Рейлли окинул взглядом улицу. По ней, несмотря на пору послеобеденного отдыха, сплошным потоком мчались машины. И, конечно, ни одного такси. А до ближайшей остановки автобуса нужно было пройти целый квартал. Ну а попытка перебежать улицу, вероятнее всего, окончилась бы столь же трагически, как и ожидание на месте. В Риме пешеходы делятся только на две категории — осторожные и мертвые.

Медленно повернувшись, как человек, не решивший толком, куда идти, Лэнг, прихрамывая, направился обратно, в гетто. Если уж придется стрелять, там у него будет шанс затеряться в лабиринте узких кривых улочек.

«Рабочие» повернули одновременно с ним, даже не пытаясь скрыть своих намерений.

Как Лэнг сказал бы во время своей службы в Управлении, он оказался в боевой обстановке.

Герт подумала, что Манфред наверняка устал от прогулки. А может быть, расстроился после разговора с Лэнгом. Во всяком случае, мальчик куксился с самого утра. За завтраком отказывался от того, что с удовольствием ел каждый день. И любимые игрушки ему тоже явно надоели.

Герт даже позволила сыну посмотреть телевизор, что делала крайне редко. Как правило, она разрешала ему проводить лишь несколько минут перед этим устройством, которое, как она подозревала, предназначено для того, чтобы сушить людям мозги. А как еще можно объяснить то, что Герт видела в Штатах, где женщины целыми днями просиживают перед экранами, в то время как их мужья самым буквальным образом загоняют себя в гроб, зарабатывая деньги на удовлетворение их прихотей. А разведенные жены — хищные охотницы за новыми мужьями, немало таких жило в одном доме с Лэнгом, — не могли говорить ни о чем, кроме утреннего сериала, которому никогда не светила развязка.

Как это называлось? Что-то связанное с мытьем, хотя Герт, заставившая себя посмотреть несколько серий этой бессмыслицы, ни разу не видела, чтобы там кто-нибудь мылся. А может быть, со стиркой? Нет. Ну и неважно.

А во второй половине дня те же самые женщины смотрели программы, где учили готовить, хотя самое большее, на что они были способны по части обеда, это позвонить в ресторан и заказать столик.

Но и волшебный ящик не успокоил Манфреда.

Герт была заботливой и любящей матерью, но ни в малейшей мере не соглашалась с нелогичным утверждением о том, что ребенок должен не только повиноваться, но и иметь возможность «оторваться» как пожелает. Когда нужно было напомнить сыну о дисциплине, она делала это — иной раз при помощи шлепков. Это был эффективный, хотя и старомодный метод, который, к сожалению, оказался в противоречии с духом современной Америки.

Отец Герт оторвал взгляд от страниц «Зюддойче цайтунг».

— А почему бы вам не взять машину и не съездить в город? — осведомился он по-английски; Герт настаивала, чтобы в присутствии Манфреда все разговоры велись на этом языке. — Там обязательно найдется что-нибудь такое, что его развлечет.

Хотя Герт и не намеревалась идти на поводу у капризного ребенка, пусть даже своего собственного, она все же задумалась над предложением. Перепоручить хнычущего малыша кому-нибудь другому, пусть даже родному деду, она не могла — это было бы эгоизмом, от которого в Америке тоже давно отказались. Но из затеи мог бы выйти толк. Баден-Баден давно уже горделиво именует себя европейской столицей отпускников и действительно занимал такое положение в восемнадцатом-девятнадцатом веках, когда коронованные особы со всего континента, от Португалии до России, приезжали сюда принимать ванны из минеральной воды, которая считалась целебной. А слава этой воды восходила еще к первому веку и к основавшим город римлянам.

Потомки европейских монархов, безусловно, тосковали по тем временам, ну а туристы попроще все так же приезжали на воды, селились в гостиницах «Бель эпок» и играли в казино «Рококо», красовавшееся, словно прекрасный самоцвет, на зеленом бархате долины реки Оос. Кстати, реку, несмотря на ее живописность, в США назвали бы в лучшем случае ручьем.

Итак, что есть в городе?

Азартные игры.

И скачки. Лошади.

Манфред любил смотреть на лошадей во время утренних тренировок.

Герт взяла сына за руку:

— Собирайся, Манфред, мы едем смотреть лошадок.

Это предложение, да еще и намек на то, что они будут есть в американской закусочной, наконец-то подняли настроение малыша. Он даже не пожаловался, по своему обыкновению, на то, что ему придется ехать в детском кресле, которое занимало чуть ли не половину заднего сиденья в старом (чего нельзя было сказать по виду) «Фольксвагене».

Дорога вилась асфальтовой змеей между крутых, хотя и невысоких гор. Герт много ездила здесь, знала все повороты и сейчас вела машину совершенно автоматически. А мысли ее были заняты совсем другим.

Почему, спрашивала она себя, растить детей всегда приходится женщинам?

Да потому, что если доверить это дело мужчинам, ни один ребенок никогда не повзрослеет.

И все же несправедливо, что Лэнг развлекается в Риме, а она должна водить малыша смотреть на лошадок. Впрочем, она ведь сама лишила Лэнга возможности общаться с сыном, он не видел его первых шагов, не слышал его первых слов. Возможно, она слишком беспокоилась о своей независимости, слишком боялась, что ее свобода окажется стесненной.

На этих самых мыслях Герт заметила в зеркале заднего обзора большой «Мерседес». В этих местах всегда было много богачей, так что дорогими автомобилями здесь никого не удивишь. Но этот вовсю мигал фарами и гудел, требуя, чтобы его пропустили.

— Машинка гудит, — сообщил Манфред и, вывернувшись в своем сиденье, посмотрел в заднее окно.

И в этом тоже не было ничего удивительного. Богачи постоянно куда-то торопятся.

Но как его пропустить?

У асфальтовой ленты почти не было прямых участков, а обочин — и того меньше. Внешняя сторона каждого поворота ограничивалась хрупкими с виду металлическими отбойниками, а внутренняя — вертикально вздымающимися скалами.

Вдруг в машину ударило сзади, да так, что Герт чуть не выпустила руль из рук.

Манфред испуганно заплакал.

— Что за безумец? — возмутилась Герт, поспешно укрощая машину.

И тут же вспомнила изрешеченный автоматными пулями сельский домик Лэнга и черную пещеру, в которую превратилась его уютная квартира. Типа с газетой из атлантского аэропорта. Не могло быть никаких сомнений — те, кто желал смерти Лэнга, намеревались добраться до него через его сына. И через нее.

Но как?..

Ей захотелось наподдать себе, да посильнее. Нет ничего проще, чем хакнуть билетную систему любой авиакомпании. Врагам всего лишь требовалось убедиться, что они улетели во Франкфурт. В ее паспорте, который зарегистрировали на таможне, указано место постоянного жительства — Баден-Баден. Dumme Kuh! [27]Жила и работала во Франкфурте — и чего ей стоило так и записать в паспорте? И, кстати, на работе ее могли снабдить документами с любыми адресами, и никто даже не подумал бы о каких-то никчемных правилах! И что получилось? Эти подлецы узнали ее адрес и сейчас пытаются заставить ее съехать с дороги и остановиться.

Подтверждение не заставило себя ждать — автомобиль содрогнулся от следующего толчка в задний бампер.

Перехватив руль левой рукой, она нашарила в лежавшей возле рычага передач сумке свой служебный «глок», за которым специально заехала во Франкфурт, — прежний из-за глупых таможенных правил пришлось оставить в Атланте. Вряд ли преследователи в «Мерседесе» догадываются, что она может быть вооружена. Если дать им пролезть слева, они столкнут ее на обочину…

Нет, они ведь тоже будут стрелять. Пока с нею в машине Манфред — никаких перестрелок.

Позвонить в полицию? Вряд ли она сможет оторвать взгляд от дороги на столько времени, сколько нужно, чтобы набрать номер. К тому же вряд ли здесь, среди гор, можно рассчитывать на устойчивую сотовую связь.