Женщина обернулась и одарила Лэнга такой сияющей улыбкой, какую он вряд ли видел у кого-нибудь старше семнадцати лет.

— Конечно, я говорю по-английски, но все равно спасибо, что спросили! Ваши соотечественники часто бывают уверены, что по-английски должны говорить все и повсюду, и, если их не понимают, думают, что их плохо слышно, и начинают кричать. Чем могу служить?

— Отец Стрентеноплис назначил мне встречу…

Монахиня неприязненно передернула плечами:

— Вы рано пришли. Он редко появляется раньше половины одиннадцатого.

Похоже, подозрение Лэнга о том, что грек — приверженец спиртного, подтверждалось.

— Мне очень нужно увидеться с ним. Я во второй половине дня улетаю…

Женщина повернулась вместе с креслом к монитору.

— Он у нас в командировке и живет в одной из квартир, которые Святой престол держит специально для таких целей. Телефона там нет… — Она хмуро поглядела на экран, как будто чувствовала себя виноватой в таком упущении. — Наши гости пользуются сотовыми телефонами.

Лэнг переступил с ноги на ногу:

— А его адрес вы знаете?

— Конечно! Мы держим всех наших гостей под колпаком. Ведь так говорят у вас в Америке — под колпаком? — Это выражение не употреблялось уже лет тридцать, но Лэнг не стал сообщать об этом монахине. — Ага! Вы знаете виа де Порта?

— К сожалению, нет.

— Когда выйдете с площади Святого Петра, поверните направо, на Порта-Кавалледжери. Это такая большая улица. Потом налево, по виа дель Крочифиссо. Де-Порта останется у вас слева. — Она оторвала от толстой пачки квадратик бумаги и что-то написала. — Вот. Вам нужна девятая квартира в доме тридцать семь. Просто, как съесть пирожок, как говорят у вас в Америке!

Лэнг поблагодарил и вышел, раздумывая на ходу, где любезная монахиня умудрилась почерпнуть столько безнадежно устаревших американских идиом.

Найти нужное место оказалось просто. Улица, на которой поселили отца Стрентеноплиса, представляла собой один из сохранившихся с древнеримских времен переулков и была настолько узка, что Лэнг сомневался, что солнце заглядывает сюда дольше чем на несколько минут в день. По нужному адресу находился бывший дворец, из-за высоких налогов социального государства переделанный в многоквартирный дом. В арочный портал с массивными деревянными дверями легко могла бы въехать карета вместе с конным эскортом. В одной из створок имелась дверца более скромного размера.

Лэнг посмотрел на ряд кнопок возле маленькой двери и нажал ту, возле которой красовался номер девять. Безрезультатно. Судя по всему, добрый священник чрезмерно заспался и не слышал звонка. И Лэнг решил попытаться пробиться к нему другим путем: принялся нажимать на все кнопки подряд.

Ответ, донесшийся из отчаянно хрипевшего динамика, невозможно было понять, даже владей он итальянским.

— Всем добрым людям самое время собираться на гулянку, — быстро проговорил Рейлли.

В двери щелкнуло, и электромеханический замок открылся. Кто-то ожидал посетителя, а связь и на самом деле одинаково плохо работала что снаружи, что внутри.

Лэнг оказался в сводчатом вестибюле с потолком еще выше, чем входные двери. Справа от него начиналась пологая мраморная лестница, которая заворачивала за старомодную кирпичную шахту лифта и скрывалась в темноте. А прямо раскинулся внутренний двор, или, вернее, внутренняя площадь, где некогда находился сад, укрытый от уличного шума и разнообразных запахов. Теперь же, вместо цветов и фонтанов, здесь разместилась стоянка для автомобилей жильцов. Поверх крыш «Фиатов» и «Фольксвагенов» Лэнг разглядел мужчину в комбинезоне, который появился на противоположной стороне двора, вне всякого сомнения, из дверей, которыми в лучшие времена пользовались слуги.

Лэнг решил поберечь все еще ноющие суставы и воспользовался лифтом. Правда, вслушиваясь в скрип и скрежет старой машины, он успел подумать, что, возможно, принял неверное решение, но все же лифт благополучно доставил его на четвертый этаж. Дверь, закряхтев, открылась, и он в свете слабенькой лампочки, спрятанной в бра, увидел прямо перед собою дверь с цифрой 9.

Постучав несколько раз, Лэнг так и не получил ответа. Он глубоко вздохнул, вспомнив залитую кровью комнату пражского антиквара, и дернул дверь. Заперто. Тогда он осмотрел замок. Сквозь щель разболтанной двери был хорошо виден язычок. Менее минуты возни с кредитной карточкой, и послышался щелчок.

— Отец Стрентеноплис! — негромко позвал Лэнг, открыв дверь.

Ни звука, если не считать гудения включенного на полную мощность кондиционера.

Задернутые занавески на единственном окне все же пропускали достаточно света, чтобы можно было ясно рассмотреть два потертых громоздких кресла, повернутых к коротенькому дивану. А между креслами и диваном стоял простой деревянный стол с ноутбуком «Компак» и стопкой различных бумаг. Единственным украшением в комнате оказалось распятие, висевшее над диваном. Два шага по крохотному коридорчику, и Лэнг оказался в спальне — одна неубранная кровать, маленькое трехногое бюро и скрытый занавеской альков. За кроватью находился вход в маленькую ванную — даже без двери. На краю раковины стояла начатая бутылочка краски для волос «Греческая формула». Пусть отец Стрентеноплис не застилал кровать, но о своей внешности он заботился.

А Лэнг вдруг ощутил себя настоящим взломщиком.

Пройдя через комнату, он отодвинул занавеску. Там на перекладине висело несколько ряс, два черных костюма, джинсы и пара коротеньких брюк-гольф. Под ними выстроились в идеальную линию две пары черных летних туфель, коричневые мокасины и кроссовки «Найк».

Лэнг собрался было задвинуть занавеску, как на полу что-то тускло блеснуло. Он наклонился и поднял крест на золотой цепочке — крест с дополнительной перекладиной. Греческий крест. Он нахмурился. Невозможно было поверить в то, что отец Стрентеноплис бросил его на пол. С крестом в руке Лэнг подошел ко второму окну в квартире, оно находилось рядом с кроватью. Присмотревшись, он увидел, что замок цепочки закрыт. Цепь была не расстегнута, а порвана.

Лэнг аккуратно положил крест и цепочку на бюро и прошел по коридорчику и крохотную кухню. На столике рядом с раковиной водопровода лежала большая горбушка батона-багета, кусок пекорино, сыра из овечьего молока, порезанный ломтиками персик — типичный итальянский завтрак. На двухконфорочной газовой плите стоял кофейник. Он оказался еще теплым на ощупь.

Отец Стрентеноплис не показался Лэнгу похожим на человека, способного уйти, покинув уже приготовленный завтрак. И, конечно, он не стал бы бросать в угол золотой крест.

Лэнг вернулся в гостиную и включил компьютер. Экран засветился, но и только. Никаких надписей, никаких изображений. Лэнг попробовал несколько известных ему процедур загрузки, но экран так и оставался безмятежно голубым. Неужели из него вынули жесткий диск?

Он принялся перелистывать бумаги, но вдруг вскинул голову и насторожился. На лестничной площадке послышались шаги. Он выхватил из-за пояса «кольт» и взвел затвор. Звук стих, и он перевел пистолет в положение полувзвода и поставил на предохранитель. Потом снова взялся за бумаги, но не мог прочесть ни одной из них.

Порванная цепочка, открытая краска для волос, брошенный завтрак… Все это наводило на мысль о том, что отец Стрентеноплис внезапно и в большой спешке покинул свою квартиру. Но почему?

Возможно, священник всего лишь отправился в Ватикан другой дорогой и Лэнг разминулся с ним. Возможно, но маловероятно. В любом случае нужно будет еще раз заглянуть в его ватиканский кабинет. Здесь больше делать нечего.

По крайней мере, никаких осмысленных действий Лэнг придумать не мог. А вот ощущение, что те, из-за кого или с чьей помощью добрый священник покинул свою обитель, остаются где-то рядом, у него было.

Он отправился пешком по лестнице, чтобы не оказаться беспомощной мишенью в тесной кабине лифта.

Там они его и поджидали.

Двое мужчин на площадке между этажами. Оба выглядели так, что им прямо с ходу можно было предложить попробовать себя в качестве профессиональных борцов-рестлеров. У обоих в руках были пистолеты с хорошо заметными глушителями. И оба держали их на вытянутых руках, словно боялись, что оружие может укусить.