— Отлично сказано. Так вот, насчет красок…

Наконец Тея отправилась рисовать декорации, и Куинн присела на краешек стола, пытаясь вновь вернуть мысли в практическое русло. Конечно, очень заманчиво перевернуть все и вся вверх тормашками, даже самое себя и особенно свою личную жизнь. Ник — отличный друг, но в роли любовника — сущий кошмар. Ей нужен надежный человек, такой, кто постоянно будет рядом, кто будет просыпаться вместе с ней, на кого можно положиться…

Проклятие, это совсем не то, чего она хочет, ей вовсе не нужен Билл. Во всяком случае, тот Билл, каким он был до тех пор, пока не запер ее в кладовой и не устроил диверсию в доме на Эппл-стрит.

У дальнего края сцены послышался смех Ника, и глаза Куинн метнулись к рампе. Ник улыбался Эди, и та с благодарностью смотрела на него. Ник, широкоплечий и узкобедрый… «Тот самый Ник, который трахнул тебя под „Флитвуд Мэк“», — напомнила Куинн рациональная часть сознания. Ник, рывками движущийся между ее бедрами, терзающий ее губы… «Тот самый Ник, который променял тебя на порцию пиццы», — твердил разум. Ник, который доставил ей такое жгучее наслаждение, слепящее, захватывающее дух… «Черт побери, ты должна вернуть его себе, — подсказывал разум. — Такие оргазмы на дороге не валяются».

Внезапно Куинн почувствовала себя беспредельно одинокой. К горлу подступил комок, и она подумала, что плотское наслаждение — совсем не главное. Ей нужно то, что связывает Зою с Беном, — внимание и чувство защищенности, открытые проявления любви — все, чего она была лишена долгие годы. Но Ник на это не способен. Сколько раз Куинн смотрела на него тем же взглядом, что и в эту минуту, — взглядом, полным желания, — но он лишь показывал ей спину.

Значит, Ник — всего лишь друг. Точнее, приятель.

Она отвернулась и сосредоточилась на работе.

Придя на репетицию во вторник, Куинн вновь увидела в зале Ника.

— Так вот, — заговорил он, приблизившись к ее складному столику, — пульт управления освещением в порядке. По крайней мере настолько, насколько позволяет его техническое состояние. У вас на редкость дряхлое оборудование.

— Я очень благодарна тебе за помощь, — отозвалась Куинн. — А теперь можешь уйти.

— Теперь мы примемся за светильники, — продолжал Ник, внимательно рассматривая гирлянды лампочек. — Мне нужно знать, когда они тебе понадобятся и в какие цвета их окрасить.

Куинн растерянно моргнула.

— У нас есть парни, и они сами справятся…

— Да, справятся, — Ник посмотрел на Куинн, и ее дыхание участилось, — но только если кто-нибудь втолкует им, что к чему. Сценическое освещение — дело серьезное, однако ты пустила его на самотек, а до генеральной репетиции всего три недели. Эди дала мне книгу по театральному освещению, и я проштудировал ее вчера вечером. Теперь я знаю, как это устроить. И готов помочь.

Куинн сглотнула.

— Ты очень любезен.

— Да нет, не очень. Просто мне нравится эта работа.

— О-о…

— Ты привела сюда хороших ребят, Эди старается не покладая рук. У вас отличная постановка. Вы заслуживаете помощи.

Куинн пригляделась к нему, пытаясь понять, не шутит ли он, но Ник уже опять хмуро рассматривал оборудование.

— Подвесная галерея очень хлипкая, — заметил он. — Не пускай туда детей.

— В таком случае тебе тоже не следует туда подниматься.

— Я буду осторожен. Мне еще многое нужно успеть в жизни. — Ник бросил взгляд на Куинн. — Прежде чем умереть, я должен вернуть тебя.

У нее подкосились ноги, и она рухнула на табурет.

— Как твое колено? — встревожился Ник.

— В порядке. Все идет как нельзя лучше.

— Послушай, я дал маху. — Ник подошел к ней поближе и заговорил приглушенным голосом: — Возможно, я ошибусь еще раз, хотя понимаю, что тебя это огорчит. И все же я хочу, чтобы ты вернулась.

Куинн вздернула дрожавший подбородок.

— Я никогда не была твоей.

— Черта с два, — отозвался Ник, и от звука его голоса у Куинн закружилась голова. — Мы с тобой разговаривали, смеялись, я видел тебя голой и заставил кончить. Ты прекрасно об этом помнишь.

— Кое-что помню, — чуть слышно пробормотала Куинн. — Но уж пиццу помню отлично.

— Ты помнишь, как нам было хорошо, как мы занимались любовью, помнишь, как забылась в оргазме, хотя и пыталась сопротивляться — никак не пойму, зачем тебе это понадобилось. Когда мы вновь окажемся в постели, ты будешь более податливой.

— В тот раз играл «Флитвуд Мэк»?

— Чертовски хорошая музыка. Ехидничай, если хочешь, мне безразлично. Но когда ты устанешь мстить мне, нам снова будет хорошо. И мы опять будем голые.

Куинн хотелось ответить что-нибудь язвительное, вроде «хвала Всевышнему», но Ник уже опять поднял глаза на лампочки.

— Эта штука держится на соплях, — недовольно заметил он и пошел к подвесной галерее. — Составь план освещения, — крикнул Ник через плечо. — Я еще не научился читать чужие мысли.

— Хвала Всевышнему, — сказала Куинн.

Билл сидел в машине на темной парковочной площадке и следил за школьниками, покидавшими здание. С тех пор как Куинн отказалась выслушать его, он каждый вечер поджидал ее здесь, надеясь застать одну, усадить в машину и поговорить, однако она каждый раз появлялась с Дарлой, порой ее сопровождали Тея и Джессон. Ник, Макс и Эди тоже оказывались неподалеку, и Куинн никогда не оставалась одна. А Билл хотел встретиться с ней наедине. Чтобы поговорить. Чтобы заставить Куинн слушать.

Он как раз обдумывал, как избавиться от Дарлы, когда пассажирская дверца распахнулась и в его машину влез Бобби.

— Известно ли тебе, Хиллиард, — начал он ехидным тоном, усвоенным после встречи в спальне Куинн, — что закон запрещает шпионить за людьми?

— Я не шпионю, — сказал Билл. — Убирайся из моей машины.

— Ты торчишь здесь каждый вечер, — продолжал Бобби. — Так не годится. Кто-нибудь заметит тебя и неправильно поймет. — Он хихикнул. — Или, наоборот, правильно.

— Убирайся.

— Я больше не желаю видеть тебя на этой площадке, — заявил Бобби, как будто его слова что-то значили. — Сиди дома и думай, как поправить дела команды.

— Ничего страшного не случилось…

— На этой неделе вы проиграли уже два матча. Еще одно поражение — и мы не выйдем в региональный турнир.

— Ничего страшного не…

— Я пожалуюсь Куинн.

Биллу захотелось ударить его, вбить эту наглую ухмылку ему в глотку, схватить Куинн, как только она выйдет на улицу, — в самом деле, разве сможет Дарла помешать? — ему захотелось…

Бобби открыл дверцу.

— Езжай домой. Сейчас же. — Он захлопнул дверцу, отступил на шаг и остановился, следя за Биллом.

У дальнего края площадки в сопровождении Дарлы показалась Куинн. Смеясь чему-то и налегая на костыли, она двинулась к машине. Женщины уселись в автомобиль Дарлы, Билл услышал звук заводимого мотора, потом вспыхнули габаритные огоньки, казавшиеся в темноте вишнево-красными.

Когда Дарла и Куинн уехали, Билл тоже покинул стоянку. Больше здесь нечего было делать. Здесь никого не осталось, кроме Бобби, который насмешливо взирал на него из темноты.

В среду Куинн сидела на краешке складного столика, перепроверяя свое расписание и стараясь не вспоминать сегодняшние события. В последнее время ее дела пошли еще хуже, и она не могла придумать, как их поправить. Несколько дней Куинн провела в таком напряжении, что сама усугубила ситуацию. Во время обеда Петра отпускала гадкие замечания, бросая на Эди мрачные взгляды и разглагольствуя о несчастном тренере и половых извращениях. Куинн сказала ей: «Петра, прекрати», — но тут в столовую вошла Марджори и швырнула на стол перед Куинн газету, заявив:

— Все это из-за тебя.

Заголовок на первой полосе извещал об открытии в Тиббете нового швейного ателье, поэтому Куинн невозмутимо взглянула на Марджори.

— Прошу прощения?

— Смотри сюда! — прошипела Марджори и, открыв спортивную страничку, дрожащим пальцем ткнула в заголовок: «Беззубых тигров преследуют неудачи». — Ты все испортила!