– Покорно прошу вас извинить меня, почтенные господа, но не пора ли вам и честь знать? Ваши супруги уже заждались вас. И бритвы тоже.

Вытаращив осоловелые глаза, Трублуд промычал:

– Наши жены? Какие еще жены? Мы больше не женаты!

– И дома нас никто не ждет! – взъерошив пятерней сальные волосы, жалостливым голосом добавил Ховард.

– Моя мегера рассчитала служанку, прежде чем сбежать, – икнув, посетовал Эверстон. – Так что и ужин для меня теперь некому приготовить.

– И рубашку тоже некому постирать, – пожаловался Трублуд с тяжелым вздохом. – И мыльную пену для бритья взбить тоже некому! – в тон ему промолвил Серл, погладив себя по небритой щеке.

– И поболтать за столом о том о сем не с кем, если не считать, конечно, мамочки, – уныло промолвил Вулворт, уставившись в рюмку. – А ночью приходится одному ложиться в холодную постель…

Официант поморщился и вернулся за стойку.

– Зачем идти домой, коль скоро моей голубоглазки там все равно нет, – жалобно сказал Ховард.

– А я не могу без отвращения смотреть на грелку, которую я подарил ей на Рождество, – признался Эверстон.

– А в моем доме теперь уже не слышно пения и игры на фортепиано, – с тоской промолвил Серл. – Меня так угнетает эта кладбищенская тишина!

– А моя жена сбежала, даже не закончив рукоделие, – пробормотал Вулворт. – Я нашел ночную сорочку, на которой она начала вышивать мой фамильный герб.

Разговор был прерван громким возгласом в другом конце зала:

– Так вот вы где, голубчики!

Обернувшись, приятели увидели направляющегося к ним по проходу Ремингтона Карра. Вид у него был свирепый. Брошенные мужья оцепенели. Граф остановился в трех шагах от стола, окинул их сочувственным взглядом и сказал:

– Ну и видок же у вас! Когда вы брились в последний раз, Ховард? Вы похожи на бродягу.

Ховард встал из-за стола и погрозил ему пальцем:

– Во всем виновата проклятая леди Защитница брака! Ее следует судить за вмешательство в чужие семейные дела! Никто не вправе вторгаться в частные владения! Дом и жена священны! Как говорится, мой дом – моя крепость. – Он икнул.

– Вы приравниваете супругу к недвижимости? – насмешливо спросил Ремингтон. – К удобной безделице? Или к мебели? Вы все того же мнения о своих женах? Теперь понятно, почему они сбежали из дома! Будь я женщиной, я бы скорее покончил с собой, чем согласился быть женой кого-то из вас! Что за дикарские замашки? Откуда такой первобытный взгляд на брак и права женщин? Чем вы отличаетесь от пещерных людоедов?

– Ну, это вы уж хватили через край, граф! Право, странно слышать от вас такие упреки! – пробормотал Ховард.

Ремингтон приблизился к столу и, гневно прищурившись, пригвоздил застывших от испуга приятелей взглядом к креслам.

– Что, дрожите, господа? Расслабьтесь, я пришел сюда не для того, чтобы вас пугать. Я хочу предложить вам прекрасный выход из этой ситуации, – неожиданно сменив гнев на милость, с улыбкой произнес Ремингтон, чем поверг оторопевших джентльменов в еще большее недоумение. – Готов побиться об заклад, что не пройдет и недели, как ваши жены возвратятся к вам. А вы прослывете образцовыми мужьями. Если, конечно, будете слушаться меня и поступать в соответствии с моими указаниями!

– Мы станем образцовыми мужьями? – переспросил Вулворт. – Да что вы понимаете в супружеских отношениях, Ландон?

– Да уж побольше, чем вы, мой друг! Во всяком случае, одно я знаю точно: мужчина, позволяющий матери безраздельно властвовать в своем доме и терроризировать его жену, не может считаться хорошим супругом.

Молодой пэр покраснел.

– И уж тем более порядочному мужу не к лицу экономить на карманных расходах спутницы жизни и дрожать над каждым пенсом, как наш друг Эверстон!

Возмущенный член парламента воскликнул:

– Замолчите, Ландон! Вы совсем распоясались.

– Я также знаю, что нельзя неделями не замечать свою жену, Ховард, – с невозмутимым видом продолжал Ремингтон.

– Не вам указывать, когда и с кем мне разговаривать! – огрызнулся тот, сжимая кулаки.

– Равно как и укорять темпераментную молодую женщину в бурном проявлении своих чувств в супружеской постели, – добавил граф, многозначительно глядя на Трублуда.

– Да как вы смеете! – воскликнул тот, вскочив с кресла. – Моя супруга – приличная леди!

– Да, но в первую очередь она женщина, – напомнил ему Ремингтон. – Сейчас мы говорим только о женщинах, господа! Вчера вы умоляли меня вам помочь, не так ли? Так вот, я решил внять вашей мольбе и научить вас, безмозглых и бессердечных чурбанов, как вам вернуть ваших сбежавших жен домой. Уже завтра утром кое-кто из них, возможно, снова разожжет ваш семейный очаг при условии, что вы проявите благородство, заинтересованность и щедрость. Для начала раскошелитесь на букеты цветов и конфеты. И, вручив им подарки, терпеливо выслушаете их жалобы и упреки, ведя себя при этом достойно и галантно. Если вам будет сопутствовать удача, то к концу недели вы вернете своих женушек, я же получу возможность начать приготовления к собственной свадьбе.

Все приятели повскакивали с мест и разом воскликнули:

– К свадьбе? Какой такой свадьбе? На ком же собирается жениться человек, которого все считают убежденным холостяком?

– На Антонии Пакстон! – с улыбкой промолвил Ремингтон, и лица всех слышащих это побледнели от ужаса. – Да, вы не ослышались, господа: моя избранница – дама, прозванная вами огнедышащим драконом.

Вечером того же дня, когда утренний номер «Гафлингерс газетт» был подготовлен и сдан в набор, репортер Руперт Фитч, оставшийся в опустевшей редакции один, удовлетворенно потер ладони, с гордостью надел свой новый дорогой котелок и неторопливо вышел на Флит-стрит. У подъезда он остановился и полез в карман за коробком спичек, чтобы закурить сигарету. Движение в этот час было еще довольно оживленным, и репортер не обратил внимания на экипаж, остановившийся в нескольких шагах от него у тротуара.

Пока Фитч закуривал, из экипажа выпрыгнули трое крепких мужчин, скрутили репортера и бесцеремонно потащили его к своей карете. При этом котелок свалился на мостовую, а блокнот был извлечен из кармана Фитча одним из похитителей. Успокоив свою жертву ударом в солнечное сплетение, громилы запихнули его в экипаж и куда-то увезли. Шляпа, которой бедняга так гордился, была расплющена колесами в лепешку, не-докуренная сигарета дымилась рядом.

Брошенный незнакомцами на пол, репортер едва дышал от страха. Спустя какое-то время карета перестала трястись по булыжникам и остановилась. Пленника выволокли наружу и завели в какой-то дом, где подвергли его допросу в пустой комнате, освещенной керосиновой лампой.

– Значит, приятель, ты и есть тот самый негодяй Фитч! – ослепив его ярким светом, прохрипел один из инквизиторов, здоровенный лысый тип с уродливым шрамом на щеке. – У нас есть к тебе несколько вопросов. – Он поднес к носу Фитча опасную бритву и выразительно помахал ею.

Фитч вытаращил испуганные глаза и жалобно заскулил:

– Умоляю, пощадите!

Громила ухмыльнулся и кивнул своему приятелю, имевшему более благообразный вид и одетому в дорогой костюм, явно сшитый на заказ. Тот строго взглянул на репортера и сказал:

– Успокойтесь, мистер Фитч! Вам не причинят зла. Мы – агенты специальной службы ее величества и предлагаем вам сотрудничать с нами. Будьте благоразумны, и тогда вам не придется иметь дело с Аджой.

Фитч покосился на лезвие бритвы, мерцающее в полумраке, и хрипло спросил:

– А какой мне прок сотрудничать с вами?

– Разве вам мало того, что вы исполните свой гражданский долг? – с угрозой произнес прилично одетый господин.

Фитч кивнул, прокашлялся и попытался поставить свой вопрос иначе:

– Да, разумеется, помогать слугам ее величества для меня большая честь. Однако, господа, я бы соображал быстрее, если бы имел в этом деле какой-то личный интерес.

Сердце у него едва не лопнуло, пока он дождался ответа. Покосившись на коллег, господин в дорогом костюме согласно кивнул, и репортер, успокоившись, вымучил на лице улыбку. Допрос продолжался.