонь хотя бы четвертак, но Дрю только рассмеялся в ответ. Наконец-то он был дома. В милом сердцу Нью-Йорке. Он сразу отправился в Вест-сайд, где отчаяние и нищета выглядывали из-за каждого угла…

В одной из этих трущоб обитал Олег Бергман. Это был район, где прямо посреди улицы, ржавея и разваливаясь, стояли брошенные трамвайные вагоны, а у обочин гнили старые ничейные автомобили.

Дрю, конечно, догадывался, что если появится здесь душным невыносимо жарким летним днем, то одежда мгновенно станет липкой от пота и противно пристанет к телу. Немногим лучше чувствовали себя черномазые и пуэрториканцы, часами присиживающие на улице, а также детвора, кувыркающаяся под бьющей вверх струей пожарного гидранта — этого фонтана для бедных. Все это напоминало ему его собственное детство, о котором он, впрочем, старался вовсе не вспоминать.

Прошлой ночью его мучили ужасные кошмары, от которых он с трудом пробудился, чувствуя, как его прошибает холодный пот. Виной всему был его неугомонный дружок, который беспокойно ворочался у него между ног.

Он включил ночник, стоявший около кровати, и обнаружил, что простыня, а также его собственные бедра и ягодицы мокрые и липкие, словно он во сне наделал под себя. К тому же в висках у него немилосердно стучало, а к горлу поднималась тошнота. Если бы не упаковка банок кока-колы, которой он запасся накануне в баре на Таймс-сквер, то он, пожалуй, сошел бы с ума в этом тесном, как гроб, душном гостиничном номере. Банка обыкновенной кока-колы показалась ему подарком доброго ангела-спасителя, явившегося прямо с небес.

Жадно глотая живительную влагу, Дрю на миг увидел перед собой мать. Ее руки гладили его грудь, и он даже почувствовал головокружительный запах лаванды, когда она придвинулась вплотную.

Бессознательно сжимая кулаки, он шел по тротуару, стараясь не угодить ногой в какую-нибудь яму или трещину, которых здесь было предостаточно.

Перед домом, где жил Олег Бергман, красовалась огромная лужища, через которую в качестве мостка была переброшена доска. Когда Дрю дошел до середины доски, она прогнулась и его новые туфли погрузились в грязь.

— Черт! — выругался Дрю, обводя взглядом десятки пыльных окошек и ободранные стены, испещренные кричащими надписями и рисунками. — Чего ради я так надрываюсь?..

Квартира, в которой Дрю встретил старик лет семидесяти пяти, выглядела еще более обветшалой, чем ее хозяин. Дрю поморщился. В захламленной комнате стояла вонь — здесь пахло застарелым потом, табаком и мочой. В картонных коробках лежали кипы газетных вырезок и старые театральные и кинематографические журналы, а в открытом чемодане — толстые пачки черно-белых фотографий.

— Присаживайтесь, пожалуйста…

В комнате было всего два кресла. В одно из них уселся Бергман. У него было маленькое высохшее тельце и большая лысая голова, которая склонилась набок, когда он взглянул на Дрю.

— Благодарю вас…

Дрю сел и перевел взгляд на старика. Он всей душой надеялся, что никогда не превратится в подобное отвратительное создание со старушечьим лицом, покрытым бесчисленными полопавшимися капиллярами, с опухшими серыми веками и с щелками вместо глаз. Физиономия словно из фильма ужасов.

— Вы, стало быть, желаете разузнать об одной из моих девочек? — осведомился старик.

Дрю кивнул.

— А ваш частный детектив сказал вам о том, сколько это будет стоить?

— Сто долларов.

— Двести! Вы, видно, плохо расслышали.

— О'кей!

Бергман терпеливо дождался, пока Дрю выложит перед ним деньги.

— Как ее тогда звали? — спросил старик.

— Джонс… Это все, что мне известно.

Старик с усилием засопел.

— Дайте подумать… — Он вздохнул. — А чем она занималась? Какого цвета у нее были волосы? Сколько ей было лет?

— Она работала стриптизершей, и у нее были рыжие волосы. А лет ей было, я думаю, около двадцати.

— Где это было?

— Может, в Лос-Анджелесе. Может, здесь, в Нью-Йорке, — пожал плечами Дрю.

— Сколько лет тому назад?

— Может, лет двадцать пять…

— О Господи! — проворчал старик и остро взглянул на Дрю. — Налейте-ка мне. — Он кивнул на маленький холодильник. — Там в бутылке из-под красного вина есть отличный джин.

Дрю прошел в ту половину комнаты, которая служила кухонькой, и достал джин. Около кресла, в котором сидел Бергман, прямо на полу стоял маленький стаканчик. Он поднял его и подал Бергману, а сам стал отвинчивать пробку.

— Успокойтесь, юноша. У вас так дрожат руки, что вы, пожалуй, расплещете весь джин мне на штаны! — сказал старик.

Он одним глотком осушил стаканчик и отдал его Дрю.

— Она использовала еще какое-нибудь имя?

— Может быть… Я не знаю.

Бергман вздохнул.

— Так вы говорите: Джонс…

— Точно.

— Большая?

Дрю нахмурился, недоуменно глядя на старика.

— У нее большая? — нетерпеливо сказал старик, делая красноречивый жест руками.

— О да, пожалуй…

— Тогда посмотрите в той коробке… — Старик неопределенно махнул рукой. — На ней эмблема «Пепси-колы»…

Несмотря на то что снаружи коробка была покрыта толстым слоем пыли, внутри все было в образцовом порядке: аккуратные папки разложены в алфавитном порядке. Каждое личное дело содержало фотографию в полный рост и подробное описание, которое заканчивалось итоговой оценкой по десятибалльной шкале.

Перебирая пожелтевшие фотокарточки и листки, Дрю присел на корточки. В горле у него пересохло от волнения. Помедлив секунду, он принялся сразу за фамилии на букву «Д». Его сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда он одну за другой перебирал карточки. Однако он отыскал лишь одну Джонс. Ею оказалась какая-то миниатюрная шлюшка.

Некоторое время Дрю сидел неподвижно, онемев от разочарования и отчаяния. Потом принялся перебирать картотеку от начала до конца. Просто для самоуспокоения.

— Здесь ее нет, — наконец пробормотал он, пересмотрев все карточки.

Бергман покачал головой и потер серую щетинистую щеку. Потом закурил.

— Она должна быть там… Но, может быть… — Он многозначительно покачал головой и стряхнул пепел с сигареты прямо на пол.

— Что — может быть?

— Зависит от того, насколько вы в этом заинтересованы.

Дрю прокашлялся.

— Сколько вы хотите? — понимающе кивнул он.

— Тысячу долларов.

— Ах ты, старый хрен!

— Если вы хотите получить нечто действительно ценное, то извольте раскошелиться. Могу вас уверить, что останетесь очень довольны.

— А откуда я знаю, что это именно то, что я ищу? — недоверчиво спросил Дрю.

— То самое.

— Это не разговор, старик.

Бергман откинулся к спинке кресла и ухмыльнулся.

— Хорошо… Это Милашка Джонс. Рыжие волосы, вот такие груди и прекрасные ноги. На сцену она выходила обычно в красных шелковых чулках. В начале шестидесятых я работал с ней около четырех лет. Она была одна из лучших, эта Милашка. Сговорчивая девушка, вы меня понимаете? В вашем распоряжении будет несколько отличных фотографий… — Он причмокнул губами. — К тому же у нее был ребенок. Она возила его повсюду с собой. Мне это не нравилось. Для нашего бизнеса это большое неудобство. — Он передернул плечами. — Последнее, что я о ней слышал, это то, что она вышла замуж за какого-то богатого типа из киношников. — Он засмеялся. — Да, она была девушка — пальчики оближешь, эта Милашка! — Он помолчал и испытующе поглядел на Дрю. — Хотя сейчас она, пожалуй, уже давно не девушка. Вам, должно быть, о ней больше моего известно…