Хэзард остановил Пету перед искусно раскрашенным белым вигвамом, который располагался чуть выше остальных. Как только он спешился и снял с лошади Венецию, их тут же окружила веселая толпа. Мальчишки проталкивались вперед, чтобы оказаться поближе к Хэзарду, а некоторые даже осмеливались дотронуться до него. Он был легендарным Черным Кугуаром, вождем, который выиграл больше битв, чем кто-либо другой.

Хэзард непринужденно беседовал со своими соплеменниками, а потом быстро и отрывисто произнес несколько фраз, словно отдавая приказания. Толпа расступилась, освобождая дорогу, Хэзард подхватил Венецию на руки и понес к вигваму. Она подумала, что Хэзард напоминает вернувшегося с войны героя, и ее охватили странные, противоречивые чувства. Словно в этом мужчине уживались два человека и ни одного из них она не знала достаточно хорошо…

Идя к своему вигваму, Хэзард говорил с пареньком, который был поразительно похож на него. Мальчик рассмеялся, Хэзард улыбнулся в ответ, приподнял полог и вошел в вигвам, по-прежнему держа Венецию на руках.

Раскрашенные кожи свисали со стен, сверху из отверстия в крыше лился солнечный свет. Хэзард осторожно опустил Венецию на постель из шкур — одну из двух, расположенных по обеим сторонам входа. Жилище было украшено изнутри так же искусно, как и снаружи.

— Ты устала? — спросил он, подкладывая ей под спину сплетенную из веток ивы специальную подставку.

— Нет. Ты же не позволил мне сегодня ничего делать.

— Ничего, завтра или чуть позже ты окончательно выздоровеешь и сможешь сбежать из деревни.

— И это тебя нисколько не огорчит? — поинтересовалась Венеция. — А впрочем, раз уж ты отверг меня сегодня утром… — Она так хотела его на мягкой постели из шалфея, но он мягко отказался, боясь причинить боль ее израненному телу.

— Ради твоего же блага, глупышка. А вовсе не потому, что я не хотел тебя. Но завтра я буду в твоем распоряжении. Только напомни мне, — с улыбкой добавил Хэзард.

— По-моему, это бесполезно: вокруг столько людей и все просят тебя уделить им хоть немного времени. Мне кажется, ты слишком популярен.

Для Венеции явилось полной неожиданностью, что Хэзарда так почитают его соплеменники. Она поняла, что все это время недооценивала его.

— Мы все — одна семья, биа. Я действительно должен уделять им внимание. Тут уж ничего не поделаешь.

— И сколько их всего?

— В моем клане сорок вигвамов. То есть, говоря твоим языком, нас около четырехсот человек. Мы принадлежим к горным абсарокам, а во время летней охоты встречаемся с речными абсароками и общаемся с ними. В некотором смысле мы все друг другу родственники. Это напоминает сбор огромной семьи.

— И ты их всех знаешь?

— Большинство. Хотя детей порой не успеваю запомнить.

«И все они знают тебя. — При этой мысли Венеции стало не по себе. — Они все знают тебя и хотят общаться с тобой. Особенно женщины». Надо было быть слепой, чтобы не заметить, какие взгляды женщины бросают на Хэзарда…

— А у тебя есть дети? — неожиданно спросила Венеция, забыв даже о простой вежливости.

В вигваме повисла тишина. Хэзард вдруг понял, как мало он знает эту женщину, а ее мысли ему просто непонятны. И почему она его все время допрашивает? Если он честно ответит на ее вопрос, то, вероятно, перевернет все ее представления о семье. Но лгать Хэзарду не хотелось.

— От моей жены у меня нет детей, — резко сказал он. Впервые в жизни Венеция от изумления потеряла дар речи. Она дважды пыталась заговорить, и оба раза с ее губ срывался нечленораздельный лепет.

— В нашем клане это имеет значение, — пояснил Хэзард. — Дело в том, что отношения между мужчинами и женщинами у индейцев довольно свободные. Мы можем заводить любовниц, расставаться с женами… У нас большой выбор.

— У кого есть выбор? — Венеция наконец обрела голос. Ей хотелось знать, сколько у Хэзарда детей и остается ли выбор прерогативой исключительно мужской, как это было в ее мире.

— Выбор есть и у мужчин, и у женщин. Так как наши женщины владеют собственностью наравне с мужчинами, у них больше свободы, чем у белых. Я не хочу сказать, что наши браки неустойчивы. Многие долго живут вместе, но…

— Всегда есть выбор? — мягко закончила за него Венеция.

Хэзард вздохнул.

— Верно. — Он понимал, что его слова не успокоят Венецию и не отвлекут от вопроса о его детях.

— Этот мальчик, с которым ты говорил у входа, твой сын? — Венеция очень старалась оставаться спокойной.

Выражение лица Хэзарда неожиданно смягчилось, его глаза потеплели.

— Ты заметила сходство?

— Его невозможно было не заметить, — как могла равнодушно ответила Венеция, на самом деле она просто помертвела от ревности.

— Нет, в буквальном смысле слова он не мой сын, хотя в нашем клане считается таковым. Наши родственные связи очень отличаются от ваших. Белые называли бы его Красное Перо — сын сестры моего отца. — Хэзард чувствовал себя страшно неловко. — Давай сменим тему, — предложил он. — Все это невероятно сложно и никак не связано с культурной традицией белых.

— Как только ты ответишь на мой вопрос, мы сразу же сменим тему, — прошептала Венеция.

— Зачем тебе это знать? — нахмурился Хэзард, которому надоело играть в кошки-мышки.

— Потому что я ревную тебя, — очень тихо ответила Венеция. — К каждой женщине, с которой ты спал.

Хэзард отвернулся и заерзал. Прямодушие и откровенность Венеции буквально сбивали его с толку. Он столько лет в общении с женщинами не выходил за рамки обычных слащавых комплиментов и дежурных слов любви… Ему пришлось взять себя в руки, чтобы не сбиться снова на ставшие привычными успокаивающие фразы.

— Тебе не надо ревновать ни к одной из них, — наконец нашел он простой ответ. — И как только ты выздоровеешь, я тебе докажу, что, кроме тебя, мне никто не нужен.

— Я имела в виду всех этих женщин в твоем прошлом.

— Ты хочешь, чтобы я ревновал к мужчинам, которые были у тебя в прошлом?

— Их у меня не было, — напомнила ему Венеция, — ни одного.

— Ну, скажем, если бы они были.

— Они бы не имели никакого значения.

— Но женщины из моего прошлого тоже не имеют никакого значения, — спокойно сказал Хэзард.

— А дети?

— Они живут со своими матерями. У нас наследование идет по материнской линии. Когда они станут старше, у мальчиков может появиться желание жить со мной, и тогда я приму решение. Но они все еще слишком маленькие.

— Их много?

— Нет. Трое. И ситуация такова… — Хэзард в отчаянии запустил пальцы себе в волосы. — Я когда-нибудь тебе объясню…

В этот момент на пороге появился мальчик, так похожий на Хэзарда.

— Ты дома? — окликнул он, заявляя о своем присутствии, как требовала традиция.

Обычно, если хозяин вигвама был рад гостю, он приглашал его войти, выставлял угощение, они курили и разговаривали. Но если посетителя не приглашали, то он не обижался и излагал свое дело с порога.

Хэзард с готовностью отозвался, обрадованный возможностью закончить неприятный для него разговор. И тут оказалось, что мальчик не один — за ним последовали шесть женщин, каждая из них несла какую-нибудь еду. Чрез несколько минут стол был накрыт; одна из женщин подожгла специальную траву, и в вигваме запахло душистой свежестью. А потом потянулись посетители.

Хэзард сел во главе импровизированного стола, лицом ко входу, а Венецию усадил слева от себя, на самом почетном месте.

После формального приветствия каждого гостя приглашали к столу и предлагали закурить. Трубка передавалась по кругу всем мужчинам. Это не был совет вождей, поэтому в церемонии курения могли принять участие и молодые люди.

По обычаю еда была обильной: целая череда блюд из мяса бизона, тыква в сиропе, турнепс, приготовленный на углях, и корни квамассии, поджаренные на горячих камнях. По такому торжественному случаю был специально приготовлен сладкий десерт — мороженое из тополиного сока, — который вызвал возгласы изумления и радости. Тополиная смола, собранная на свежем срезе, на вкус ничем не отличалась от настоящего мороженого и выглядела как молочные облака. Хэзард вдруг понял, как соскучился по привычной с детства еде. Ему казалось, что ничто в мире не сравнится с изумительным вкусом тополиного мороженого.