Лукка еще долго искал и не раз ошибался, пока не увидел в холле "Плазы" Алису.

4

Они бродили среди древних, будто выросших из каменных уступов домов, карабкались по узеньким улочкам, видели мощи св.Клары - сподвижницы и возлюбленной св.Франциска, спящей в прозрачном саркофаге, смотрели вниз с каменных стен, укреплявших город, в туманную мглу, растворявшую оливковые рощи у подножия холма - казалось, что маленький островок с домами и храмами парит в облачной выси над бренным грешным миром.

В антикварных лавках, попадавшихся здесь на каждом шагу, пахло тленом и плесенью, а развалы вещей, попавших сюда неведом как и откуда, напоминали кладовые бальзаковских старьевщиков, прячущих среди хлама магический кристалл ацтеков или роковую шагреневую кожу. Разбуженные от межсезонной спячки продавцы, предлагали им все - от "подлинного" Микельанджело до настоящего деревянного арбалета - громоздкого сооружения, предназначенного для метания стрел, хотя было похоже, что его создатели думали не о сражениях, а о кухонном приборе, облегчающем шинкование капусты.

- Смотри, это тебе, - протянул Лукка Алисе нитку тяжелых бус, когда они покинули одну из лавок. - Это настоящее венецианское стекло шестнадцатого века - забытый секрет старых умельцев. Каждая бусина от большой до самой маленькой слеплена из мельчайших обрезков многослойных стеклянных трубок. Скатывали такой "рулет" из разноцветных пластов, резали на кусочки, а кусочки склеивали в "пироженное". - Вот какие кулинарные ассоциации. - Лукка перевел дух от обилия тяжелых французских слов. Алиса с удовольствием перебирала узорчатые бусины, любуясь разнообразием орнамента .

- Когда же ты успел их высмотреть? - удивилась она.

- Ловко отвлек твое внимание гоббеленом с козочками, заверив, что это подлинная флорентийская вышивка, а тебе понадобилось целых пять минут, дорогая моя художница, чтобы заподозрить надувательство= торжествова Лукка.

...В маленькой гостинице, разместившейся в уединенном особняке эпохи чипквиченто, они представились как супруги Борджоми. Именно так, утверждала Алиса, именуется целебный кавказский источник, известный в России. Хозяин, обрадованный появлением гостей в мертвый сезон лично провел "молодоженов" на третий этаж и торжественно распахнул двери "аппартоменто". Здесь была только одна комната, зато очень большая и полукруглая, обнесенная по периметру колоннами, а весь центр ее занимала "королевская" кровать на возвышении под балдахином, поддерживаемым витыми консолями. Хозяин, заметив реакцию опешивших гостей, быстро затороторил, широким жестом приглашая их войти:

- Уверяю вас, сеньора, что эту комнату занимал сам президент Швеции, путешествуя по Италии. Именно здесь сохранилась подлинная обстановка. Вы же видите эти колонны! Настоящий мрамор, а не какая-нибудь пресованная крошка. А обивка стен и штоф над постелью - точная копия спальни виллы Боргезе - вы конечно узнали эти золотые лилии по пунцовому полю? - И, видя, что "молодожены" не возражают, хозяин поторопился удалиться, радостно доложив:

- Ужин будет через полчаса, а ваш багаж поднимут сейчас же!

- Багажа нет, а к ужину принесите побольшео цветов, - распорядился Лукка и умоляюще посмотрел на смеющуюся Алису. - Боже, в детстве я видел однажды в опере, где пела мама, как такой балдахин рухнул, когда мавр начал душить Дездемону. С тех пор я предпочитал скромную нянину кроватку своей пышной детской - у меня развилась, наверное, балдахиноробия. Но Алиса уже хохотала, обрадованная комичности пышных декораций.

- Решено - остаемся здесь! Ты же не станешь меня душить. И вообще не прикасайся к историческому штофу, иначе мы погибнем под лавинами пыли. Но какой вид из окон - мы висим прямо над бездной!

Высокая стеклянная дверь распахивалась на круглый балкончик, под которым мокли в мелкой дождевой мороси оливковые деревца, круто спускавшиеся по откосу вниз в туманное, тающее в сумраке облако.

- Меня интересует, есть ли в этом музее канализация, - Лукка толкнул дверь в углу, задрапированную под стенные обои. - О, здесь-то как раз все обставлено по-королевски! Иди-ка, взгляни. - поманил он Алису.

Ванная комната была размером чуть ли не в спальню, только центр ее занимала огромная мраморная ванна, поставленная на бронзовые львиные лапы, а над нею располагалась система позолоченных душей, кранов и рычагов явно антикварного происхождения. Унитаз, причудливых очертаний, скорее напоминавший надгробную мраморную урну, был стыдливо развернут "спиной" к ванне и "лицом" к огромному окну, скрытому ветвями густой туи.

- Ого, я такой царственный экземпляр еще не встречала, - Алиса рассматривала "львиные" ножки унитаза, обитую бархатом спинку и мраморные ступеньки, на которые это чудо сантехники было вознесено. - Наш хозяин наверняка может рассказать с чьего трона скопирован этот шедевр. Не иначе, чем царицы Клеопатры.

Они все еще хохотали в ванной, когда увидели прыщавого коридорного, стыдливо замешкавшегося у двери с огромным букетом мокрых оранжевых календул, несомненно, только что срезанных в саду.

- Ставьте сюда и сюда, - скомандовал Лукка, указывая на тумбочки у изголовья ложа. А потом на тележке прикатили ужин, дымящийся в дюжине каких-то супниц, соусниц, блюд. По всей видимости появление "молодоженов" в пустующем в межсезонье отельчике, произвело переполох.

- В столь поздний час спагетти и жаренный барашек! А сколько сыра и зелени! И это на родине святого Франциска, проповедовавшего простоту и воздержание, - притворно засомневалась Алиса.

- Отдавать нищим ничего не будем. Грешить так грешить, - Наполнив бокалы Лукка поднялся:

- Алиса, несколько серьезных слов для тебя. Может быть это даже клятва... Я клянусь именем той, чей образ мы видели сегодня и на кого ты удивительно похожа, клянусь, что на коленях просил бы тебя стать моей женой. Клянусь, что не могу сейчас сделать это и что буду жить ради того дня, когда моя клятва сможет осуществиться. Ты - моя женщина, Алиса, mia d'oro bambini.

К утру Алиса была уверена, что Лукка - единственный мужчина и что жизнь ее специально делала такие странные загадочные виражи, чтобы подвести к этому моменту, к этой встрече. Все прояснилось и заняло свои места. Высшие силы не издевались, они учили ее любить, любить по-настоящему, и готовили приз за безропотное терпение.

Луку уже исполнилось тридцать семь, но он совсем не преувеличивал, уверяя, что за последние двадцать лет не прибавил в весе ни унции.

- Если только за счет этой шерсти. Потянет, наверное, килограмма на два, - усмехнулся он, вороша кудрявые завиткиы на своей груди. -Я тебе еще не сказал, стеснялся, что и Микельанджело лепил своего Давида с моего предка. Впрочем, это сразу заметно. - Лукка принял скульптурную позу, облакотившись на каминную полку и скрестив кривоватые ноги. Алиса восторженно захлопала в ладоши. Лукка действительно казался ей совершенством, хотя вовсе и не был красив, скорее обаятелен и, несомненно, наделен мужской привлекательностью. В занятиях любовью он был также непосредственен и увлечен, так же заботлив и неуклюже нежен, как и во всем, к чему бы он не прикасался.

Своим бойким французским Лукка был обязан прежде всего матери, имевшей гальских предков и культивировавшей в доме французское воспитание. А вот голубые глаза сына черноглазые родители предпочитали не замечать, поскольку они служили подтверждением тайных домыслов: поговаривали, что в беременности певицы виновен вовсе не граф Бенцони, а норвежский тенор, певшему с ней в тот сезон "Травиату".

Может быть, от матери, умершей в тридцать пять лет, так мало успевшей дать своему единственному сыну, унаследовал питомец мрачного дома Бенцони веселый нрав и страсть к лицедейству. Он всегда любил дурачитьсяить, а сейчас ему особенно нравилось то, что Алиса слету подхватывала предложенную игру.

...Алиса нежилась в огромной ванне, когда двери распахнулись и возникла фигура "красной рабыни", прибывшей для "омовения Клеопатры". Бедра Луки были повязаны ярким полотенцем, а красный томатный соус, намазанный на щеки, лоб и подбородок, капал прямо на Алисин бюстгалтер, прикрывавший грудь "рабыни".