Среди приглашённых присоединиться к товариществу был и писатель, скульптор и композитор Захария Астрюк. Он был первым, кто привлёк внимание к «Лизе»Ренуара в 1868 году. И всё же не могло быть и речи о том, чтобы выставка рассматривалась прессой и любителями искусства как выставка авторов, принадлежавших к какому-то художественному направлению или школе. Общество было создано 27 декабря 1873 года, о чём было сообщено в «Хронике искусства и происшествий», но никакой его программы не было опубликовано. Выставка не имела названия. Дега предложил нейтральный вариант названия «Капуцинка» в связи с тем, что салоны Надара, где должна была состояться выставка, были расположены на бульваре Капуцинок, но и он был отвергнут, как и другие. Доводы Ренуара: «Я был против того, чтобы было выбрано название с каким-то определённым значением. Я опасался, что даже если бы мы назвались просто “Некоторые” или “Кое-кто”, или “Тридцать девять”, критики тут же стали бы говорить о “новой школе”, тогда как мы, при наших скромных возможностях, стремились всего лишь показать художникам, что следует вернуться в строй, если мы не хотим быть свидетелями того, как окончательно погибает живопись. Это подразумевает, разумеется, необходимость снова овладеть мастерством, которым больше никто не владеет».

Несмотря на все эти предосторожности, Мане отказывается к ним присоединиться. Он хочет выставляться в Салоне и повторяет без устали: «Салон — это единственное поле сражения. Именно там нужно мериться силами». Его решимость тем более непонятна, что в августе 1873 года он тоже начал писать на пленэре по примеру Моне, который даже позировал ему на своей лодке-мастерской. А однажды Мане решил написать семью Клода Моне: Моне склонился над цветником, а Камилла с сыном Жаном сидели неподалеку под деревом. В тот день неожиданно приехал Ренуар. То, что произошло затем, незабываемо. Много лет спустя Ренуар рассказывал: «Я прибыл к Клоду Моне как раз в тот момент, когда Мане приготовился писать этот сюжет. Мог ли я упустить такую возможность, когда все модели наготове? Когда же я уехал, Мане обратился к Клоду Моне: “Вы как друг Ренуара должны были бы посоветовать ему бросить живопись! Вы же сами видите: не его это дело!”»

Выставка открылась 15 апреля 1874 года на бульваре Капуцинок, дом 35. В салонах, которые до прошлого года принадлежали фотографу Надару, примерно три десятка художников представили 165 работ. Чтобы никто не упрекнул их в малейшем фаворитизме, они решили, что места на стенах, затянутых коричнево-красной шерстяной материей, будут разыграны по жребию. Среди выставленных работ находились шесть картин и одна акварель Ренуара. Парижская пресса не могла обойти молчанием такое событие.

Двадцатого апреля критик «Ле Раппель» Жан Прувер первым подробно остановился на работах Ренуара: «Рискуя вызвать огромное недовольство месье Ренуара, мы заявляем, что он такой же художник, как и другие, обладающий талантом, подобно другим, возможно, оригинальным, но в нём мало непредсказуемости, он слишком практичный, он не изобрёл ничего нового! Ибо художники, эти чудесные имитаторы, не должны ничего изобретать, в самом деле. Его “Молодая танцовщица”— очень милый портрет». Автор сопровождает это заявление рядом хлёстких, оскорбительных замечаний: щёки изображённой «слишком бледны», губы «слишком красны», ноги «слишком утяжелены», а ступни «недостаточно миниатюрны в туфельках из розового сатина». А что касается ренуаровской «Парижанки»,то выражение её лица, приукрашенное «фальшивой улыбкой», производит «странное впечатление». «Всё вместе тем не менее сохранило отпечаток наивности. Можно было бы сказать, что эта миниатюрная женщина пытается изобразить невинность. Это впечатление дополняет её платье небесно-голубого цвета, очень хорошо написанное». Наконец, автор описывает картину, ставшую вскоре знаменитой под названием «Ложа»,и заключает: «Не задумал ли Ренуар, представляя эти три картины, показать нам три этапа, через которые проходят дамочки Парижа? Это сомнительно. Но независимо от того, хотел ли он создать произведение философское, он создал произведение художественное, и мы твёрдо убеждены, что “кокотка” в чёрно-белом платье в “ Ложе”привлечёт внимание своим соблазнительным очарованием и великолепием тканей наряда».

Ренуар не выражал недовольство ни этой критикой, ни высказываниями Филиппа Бюрти, опубликованными в «Ла Репюблик Франсез» 25 апреля 1874 года. Статья Бюрти «Выставка Анонимного общества художников» утверждала: «У Ренуара большое будущее. Он отличается своеобразным сходством стиля с английской школой. Ему нравятся оттенки цветов радуги, перламутровые и светлые тона Тёрнера. 67Но его рисунок гораздо более жёсткий. “Молодая танцовщица”поражает гармонией. Менее удачна « Парижанка”.Его “Ложа”,особенно при освещении, производит впечатление. Красивое и невозмутимое лицо дамы, её руки в белых перчатках, в одной из которых лорнет, а другая погружена в муслин носового платка, голова и грудь мужчины, откинувшегося назад за её спиной, — все эти детали картины достойны внимания и похвалы».

Не было никаких причин обижаться и на статью Жюля Антуана Кастаньяри, написавшего 29 апреля: «Следует отметить дерзкую смелость Ренуара, его оригинальность. Ему отказали в прошлом году в принятии в Салон “Амазонки, возвращающейся из леса”, где были столь поразительны и сам рисунок, и модель. “Ложа”,выставленная сегодня, отражает современные нравы, а персонажи изображены в натуральную величину. Вечером, при искусственном свете, эта дама с глубоким декольте, в перчатках, накрашенная, с розой в волосах и розой в углу выреза платья, производит впечатление».

Итак, всё шло как нельзя лучше — или почти так — до появления 7 мая в «Пари-журналь» статьи «Рядом с Салоном, пленэр. Выставка на бульваре Капуцинок», в которой Эрнст Шесно писал: «Среди шести картин Ренуара одна отвратительная, необъяснимая, тяжёлая, мрачная — “Голова женщины”; другая неудачная — “Парижанка”представляют собой творческий поиск без результата и, наконец, две великолепные: “Танцовщица”и “Ложа”. “Танцовщица”реальная, отличающаяся утончённой и нервной элегантностью в своей правдивости. Воздушность газовых юбок, сочетание оттенков в изображении головы, груди и ног — всё это очарование, к сожалению, теряется на размытом фоне. В “Ложе”две фигуры, женщина на первом плане, мужчина в тени ложи, как будто выхвачены из жизни. Заслуга художника, с одной стороны, в его наблюдательности, а с другой — в совершенно новом решении великолепной цветовой гаммы».

Но даже неодобрение Шесно трёх из шести представленных работ Ренуара было не самым страшным.

Несмотря на все предпринятые предосторожности, Ренуар и его друзья стали рассматриваться как представители новой школы живописи. Более того, после появления статьи Луи Лероя эта школа получила название. Эдмон Ренуар, младший брат Огюста, составлял каталог выставки, который должен был появиться к её открытию. Названия картин Моне показались ему слишком однообразными, и в последний момент он спросил художника, как назвать пятую представленную им картину. Моне колебался несколько мгновений: «Её, действительно, нельзя назвать видом Гавра, поэтому поставь “Impression” (“Впечатление”)».Статье, опубликованной 25 апреля в «Шаривари», Луи Лерой дал название «Выставка импрессионистов».

Если Филипп Бюрти увидел в художниках, представивших свои работы, «группу молодых, совершивших прорыв», то Кардон в номере «Ла Пресс» от 29 апреля, напротив, задаётся вопросом, «нет ли здесь некой непристойной мистификации публики, результатом которой является умопомешательство, о чём в таком случае можно только сожалеть». Таким образом, Ренуар после закрытия выставки вынужден был признать, что он — один из тех, кого Лерой назвал импрессионистами и кого Кардон хотел бы подвергнуть обследованию психиатра, доктора Бланша…