Станет ли кто-то убивать женщину за то, что она высказывает резкое суждение о городском театре? — размышлял Хункелер. Нет, конечно. Театр в этом городе никакой роли не играет, только стоит денег. Никто ради этого за нож хвататься не будет.
Хункелер знал, что его ждет в ближайшие дни и недели. Полицейская машина постепенно раскрутится до белого каления, а результат — горячий воздух, и все. Совещание за совещанием, с обычным злопыхательством и нападками. А что хуже всего, прокурор Сутер отложит свои отпуск и каждые два дня будет устраивать пресс-конференции, потому что очень хочет сделать карьеру.
Все-таки здесь явно преступление на бытовой почве. Это Хункелер понял сразу. Следов борьбы нет. Стало быть, г-жа Эрни наверняка знала убийцу. Далее, с защитным жалюзи определенно что-то не так. Преступник (или преступница) проник в помещение отнюдь не через окно, хотя осколки стекла лежат внутри. Разве что жалюзи было поднято. Но в таком случае — если стекло разбито снаружи — кто-нибудь наверняка бы слышал звон.
Пока что Хункелера не интересовало, кто именно совершил убийство. Подозреваемых в окружении практики хватало с избытком. Кой-кого назвала г-жа Цбинден, будут и другие. Версий наберется множество, но в ходе дознания почти все они отпадут сами собой. И в конце концов появится твердое подозрение, по крайней мере он на это надеялся.
Действовать агрессивно нет смысла. Таким манером только разрушишь тонкую вязь взаимоотношений, которая выявляется исподволь, потихоньку. Надо подождать, спокойно и терпеливо, послушать, присмотреться.
Комиссар снова воспрянул духом. Он знал, какой выберет путь. И лето себе испортить не даст. А в нужное время обязательно будет в нужном месте.
Еще раз вдохнув аромат липы, Хункелер расплатился и зашагал через знойный город в сторону Рейна.
Почти в полдень он добрался до купальни Санкт-Йоханн. Солидная вековая постройка на чугунных опорах, возведенная прямо над Рейном, — с кабинками, верандами-соляриями и столиками, за которыми можно выпить кофейку и съесть сосиску с картофельным салатом. Как здешний завсегдатай Хункелер имел персональный шкафчик с ключом.
Надев плавки, он вышел на улицу и зашагал вверх по берегу. Раскаленный асфальт больно обжигал подошвы, но к этому он привык. Ему нравилось идти вдоль реки: справа тянулись старинные дома предместья Санкт-Йоханн, слева — одетый камнем крутой откос, меж плитами которого росли маргаритки и просвирник. Зеленая гладь Рейна, стремящего свои воды в долину, на другой стороне — темные деревья. Уголок дикой природы посреди города, и он сам — полуголый дикарь на вольной охотничьей тропе, правда тонконогий и с изрядным брюшком.
Хункелер миновал мост Миттлере-брюкке, по которому катил полуденный поток машин, прошел вверх по Рейншпрунгу, мимо кучки японских туристов, которые вежливо, сдержанно посмотрели на него, и он тотчас ощутил себя этакой городской достопримечательностью.
У Собора он бросил беглый взгляд на Колесо жизни над Галловыми воротами. Одних оно возносило вверх, к счастью, других увлекало вниз, к бедствиям. Мне везет, подумал он, у меня есть деньги, и любимая женщина, и прохладный домик в Эльзасе. А вот Кристе Эрни не повезло. Ему вспомнились ее открытые мертвые глаза.
Спустившись к паромной пристани, он прыгнул в реку. В первую секунду, как всегда, захватило дух. Но, едва очутившись в воде, он почувствовал себя просто замечательно и скользил в глубину, пока не иссякла энергия прыжка. Слышал, как шуршит галька на дне, тихонько сползая вниз по течению, слышал рокот судового двигателя. Вынырнул и долго неподвижно лежал на спине, смотрел на солнце, сиявшее над апсидой Собора.
После двух комиссар трамваем доехал до площади Хойвааге и вошел в Ваагхоф. Коротко поздоровался с г-жой Хельд, которая дежурила за стеклянной перегородкой. Она укоризненно подняла палец, и он остановился. Г-жа Хельд относилась к нему весьма благосклонно.
— Что стряслось? — спросил он.
— Вы у меня спрашиваете? Лучше бы у себя самого спросили. Сутер орал как ненормальный: где этот стервец Хункелер?
— Стервец охлаждался в Рейне, чтоб мозги лучше работали.
Она звонко рассмеялась, вернее, фыркнула.
— Только шефу не говорите — голову отъест. Между прочим, в два началось совещание. А в шесть назначена пресс-конференция, с участием главного прокурора.
— Я думал, он в Церматте.
— По-вашему, он упустит такой случай? Как только услышал, что у нас тут убийство при отягчающих обстоятельствах, немедля сел за руль.
— При отягчающих обстоятельствах? А почему не простое убийство?
— Потому что тема больно горячая. Все только и говорят, что об убийстве докторши.
Комиссар зашел в кафетерий, взял в автомате бумажный стаканчик с кофе. В помещении никого не было, кроме итальянца-бармена, который уныло сидел за стойкой, читал «Гадзетта делло спорт».
В зале заседаний собралась вся команда вкупе с д-ром де Вилем и судебным медиком, д-ром Рюинером, который как раз взял слово. На взгляд Хункелера, мужик он был неплохой, может, малость заносчивый, но всегда не прочь повеселиться.
Хункелер молча прошел к столу и сел на свободный стул. Отхлебнул кофе — горечь.
— Та-ак, — протянул Сутер, нервно постукивая пальцами по сверкающей столешнице, фанерованной шпоном какой-то тропической древесины. — И как же вы объясните свое опоздание?
— Я хорошо знал Кристу Эрни, — сказал Хункелер, — раньше, еще когда мы в университете учились. Она на медицинском, а я ходил на право и философию. Криста сдала выпускной экзамен, я — нет. Она была одним из вожаков студенческого движения, замечательным оратором. А я так, попутчик. И вот она мертва. По-вашему, мне это безразлично?
— Это не объяснение, а сентиментальная чепуха. Мы все знали и любили доктора Эрни, умнейшая была женщина. Каждому в городе это известно. Потому-то наша обязанность — мобилизовать все силы и средства на раскрытие данного преступления. Где вы были?
— В Рейне. А потом закусил сосисками и картофельным салатом.
— Как вы сказали?
— Да так и сказал. Думал о Базеле, о своей юности, о Штефане Хеллере, который скончался десять дней назад. Мне лучше думается, когда я лежу в воде.
— Вы комиссар полиции! — завопил Сутер. — Ваша задача — руководить дознанием. А вы вместо этого плавать изволите. Проступок серьезный, и вас ждет дисциплинарное взыскание.
— Минуточку, с вашего позволения, — вставил д-р Рюинер. — Вы не могли бы выяснить свои разногласия intra muros [4]? Мне кажется, это не слишком способствует дознанию. У меня мало времени, надо делать вскрытие.
— Прошу вас, коллега, — сказал Сутер.
— Итак, резюмирую. Доктор Эрни, видимо, была убита вчера, около девяти вечера, ударом ножа в сердце. Точное время постараюсь сообщить завтра к полудню. Работать буду в контакте с коллегой де Вилем, и самым интенсивным образом, разумеется. Возможно, удастся обнаружить следы преступника. Одного волоска, к примеру, вполне достаточно для анализа ДНК.
— Не исключено, что на ковровом полу обнаружится мой волос, — заметил Хункелер. — Недели три назад я приходил на прием.
— Зачем? — брякнул Сутер.
— Простата.
— Неудивительно, при этаком потреблении пива.
— По-моему, здесь душновато, — ввернул д-р Рюинер, — и стаканчик холодного пивка был бы весьма кстати. — Он с усмешкой покосился на Хункелера, но тотчас же изобразил на лице серьезную озабоченность, приличествующую его профессиональному статусу. — Завтра к полудню я вновь буду в вашем распоряжении, господа. Засим позвольте откланяться.
Рюинер вышел, и слово взял д-р де Виль:
— Много сказать пока не могу, так как почти ничего не знаю. Знаю только, что в городе сызнова пришили дамочку. И спрашиваю себя, с чего бы это Базель ополчился против женщин.
— Давайте без вульгарных шуточек, — перебил Сутер.
