— Почему бы тебе, Густав, не использовать для романа ту историю, что недавно опубликовали в газетах, — про жену врача, покончившую с собой?

Андре Жид совершенно ошибочно судил о Прусте; Флобер совершенно ошибочно судил о самом себе. Читая друзьям свою поэму, он видел ее лишь изнутри, и ее достоинства не были очевидны никому, кроме него самого. Друзьям постепенно удалось убедить его, что он совершил ошибку, влюбившись в собственное произведение, все его недостатки стали объектом этой любви, свидетельствами «индивидуальности», которая была ему слишком дорога, чтобы ее менять. Можно даже сказать, что Флобер был так же слеп к своей чудовищной фантазии, как я — к безобразию свободной комнаты, где уже не считал нужным переклеивать обои. Когда я рассказывал своей группе эту историю, заботясь более всего о впечатлении, которое мои слова произведут на Луизу — в сущности, только к ней я их и обращал, — мне вдруг пришло в голову, что все мы, возможно, по существу, являемся авторами своих частных жизненных историй, в которые мы влюблены и к которым привыкли, но которые, если бы мы прочитали их вслух друзьям, оказались бы пригодными лишь для растопки камина. Мы видим свою жизнь исключительно изнутри и, быть может, слишком часто напоминаем тех неумех художников, которые прежде, рисуя рекламы голливудских фильмов, старательно выписывали в зеркальном отражении имя детектива на стеклянной двери его конторы. Мы читаем свои рукописи не с той стороны, а мир тем временем проходит мимо, не замеченный нами.

— Ну и чем все кончилось? — спросила наконец Луиза. — Как поступил Флобер?

— Воспользовался советом Бюйе и написал роман о женщине, которая для него ничего не значила, но о которой он смог впоследствии сказать: «Мадам Бовари — это я». — Паула вознаградила меня улыбкой, было видно, что она узнала цитату; бледный юноша презрительно усмехнулся; Боб Кормак устало хохотнул, словно ему рассказали очень старый анекдот. Луиза снова замолчала.

Тем не менее «литературные собрания» продолжались. На следующий раз пришли только Луиза и молчаливый юноша (так и не назвавший своего имени). Мы с Луизой отлично знали, что эта последняя помеха скоро устранится благодаря естественному ходу вещей. С другой стороны, в группе остались люди наименее разговорчивые, и без помощи Боба Кормака и улыбок, кивков и смены закинутых ног Паулы я оказался вынужденным непрерывно говорить сам, надеясь, что Луиза понимает, что я на самом деле хочу ей сказать.

Поскольку в прошлый раз Луиза уже спрашивала меня о моей работе, я решил на этот раз поговорить о Руссо, а также о Ферране и Минаре — двух странных фигурах (Тереза называла их «сплетниками»), с которыми Руссо встречался в Монморанси и играл в шахматы. «Они также упоминаются в десятой книге „Исповеди“, — сказал я и с мальчишеской гордостью снял с полки свою собственную книгу на эту тему. Я хотел дать ее почитать Луизе, но не мог в присутствии молчаливого юноши. Он смотрел, как она взяла книгу у меня из рук, открыла, перевернула страницу, словно покрывало на нашей общей постели. Ее голова склонилась над строками, которые я написал задолго до того, как узнал ее, но в эту минуту мне показалось, что книга всегда была предназначена ей — и только ей.

— Ну а как поживают «сплетники»? — спросил меня Дональд. Пора возвращаться к нашему с ним разговору в перерыве между заседаниями, поскольку мои встречи с Луизой и Дональдом как бы сфокусировались на двух призрачных фигурах, неразрывно связанных с бегством Руссо из Монморанси и его умопомешательством.

Но сначала я отложу ручку и приготовлюсь отвечать на вопрос врача: «Ну, как мы сегодня себя чувствуем?» Он уже показался в дверях моей палаты. Позже я еще поговорю о Жан-Жаке, человеке, который, как любой из нас, был слеп ко многому, что происходило у него в душе и что было совершенно очевидно взгляду со стороны, с той точки зрения, откуда мы все, наверное, хотели бы увидеть себя с той честной беспристрастностью, черствостью и высочайшим и милосердным безразличием врача, который сводит наши драгоценнейшие недуги к прописным истинам анатомии и лечит или отмахивается от них, уходя в столовую обедать.

Катриона ушла отправить небольшое письмо, которое ты уже, конечно, прочитал, а я сажусь описывать дальнейшие события.

Ты, наверное, помнишь, что я нашел «страницу», которая как будто опять подтверждала существование нашего друга Жана-Бернара Розье. Это привело меня в такое волнение, что я пошел прилечь на несколько минут, но заснул и проснулся только через час. Во рту у меня был отвратительный вкус, и жутко болела голова. Я решил, что болит из-за перестимуляции тот участок мозга, который занимается «поисками в Интернете», но не зона «прямой видеосвязи», расположенная слева от него. Я решил, что, если буду стимулировать последнюю, это может оказать отвлекающее действие на больной участок мозга. Поэтому я побрел обратно в кабинет и «вызвал» тот «сайт», где раньше находил обнаженную женщину, читающую книгу «Ферран и Минар».

Однако на этот раз там оказался кто-то другой: такая же молодая девушка, засунувшая себе между ног большой розовый предмет из пластика. Я не понял, чем она занимается, и решил, что надо «сохранить» эту картинку, как меня научила Катриона, чтобы показать ее той, когда она на следующий день придет убираться. В конце концов, ее специальность — наука жизни, и она должна знать, что за действо происходит на экране. Может быть, девушка на экране бреет лобок? Интересно, делают ли это женщины каждый день подобно мужчинам, бреющим щеки и подбородок? Я только недавно обнаружил, что, оказывается, у женщин тоже растет борода, требующая ухода. Видишь, как я был глуп и невежествен! И как быстро меня просвещает новое окно в мир! Еще раз должен повторить, что я безмерно благодарен магазину Диксонз.

Кстати, о тамошних служащих (особенно Али). Глядя на застывшее изображение девушки, бреющей (или чистящей, или что она там делает при помощи этого большого розового предмета) свою бороду, я задумался, по аналогии с ее действиями по поддержанию чистоты тела, какой ежедневный ритуал приборки и чистки я сам должен исполнять по отношению к своему новому другу компьютеру. Катриону я ждал на следующий день, но хочу ли я, чтобы она приходила четыре (или даже пять) дней в неделю и нарушала мой привычный образ жизни? Когда-то еще я научу ее соблюдать порядки, установленные в моем доме? Я и сам могу позаботиться о себе; я даже, вероятно, сумел бы сварить суп, если бы действовал более решительно, хотя должен признать, что для первого раза, наверное, положил бы в него имбирь и авокадо. Поэтому я решил тут же почистить компьютер. Я принес тряпку и таз с мыльной водой и принялся за дело.

Вот тогда-то я и постиг правило, которое мне вскоре повторил Али и голос в сервисном обслуживании: «Прежде чем предпринять какие-нибудь действия по техническому обслуживанию, обязательно выключайте компьютер». И другой урок: «Никогда не используйте какие-либо чистящие жидкости». Экран вдруг погас, и я осознал, что совершил глупость. Я тут же позвонил в сервисное обслуживание своему другу Дейву, обычно помогавшему мне в моих затруднениях с компьютером, но на этот раз ответил женский голос: «Сандра у телефона». Ее «помощь», когда я объяснил ей, что произошло, выразилась во взрыве смеха. «Не кладите трубку', — сказала Сандра, — надо это записать». Затем она посоветовала мне обратиться в Диксонз, где, может быть, и сжалятся надо мной, если я сумею правильно разыграть свои карты. «Кто бы мог подумать, — сказал я себе, когда мы сердечно закончили разговор, — что мои поиски „Энциклопедии“, предлагающей альтернативную философию Вселенной, поводом для которых послужило спущенное колесо и проливной дождь, доведут до моего сознания, что к компьютеру нельзя применять моющие жидкости и что мне необходимо уметь правильно разыгрывать свои карты, обращаясь за помощью в Диксонз?»

Я тут же отправился в магазин, полный решимости правильно разыграть те карты, которые мне сдала судьба. Али, разумеется, не понял, что случилось с моим компьютером, — да и вообще меня не узнал. Я не знал, как сформулировать свою проблему на компьютерном сленге: «Изображение молодой женщины с розовым предметом из пластика вдруг исчезло, когда я принялся мыть машину мыльной водой». Мне пришлось опять прибегнуть к помощи миссис Кемпбелл, которая сообщила мне, что я нарушил условия эксплуатации и теперь моя гарантия аннулирована. «В подобном случае мы не несем ответственности». Если тебе нужен простой и ясный ответ на вопрос, всегда обращайся в Диксонз! Я вежливо с ними распрощался и решил по пути домой зайти в библиотеку.