Начинающая Ведьма ревела от обиды и пила можжевеловую. Опытная же пила отвар из трав, в который раз вспоминая добрым словом прадедушку, тайно научившего ее языку Черного Рыцарства, и размышляла. Уже час сидели они у открытого очага в ее персональной и весьма благоустроенной пещере и размышляли, как же такое с ними могло произойти. Скомканные тела и одежда из мертвых зверей валялись в углу.

— Послушай, дорогая, — сказала вдруг Опытная Ведьма. — А что ты делала, пока шла на встречу со мной?

Начинающая перестала плакать и засмущалась…

— Ну… Я… Короче, я тут вспомнила бабушкины рассказы и попробовала… Я просто хотела… То есть, наоборот, я не думала…

— Что хотела??? — рявкнула Опытная. — Быстро говори, что ты делала!

— Я только обошла три раза Ратушную площадь! Против часовой стрелки! — обиделась Начинающая. — И ничего такого! Это заклинание давно не действует, ведь Ордена Иезуитов много лет нет, а в этих краях его никогда не было и…

Опытная молча и пристально посмотрела на нее, потом подошла к полке с книгами, выбрала одну пыльную и затрепанную, полистала и, раскрыв на нужной странице, молча швырнула на колени к Начинающей. Та поднесла книгу к глазам и стала читать по складам (древние языки всегда трудно давались ей): «Когда же кто захочет быть невидим Ордену Иезуитов год полный и грядущий, выйди к Ратуше под полную луну уходящего года и пройди по ходу Луны посолонь три полных круга, произнося так…» Далее следовали слова заклинаний.

— Поняла? — резко спросила Опытная.

— Что? — пролепетала начинающая.

— По ходу Луны ПОСОЛОНЬ! То есть, говоря современным языком, — по часовой стрелке! ПО, а не ПРОТИВ! Читай дальше! — припечатала Опытная.

— А ежели кто пройдет ПРОТИВОСОЛОНЬ, то будет ему беда или смерть от Черного Рыцаря, — дочитала Начинающая угасающим голосом.

И она виновато посмотрела на Опытную.

А потом они вместе пили можжевеловую и тихонько разговаривали до рассвета.

Когда пришла пора Начинающей Ведьме отправляться в обратный путь, Опытная подарила ей целых три мешочка с Бесценным Опытом. Она давно уже не сердилась, а совсем наоборот: собиралась в ближайшем будущем навестить Начинающую на Варяжских болотах. Тем более что Начинающая еще долго не смогла бы снова приехать к ней в гости. Ведь всем известно, что по закону любой, кто был задержан в Старом Городе Орденом Черных Рыцарей-молчальников и потом отпущен, не имеет права пересекать границы крепостной стены в ближайшие десять лет.

У меня нет писательской биографии. Яничего не написала, кроме этих рассказов и еще нескольких на английском. Мои любимые писатели — Достоевский и Хармс, Кафка, Джойс, Борхес…

Мне кажется, я пишу, исходя из принципа «честности», а не для того, чтобы заинтересовать читателя интригой. Мне все время хочется поделиться с людьми открытиями, которые я делаю в так называемой жизни. Поэтому, я выбираю слова, которые еще не успели потерять свежесть от избыточного употребления, свежие слова, близкие к коже, в странных сочетаниях, непривычных, нетрадиционных, не вполне литературных.

Так не говорят. Так не пишут. Я знаю.

Сменим карты. Как бы сменим лица. Ха-ха-ха. Простенькая метафора. Обновим milieu. Пересдадим. Ведь понятно? Тебе надо срочно как-то все улучшить. Мне это ясно видно, а тебе как бы нет, но на самом деле ты тоже это знаешь и мучаешься. И так можно начать опять расстраиваться и опять заболеть. Вот я тебя и заговариваю. Предлагаю сменить кое-что. Или нет: сменить — это слишком резко, это ты сейчас не поймешь и будешь сопротивляться и цепляться и противиться и только больше расстроишься. И я тоже. Так я просто предлагаю, чтобы ты сама себя увидела с небольшой высоты взгляда медитирующего, по-над собственной головой. То есть не с высоты птичьего полета, а поближе к себе: зачем так улетать высоко, просто с высоты немного выше себя. На два с половиной сантиметра. Глупо тебе сейчас рассказывать, зачем я тебя прошу на себя посмотреть, усевшись в позу медитирующего, закрыть глаза и — и что? А что дальше, я не скажу, потому что ты не поймешь, пока не сядешь. Поэтому пока будем иметь дело с тобой как ты есть. Просто представь себе себя. Знаю, тебе покажется это заезженным приемчиком всех гуру, которых ты встречала или читала. Мол, начните делать как я, и все вопросы ваши глупые отпадут сами собой. Да-да, я знаю, тебя тошнит от такого довода (я знаю, ты думаешь — кто они вообще такие, чтобы хотеть быть, как они?). Тогда ты просто представь, что ты меня послушалась, и села, и вдохнула воздух через нос, и выдохнула, и так множество раз, и потом посмотрела на себя с высоты своей макушки. (Не буду тебе говорить, что взгляд образуется изнутри твоей собственной головы — не буду, чтобы не впасть в патологию трюизма, который обречен на пустое произнесение, ибо смысл из него был вымыт из-за слишком частого употребления). Я знаю тебя, знаю, как ты не любишь заезженные выражения, — и знаю, что я уже запятнала себя, потому что вдохнуть воздух — это, ясное дело, тавтология. Прости, прости. Но хотя бы заезженного выражения «взгляд в себя» удалось избежать, ты заметила? Я с тобой тут, в смысле стиля. Я с тобой. Я это говорю не просто как психиатр, который пытается завоевать доверие своего пациента, — нет-нет, я тоже люблю стиль и грамотность. Ты давно замечала, что там, где гуру, там безвкусица. Это так верно! Я тут совершенно с тобой. Ну пожалуйста, пожалуйста, представь себе, что где-то там есть гуру со вкусом и он говорит те же самые слова, все те же самые слова про дыхание, только он перемежает их ссылками на Гадамера. Он тоже говорит — вдохнуть воздух через нос, так и говорит, не боясь тавтологии, и он ничего не пророчит, просто очень хочет помочь. А помочь — это быть как он. Свободным. Спокойным. Понимать Гадамера. Ах нет, не сломить мне твое отвращение без ссылок. Ну тогда поверь. Я знаю, если бы ты встретила того самого гуру со вкусом, ты бы ему немедленно сдалась. Делала бы, как он скажет. Так можешь ты мне поверить, что есть гуру со вкусом? И вот представь, что вместо меня те же самые слова говорит гуру со вкусом, и он говорит: поверь, что если ты будешь дышать со смыслом, то жизнь твоя радикально улучшится.

Сядь и подумай, посмотри на себя с высоты своей макушки и скажи мне, что ты видишь. Видишь ли ты то же, что я? Что твоя игра не идет так, как хотелось бы? Только не спеши пожелать изменений, просто смотри. Ничего не желай, ничего не хоти — ты же помнишь, очень важно правильно сказать, чего ты хочешь, я и сама еще толком тут не знаю, знаю лишь, что это самое главное — знать, чего просить, потому что — сбудется. Так надо быть очень осторожной. Да?

Так пересядем. Нет, пересядем — не то. Пожалуй, пересдадим. Да. Точно: надо пересдавать. Надо пересдавать — я вот вижу: то, что происходит, ужасно. Мне тебя жаль — нет, пожалуй, нет: мне тебя ЕЩЕ не жаль. Но в будущем мне может быть тебя очень-очень жаль. Так сядь и посмотри на себя с высоты своей макушки и пожалей себя моей жалостью. Это будущее — для тебя всего лишь печальная возможность, в которую ты можешь и не впасть, и тебя не придется жалеть, потому что ты не проведешь свою вечность в ожидании следующего, единственно правильного и окончательно победного хода, который они сделают, и вы вместе выиграете.

Так вот: мне сейчас тебя еще не жаль. Я просто предлагаю посмотреть, что происходит. Просто посмотри, что можно сделать, я имею в виду — что можно с ними сделать. С теми, что у тебя на руках. Я знаю, знаю, некоторых ты набрала сама, по собственной воле — положим, в некоем недальновидном предвкушении их воображаемой ценности. Ты же не просто так их набирала — посмотри на них, посмотри еще раз. Что-что? — But I love them? Нет-нет, подожди, посмотри пристальнее, честнее, чем обычно, чем всегда: разве можно с ними что-то сделать, куда-то пойти, как-то где-то? Ах да, ты гневно тут, наверное, спросишь: о чем это? Какой отвратительно упрощающий неприличный жаргон, какая пошлость — какое-то делячество! Что за «как-то где-то»?