Уилл знал, что перебивать ее сейчас нельзя.

— Я контролировала Глорию. Вставала по ночам, шла за ней, когда она уходила из дома. Я была близка к моей девочке, как кожа. Она ненавидела меня за это — и продолжает ненавидеть, — но я была ее матерью и не собиралась отступать. То же самое и с ними.

Она с трудом подняла руку и указала в сторону закрытой двери в спальню. Уилл увидел тень в просвете под дверью и догадался, что Седрик подслушивает.

Элеонора продолжала:

— Глория давала этой парочке слишком много свободы. Ей было все равно, чем они занимаются, потому что она сама попала в беду и не могла жить без иглы. — Погрузившись в воспоминания, она вздохнула. — Жасмин такая же необузданная, какой была Глория, и я не могу с ней управиться. Сегодня вечером у меня ушло пять минут на то, чтобы добраться до двери и посмотреть, куда побежал Седрик.

Уилл хотел сказать, что сожалеет об этом, но знал, что она снова поправит его, напомнив, что в ее нынешнем состоянии и той жалкой жизни, которую ей приходится вести, чтобы продолжать делать правильные вещи, нет его вины.

— Седрик был еще совсем маленьким, когда Глорию лишили родительских прав, — рассказывала Элеонора. — Он умный мальчик, мистер Трент. Умный мальчик, у которого есть будущее, если мне удастся удерживать его от всей этой грязи достаточно долго, чтобы он успел вырасти. — Она осуждающе сжала губы. — Он чего-то не говорит мне. Он любит свою сестру, и Жасмин его тоже любит, любит как мать, потому что она и была ему матерью, пока Глория занималась тем, что накачивалась этой дрянью. — Она помолчала. — Думаю, я имею на него большее влияние, но это не отменяет того, что сестра его любит. Она не хочет, чтобы он ввязывался в окружающую нас тут жизнь, с этими убийствами, групповыми изнасилованиями, бандитскими разборками. Она принимает это, но считает, что у младшего брата может быть лучшая участь.

— А раньше Жасмин убегала? — спросил Уилл.

— Дважды, но оба раза после ссоры. Вчера мы не ссорились. Мы не ссорились уже целую неделю — для разнообразия. Жасмин не злилась на меня, или, по крайней мере, злилась не больше, чем любой подросток злится на приглядывающего за ним взрослого.

— У нее есть мальчик, бойфренд?

— Мальчик? Он на пятнадцать лет старше ее.

— Как его имя?

— Лютер Моррисон. Он живет на Бэзил-авеню, примерно в трех милях отсюда, в Мэндерли Арме. Я уже звонила ему. Он сказал, что там ее нет. — Она решила пояснить: — Каждый раз, когда она убегала до этого, я звонила ему. Оба раза он говорил, что она с ним. Лютер делает вид, что верит словам Жасмин, что ей семнадцать, но он знает, что она малолетка, — это так же точно, как то, что я сейчас сижу перед вами, — и сделает все, что я скажу, лишь бы только я не заявила на него копам.

Уилл должен был задать этот вопрос.

— А почему вы все-таки не сообщили в полицию насчет него? Ей тринадцать, а ему почти тридцать. Это называется «половая связь с лицом, не достигшим совершеннолетия».

— Потому что я на примере ее матери поняла, что девушку, которая настроена разрушать себя, не остановить. Если я добьюсь ареста этого, она уйдет к следующему, и он будет еще хуже, чем Моррисон, — если такое вообще возможно.

— Бабушка! — позвал Седрик. Он стоял у себя в спальне и выглядывал из приоткрытых дверей. — Я закончил убирать в комнате.

— Заходи, малыш. — Она протянула руку в его сторону, и мальчик подошел. — Я позвонила в полицию, когда поняла, что Жасмин нет, — сказала она. — Думаю, вы легко догадаетесь, что они мне ответили.

— Если они знают, что она уже убегала раньше, то сказали вам подождать двадцать четыре часа, может быть, сорок восемь.

— Правильно.

Уилл обратился к Седрику:

— Ты был очень расстроен, когда звонил мне. Можешь объяснить почему?

Седрик посмотрел на бабушку, потом на Уилла и пожал плечами.

Элеонора Эллисон с трудом засунула руку в карман платья.

— Проводи мистера Трента и проверь для меня почту, малыш. Мистер Трент, спасибо за беспокойство.

Уилл с большим трудом поднялся из кресла.

— Прошу вас, не беспокойтесь, — сказал он, видя, что старуха пытается встать. — Я сообщу вам, что удалось узнать.

Он хотел пожать ей руку, но в последний момент вспомнил, что из-за артрита это может быть весьма болезненно. Но Элеонора Эллисон сама схватила его за руку, и он был удивлен силой ее рукопожатия.

— Прошу вас! — воскликнула она. — Пожалуйста, найдите ее, мистер Трент!

— Да, мэм, — сказал он, понимая, что ей пришлось наступить на свою гордость, чтобы попросить его о помощи.

Он спустился вслед за Седриком по лестнице и вышел на парковку перед домом. Фонари заливали все вокруг странным светом, и Уилл вдруг понял, что примерно в это же время, только на несколько часов раньше, в воскресенье вечером была убита Алиша Монро. Седрик направился на газон возле почтовых ящиков, где сегодня утром его догнала Жасмин.

Уилл следил за тем, как мальчик вставил ключ в замок, и, дождавшись, пока тот вытащит почту, сказал:

— Дело серьезное, Седрик.

— Я знаю.

— Ты должен рассказать мне все, что знаешь о Жасмин. Почему она велела тебе не разговаривать с копами?

— Она сказала, что вы все плохие.

Это было заявление, под которым подписалось бы подавляющее большинство людей в радиусе пяти миль.

— Расскажи, что тут произошло в воскресенье.

— Ничего.

— На этот раз так просто отделаться не выйдет, Седрик. Жасмин пропала, и ты слышал, что твоя бабушка в курсе. Я знаю, что ты подслушивал. Я видел твою тень под дверью.

Седрик просматривал почту, нервно облизывая губы.

Уилл присел и положил руки ему на плечи.

— Расскажи мне.

— Там был мужчина. — Речь Седрика звучала грамотнее, когда его никто не поправлял. — Он дал Жасс денег, чтобы она сделала один звонок. Вот и все.

— Что это был за звонок?

— В полицию. Сказать, что Лишу ударили.

Уилл оглянулся на телефонный автомат. В будке было темно, лампочка там перегорела.

— Он сказал ей позвонить из автомата?

Седрик кивнул.

— А иначе не имело смысла. Она не могла звонить со своего сотового. Все знают, что сотовый вы можете отследить.

— И он заплатил ей? — спросил Уилл.

— Двадцать баксов, — сознался Седрик. — А еще он дал ей десять центов на автомат.

— А сколько стоил звонок на самом деле, центов пятьдесят?

— Да, — ответил Седрик. — Жасс сказала ему, что за десять центов и дерьма собачьего не купишь, тогда он занервничал и дал ей два четвертака.

Уилл задумался, какова вероятность того, что они найдут в автомате два четвертака с отпечатками пальцев убийцы. А потом он засомневался, был ли это убийца Алиши. Зачем киллеру платить кому-то, чтобы сообщить о своем собственном преступлении?

— Ты знаешь этого человека? — спросил Уилл.

Мальчик снова начал перебирать почту.

— Как думаешь, ты узнаешь его, если увидишь на фотографии?

— Он был белым, — сказал Седрик. — Я видел его не очень хорошо. Я был здесь.

Уилл снова обернулся к телефонной будке. Фонари рядом с парковкой и почтовыми ящиками были достаточно сильными, чтобы ослепить человека, но автомат ни один из них не освещал.

— Как ты думаешь, что тут произошло? — спросил он у Седрика.

Он ответил не сразу, снова начав пересматривать почту.

— Она раньше меня всегда предупреждала, — сказал он. — Когда она уходила с Лютером, то всегда предупреждала меня, чтобы я не волновался.

— После того как Жасмин позвонила, в какую сторону ушел тот мужчина?

Седрик показал в конец улицы.

— Он был не на машине?

— Не знаю, — сознался мальчик. — Мы шли к Фредди, а он нас окликнул. Жасс сказала, чтобы я шел дальше один, но я все равно остался. Хотел убедиться, что с ней все о’кей.

Уилл удивился, что девочка вот так просто пошла в темноту к незнакомому мужчине. Возможно, она катится по наклонной даже быстрее, чем предполагает ее бабушка.

— А где живет Фредди? — спросил он.