Нежный закат заполнил все вокруг. Проник в наши сердца…

Несмотря на тайфун с его ураганным ветром и проливным дождем, космея не погибла. Смятые и, казалось бы, безнадежно поломанные стебли поднялись с земли, потянулись к небу. На стебельках один за другим появлялись новые листья красивого зеленого цвета, гораздо более густого, чем раньше.

— Молодец, не сдается! — восхищенно сказал Кавабэ.

Теперь после занятий мы сразу шли к деду — его дом сделался чем-то вроде нашего штаба. Мы наблюдали за космеей, ели купленные по дороге булочки и делали домашнее задание.

Дед всегда встречал нас какой-нибудь фразой вроде: «Опять вы приперлись» или «Будете шуметь — выгоню». Но тем не менее купил еще три специальных подушки, чтобы мы могли сидеть все вместе вокруг низкого столика.

— Что вы все зубрите да зубрите? Для чего вам? У вас все равно головы дырявые.

— Дырявые. Оттого и приходится зубрить.

Такие разговоры Кавабэ и дед вели ежедневно по нескольку раз на день.

Но на самом деле он здорово нам помогал — делал вместе с нами домашние задания по истории и по родной речи. Каждый раз, когда нам задавали новые иероглифы, он находил слова, которых мы не знали и чтобы они обязательно писались с этими иероглифами. Он показывал нам слово и объяснял его значение.

Когда мы проходили иероглиф «крона дерева», он объяснил нам слово «кущи» — «океан крон». Иероглиф «завладеть» мы запомнили благодаря слову «Ашура» — «завладевший шелком». Ашура — это такой зловещий воинственный демон, живущий либо в дремучем лесу, либо в морской пучине. Потом был еще иероглиф «гроздь», который пишется в слове «вымя» — «молочная гроздь». Это самое «вымя» даже Ямашта запомнил с первого раза. Благодаря деду Пончик вообще стал гораздо лучше разбираться в иероглифах.

Как-то вечером мы возвращались домой, после того как дед рассказал нам невероятную историю о Минамотоно Ёсицунэ — это тот великий полководец двенадцатого века, который объявил войну собственному брату и потерпел сокрушительное поражение. Так вот, оказывается, он вовсе не покончил жизнь самоубийством, как учили нас в школе, а бежал на северный остров Хоккайдо, откуда морскими путями добрался до материка и сделался там монгольским героем — легендарным Чингисханом. Впрочем, великий полководец меня не очень волновал.

— Слушайте, вы помните ту старушку, которую мы навещать ездили?

— Из дома престарелых?

— Ага… Она вам никого не напоминает?

— Чего? — Ямашта с Кавабэ переглянулись.

— Ты о ком?

— А вы сами не заметили?

— О! — Ямашта посмотрел на меня.

— Похожа, правда?

— Похожайохожа.

— Да на кого? Скажите уже! — Кавабэ все еще не догадывался.

— Помнишь, «Лавка семян Икэда»?

— На старушку из лавки?

— Что, скажешь, не похожа?

— Похожа.

Деду мы решили пока не рассказывать, что ездили к Яёи Коко в дом престарелых. Это был наш секрет.

— Может, попросим у нее, ну, у этой старушки…

— Что попросим?

И я рассказал о своем плане.

Вид у него был такой, будто он встретился лицом к лицу с призраком.

Когда мы привели к нему старушку из лавки и сказали, что это Яёи Коко, он посмотрел на нее так, как если бы она восстала из мертвых.

Поначалу мы сказали старушке из лавки, что космея вот-вот расцветет, и пригласили ее посмотреть на цветы. Но по дороге мы все ей объяснили и попросили ненадолго стать Яёи Коко.

— Понимаете, он все еще не может ее забыть.

— Он, наверное, каждый день мечтает о том, что встретится и поговорит с ней.

— Знаете, как он обрадуется!

— Что же делать? — задумалась старушка. — Вряд ли он поверит, что я это она.

— Поверит! Вы очень похожи! Вы невысокая, кожа у вас белая и лоб круглый, совсем как у нее.

Старушка машинально коснулась рукой своего лба.

— Я смотрю, мальчишечки, вы все продумали.

— Да.

— Ну хорошо. Молодцы. Раз так, то я согласна.

— Ну, вот и хорошо! — эхом отозвался Ямашта.

Дед как раз вышел во двор с тазиком в руках снимать сухое белье. Услышав, кого мы ему привели, он застыл, как изваяние. Старушка вежливо ему поклонилась.

На веревке весело раскачивались дедушкины подштанники.

— Может, присядете здесь? — позвал с веранды Ямашта. Он уже успел принести с кухни два стакана с холодным пшеничным чаем.

— А ты, я смотрю, чувствуешь себя как дома. — На самом-то деле дед вовсе не смотрел на Ямашту. Он торопливо пошел к дому, и лицо у него было страшное. Немного не дойдя до веранды, он вдруг обернулся и сказал гостье:

— Пожалуйста, заходите, садитесь. — И с этими словами взошел на веранду.

А еще через мгновение, все так же крепко прижимая к себе тазик, сел со всего размаху на курившуюся благовонную палочку, которая горела на веранде, чтобы отпугивать комаров.

— Ай-яй-яй, горячо!

Старушка с трудом подавила улыбку. На деда было страшно смотреть.

Я сделал Ямаште знак рукой: «Посторонним покинуть помещение».

На следующий день мы, как всегда, после занятий направились к деду. Увидев нас, он не произнес ни слова. В комнате было жарко, пахло свежевыглаженным бельем.

Дед спрыснул из пульверизатора белую наволочку и прошелся сверху утюгом. Раз, другой, нажимая с силой, чтобы разгладить складки. Потом поставил утюг на подставку, взял следующую наволочку и снова начал брызгать из пульверизатора. На руке, в который был зажат утюг, выступили синие жилки.

— Жара такая, а вы гладите. Давайте лучше пообедаем!

— Хотите, мы в магазин сходим?

— Может, и правда нужно чего купить?

Он продолжал молчать. Ни слова в ответ не сказал.

— Как прошла встреча? — не выдержал наконец Кавабэ. — Как вчера было?

Дед выдернул провод из розетки и принялся надевать хрустящие от чистоты наволочки на подушки. Он молчал и в нашу сторону не смотрел.

— Вы не хотели с ней встречаться, да? — испуганно спросил Ямашта.

И на это никакой реакции не последовало. Ямашта укоризненно взглянул на меня, словно говоря: «Вот, посмотри, что ты наделал! Вечно придумаешь что-нибудь…»

— Вы что, сердитесь на нас, что ли? — спросил я, надувшись. Дед сложил — одна на другую — четыре подушки, которые в постиранных, свежевыглаженных наволочках выглядели новенькими, только что купленными, и кинул на меня мрачный взгляд.

— Вам повезло, что я пообещал этой женщине вас не ругать.

— Вы что, сразу догадались?

— А ты как думал?

— Так вы поэтому сердитесь?

Дед облокотился на башенку из четырех подушек и сказал:

— Вы ее заставили соврать, жулье бесчестное!

— Какое еще жулье?! — тут же завопил Кавабэ.

— Заткнись, идиот! — зарычал дед.

Меня буквально подкинуло в воздух — я еще никогда не слышал, чтобы он издавал такие звуки.

— Мы хотели как лучше!

— Как лучше, как хуже… Не в этом дело.

— А в чем? В чем дело?

— А в том, что вы чужую жизнь в обезьянье шоу превратили.

Он уже не кричал, но эти слова — мрачные, тяжелые — придавили меня, как каменная плита. Это было гораздо, гораздо серьезней, чем если бы он сказал, что мы придурки и злобные уроды.

— Я честно думал, что это хорошая идея. Она так похожа на ту, другую…

Тишина. Долгая-долгая тишина. Я даже испугался. Осторожно глянул на деда и увидел, что он буквально сверлит меня глазами.

— Что это значит?

И тут я понял, что проболтался.

— Что это значит: «Похожа на ту, другую…» А?!

Кавабэ процедил сквозь зубы:

— Ну и придурок же ты, Кияма.

Ямашта, понимая, что все потеряно, втянул голову в плечи.

— Ну, мы с ней встречались… — сказал я.

— Вы ее нашли?

— Да.

И я рассказал ему все по порядку. О том, как мы обзванивали ее однофамильцев. О доме престарелых. О сестре и племяннике, в доме которых она раньше жила.

— И как она? В порядке?

Дед опустил голову так низко, что я не видел ничего, кроме его лысой макушки.