Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Крестоносцы решили выбрать двух самых опытных воинов от каждого контингента, чтобы те приняли командование своим подразделением армии. Эти командиры должны были отдать команду «Рысью!» для движения вперед и «Шпорь!» — для атаки. Граф Балдуин Фландрский повел вперед своих людей на рыси, за ним следовали граф де Сен-Поль и Пьер Амьенский, а следом с третьей группой — Генрих Фландрский.

По контрасту с причудливо одетыми слугами основное ядро рыцарей представляло великолепное зрелище: плотные ряды лошадей, наряженных в шелковые или матерчатые чепраки, над которыми парили знамена с разнообразными гербами; тускло поблескивающие щиты и сверкающие на солнце шлемы и кольчуги. Колышущийся цветной строй медленно приближался к врагу под цокот копыт и бряцание оружия и доспехов. Пехотинцы, соблюдая строгий порядок, двигались за ним.

К этому времени известие о надвигающейся схватке достигло находящегося у Золотого Рога дожа. Дандоло снова проявил свою преданность товарищам по оружию и заявил, что останется в живых или погибнет вместе с паломниками. Он быстро перенаправил всех свободных людей к лагерю крестоносцев во Влахерне.

Когда Балдуин отошел от лагеря на два полета стрелы, старшие воины его контингента посоветовали остановиться. «Господин, нехорошо будет сражаться с императором так далеко от лагеря, ведь если начать бой здесь, когда потребуется помощь, оставшиеся в лагере не смогут помочь». [414] Они предложили ему вернуться к частоколу, где крестоносцы могли с большим успехом принимать участие в сражении. Балдуин согласился и вместе с братом Генрихом начал разворачивать строй.

Однако сохранение должного порядка в средневековых армиях было не только вопросом дисциплины. Главной заботой всех рыцарей был вопрос чести. Когда Гуго де Сен-Поль и Пьер Амьенский увидели, что Балдуин поворачивает, они удивились и решили, что этим действием он покрыл армию крестоносцев позором. Забыв о приказании держаться вместе, они решили самостоятельно руководить авангардом, чтобы сохранить честь французской армии. Балдуин пришел в смятение и послал гонца с приказанием немедленно возвращаться — но Гуго и Пьер трижды ответили отказом. Вместо того они двинулись в сторону греческой армии.

Созданная с такими трудами сплоченность строя крестоносцев рушилась на глазах. Пьер Амьенский и Эсташ де Кантели, один из старших рыцарей контингента Сен-Поля, отдали команду: «Господа, вперед, во имя Господа нашего, рысью!» [415] Не страшась размеров императорской армии, часть крестоносцев была готова к решительной атаке. Остальные, поняв, что происходит, умоляли бога спасти этих безумцев. Робер де Клари описывает окна Влахернского дворца и городские стены, переполненные дамами и девицами, которые наблюдали за событиями на поле и считали «наших воинов подобными ангелам, ведь они были так хороши, прекрасно вооружены, а их лошади великолепно наряжены». [416] Но, судя по всему, Робер слишком увлекается описанием рыцарского турнира — можно усомниться в том, что хоть кто-то из византийцев находил в крестоносцах сходство с ангелами.

Действия Гуго и Пьера могли ввергнуть армию крестоносцев в хаос. Те рыцари, которые были с графом Балдуином, пришли в волнение: они не могли спокойно оставить своих товарищей, легко отказавшись от возможности покрыть себя славой. Настроение было столь заразительным, что назревал бунт: «Господин, стыдно вам отказываться от наступления. Знайте, что если вы не придете к ним на помощь, мы больше не считаем себя обязанными вам!» [417] Услышав это, Балдуин мог только выполнить их просьбу. Он пришпорил своего коня и, вместе со следовавшими за ним людьми Генриха, нагнал авангард. Крестоносцы быстро перестроились в боевую линию, которая оказалась в пределах досягаемости императорских лучников, но снова в должном порядке.

Робер де Клари, наш скромный рыцарь, дает нам удивительную возможность проникнуть в интриги руководства крестоносцев. Интересно, что когда один из главных героев всех событий Гуго де Сен-Поль описывал состоявшуюся в конце июля битву, его вариант описания был гораздо проще: «Мы согласованным строем выдвинулись против боевых порядков противника». [418] Он не упоминает о возникшем между ним и графом Балдуином конфликте и о том, что он, по сути, поставил под сомнение отвагу графа и его положение командующего авангардом. В сверкании победы кажется ненужным пятнать течение истории подробными описаниями сложных и противоречивых моментов.

Заминка в рядах крестоносцев предоставляла грекам возможность стремительных действий. Более внимательный командующий, чем Алексей III, мог бы заметить временную слабость противника, оценить ситуацию и нанести быстрый решительный удар по изолированному отряду, пока Гуго и Пьер самостоятельно двигались впереди армии. Но с присоединением остальных подразделений крестоносцев этот краткий миг был упущен.

Между двумя армиями располагалась небольшая возвышенность, а ближе к императорской стороне текла река Люкус. Когда крестоносцы оказались на вершине холма, обе стороны замерли. К византийцам присоединились те, кто окружал лагерь, так что их ряды стали еще многочисленнее. Крестоносцы снова посовещались, и на сей раз аргументы Балдуина были услышаны. Французы теперь были скрыты от глаз укрепленной армии у лагеря, а для нападения на византийцев им пришлось бы переходить Люкус. Несмотря на то, что поток был невелик, его переход затруднял продвижение рыцарей, что наверняка привело бы к многочисленным потерям. Крестоносцы решили остановиться и, вероятно, собирались уже отступить, когда заметили движение в рядах противника.

Именно сейчас для Алексея III наступил момент использовать численное преимущество своей армии и скомандовать общее наступление, чтобы отогнать варваров от города. Он стоял на берегу Люкуса и мог с легкостью перейти реку. Словно тяжелая грозовая туча, нависла над осаждающими греческая армия, готовая разразиться наступлением на крестоносцев.

И все же атаки не произошло. Как ни странно, но император так и не отдал распоряжения о нападении на врага, а через некоторое время приказал отвести войска, так что они развернулись и направились к городу. Какие бы тактические причины ни крылись за этим решением, психологически все почувствовали беспощадную горечь поражения.

Никита считает, что император Алексей никогда не стремился к сражениям и предпочитал бежать с поля боя. Византийский писатель понимал, что начни императорская армия наступать с искренней уверенностью в победе, она могла бы ее достичь. Он чувствовал, что собственное нежелание Алексея принимать участие в битве передалось командирам и не дало грекам возможности нанести решающий удар. [419]

Крестоносцы не верили собственным глазам. Письмо, отправленное одним из знатных воинов на Запад, передает их восприятие произошедшего: «Пораженный нашей непреклонностью (учитывая небольшое количество), он постыдно подобрал поводья и отступил в пылающий город». [420] Гуго де Сен-Поль отмечает: «Познав нашу отвагу и решительность, увидев, как мы единодушно идем в наступление, поняв, что пас нельзя сломать или напугать, они неизбежно пришли в ужас и смятение. Отступив перед нами, они так и не осмелились сразиться». [421] Когда император не решился ввести войска в бой, это утвердило бойцов Запада в мысли о трусости и женоподобности греков. Наверняка крестоносцы почувствовали огромное облегчение, а также новую надежду и прилив решительности. Чтобы извлечь выгоду из момента, Балдуин приказал армии медленно двигаться за греками, дабы подчеркнуть унизительное бегство византийцев с поля боя. Очень важно, что крестоносцам удалось сохранить дисциплину. При иллюзии победы было очень легко поддаться настроению и, нарушив строй, ринуться за неприятелем.

вернуться

414

RC, 74.

вернуться

415

RC, 75.

вернуться

416

RC, 75.

вернуться

417

RC, 75.

вернуться

418

Hugh of Saint-Pol, Sources, 197.

вернуться

419

NC, 299.

вернуться

420

Innocent III, Sources, 83.

вернуться

421

Hugh of Saint-Pol, Sources, 197.

60
{"b":"156885","o":1}