Вот тут уже, даже самым тугим на умишко казакам стало ясно, что пора драться насмерть и пришло время постоять не только за себя, но и за жизни близких. В каждой станице, где преобладало казачье население, поднимался народ на борьбу, доставали воины оружие, припрятанное по подвалам и схронам, да становились под свои старые знамена и команду офицеров, с которыми всю войну прошли. Впрочем, поступали так не только казаки, но и многие крестьяне из иногородних, которым было известно февральское постановление Кубанской Рады о том, что каждый, кто добровольно встанет на борьбу с советской властью, получит земельный надел и привилегии казачества. Про обязанности Рада забыла, но это не беда, ведь главное, чтоб супостата одолеть, а там, видно будет.
И вот в самое смутное время, в начало восстания против большевизма, мой Сводный партизанский полк и очутился на родной для меня земле. Как поступить дальше и что сделать? Помочь своему отделу в борьбе или же, пройти в ночь через железнодорожные пути, которые контролируются частями Юго-Восточной армии, и направляться прямиком к Екатеринодару, к которому ушел Корнилов с добровольцами? Вопросы непростые и выбор не легкий, но я командир полка, и хочу того, али нет, а выбор и решение лежат только в моей компетенции. Решив, что пока повременю и осмотрюсь в родных местах, думы эти отставил в сторону и во главе своих партизан, въехал в Новопокровскую.
В станице временно остановился в здании станичного правления, а полк, заняв площадь перед ним, расположился на дневку. На отдых только два часа, а дальше снова в путь. Узнав о моем прибытии, восставшие казаки стекались в правление. Расспросы, обмен новостями, обсуждение планов, и здесь спрашиваю, а кто, собственно, командует всем станичным ополчением. Ответ прост, старшего командира нет. В Новопокровской около шести десятков офицеров и среди них два полковника, а взять руководство над отрядом, почему-то некому.
Ситуация для меня знакомая - все делается стихийно, а брать на себя ответственность никто не желает. Казаки горят жаждой дела, а куда себя приложить, не знают. Одни говорят, что надо атаковать вражеское "осиное гнездо" узловую станцию Тихорецкая. Другие кричат, что останемся дома, а железнодорожное полотно разберем. Мнение третьих - направиться всеми силами на Кавказскую, где в старой крепости "Казачьем Стане", собирается большинство восставших отрядов, и совершить нападение на хутор Романовский. Сколько людей, столько и предложений, а враг тем временем не дремлет и со своим бронепоездом, к очередной станице направляется. Посмотрел я на это дело, вышел на крыльцо правления, и кликнул клич на запись в свой полк. Кто желает драться, тот со мной, а остальным, то ли приказал, то ли посоветовал, оставаться дома и родную станицу оборонять.
Проходит время дневки и, набрав в полк почти двести всадников при оружии, двигаюсь дальше. К вечеру, мои сотни уже в Терновской, и здесь, творится то же самое, что и в Новопокровской, есть воины, есть оружие, есть желание сражаться, но нет единоначалие. Раз так, то я и буду тем самым командиром, за которым казаки пойдут, тем более, что сила за мной уже есть, и на войну зовет не кто-то со стороны, а свой станишник, который покидал Терновскую больше двух месяцев назад с двумя братьями, а вернулся с конным полком и в звании войскового старшины.
Запись в отряд оставил на утро, вокруг станицы стоят дозоры из местных казаков, полк распущен по квартирам, а я, в окружении родни, пятерых моих сотников и самых справных наших терновчан, сижу за богатым и щедрым кубанским столом. Сначала разговор все больше за жизнь идет, что и как, затем про Мишку, которого я все же оставил в Новочеркасском офицерском училище, после этого про войну на берегах Дона и так, добрались до войны на Кубани и восстания казаков Кавказского отдела.
Эту, самую серьезную на данный момент тему, первым затронул дядька. Он не стал ходить вокруг да около, а коротко и точно, изложил всем присутствующим, что скоро нам придет конец и, скорее всего, восстание Кавказского отдела потерпит поражение. Большинство присутствующих с ним согласилось, все же люди опытные собрались, почти все в войсках послужившие, и кое-что за душой имеющие. Как следствие возник вопрос, а что собственно делать, дабы устоять.
- Предлагаю кинуть по всем близлежащим станицам и хуторам клич, на запись в отряд Константина, - дядька кивнул на меня, сидящего от него по правую руку. - И не просто клич, а оказать всемерное содействие и поддержку всем его делам, выделить для казаков продовольствие, обмундирование и припрятанное оружие.
- Сначала, надо самого Константина Георгиевича спросить и разузнать, готов ли он заняться освобождением отдела от большевиков или дальше направится, а нас покинет, - отозвался кто-то, и все собравшиеся за большим столом люди посмотрели на меня.
"Вишь ты, - подумал я, - совсем недавно еще Костей был или Константином, а теперь по имени и отчеству величают. Это своего рода признание". Пришлось ответить, и сказать то, чего от меня ожидали:
- Если мне доверят казаков, то я очищу отдел от врага и, только после этого, продолжу свой поход.
- Правильно!
- Вот это по-нашему!
- Молодец!
Такими были слова уважаемых казаков и офицеров, и только Богаевский, расположившийся неподалеку, укоризненно покачал головой. Ну, его мысли понятны, он хочет поскорее к добровольцам и правительству Кубанской Рады добраться. Ему надо провести переговоры и показать, что он нужный для Донской Республики человек, но это ничего, подождет неделю, пока я большевиков буду душить, и никуда не денется. Главный в полку я, а ему остается только ждать, пока его и чиновников как ценный груз к месту назначения доставят. Так бы, не будь в Кавказском отделе восстания, полк прошел мимо, но здесь мой дом, и здесь несколько узловых станций, которые являются важными стратегическими пунктами, и оттого, кто эти станции контролирует, в современной войне зависит очень многое. Решение принято и обжалованию не подлежит, на время полк остается в Кавказском отделе, и будет участвовать в его освобождении, а добровольцы не маленькие дети, и без меня повоюют.
После того, как солидные и влиятельные люди решили меня поддержать, праздничный ужин сам собой превратился в Военный Совет. Спиртные напитки исчезли, купцы и землевладельцы, сославшись на дела, покинули наш дом, а их место заняли находящиеся в станице офицеры, один полковник, один войсковой старшина и шесть есаулов. На столе появилась карта отдела, и началось предварительное планирование операции и определение сил противника.
Что мы имеем со стороны большевиков? Не так уж и много, как я ожидал. Основная ударная сила красных это бронепоезд "Коммунар" с четырьмя орудиями и три броневика. Огневая мощь восемь полевых орудий. Пехоты около полутора тысяч человек, в основном из 154-го Дербентского пехотного полка. Конницы одна сотня. Занимают и контролируют все эти силы только четыре населенных пункта, станцию Тихорецкая, где находится часть штаба Юго-Восточной армии товарища Автономова, хутор Романовский, с наибольшим количеством иногороднего населения, станицу Казанскую и станцию Гречишкино. Все остальные поселения или у восставших или до сих пор нейтральны.
Почему силы противника так незначительны? Ответ прост. Во-первых, часть войск переброшена на границу с Доном, где воюет отряд войскового старшины Фетисова, зачищающего окрестности Батайска и левобережье. Другая часть и один бронепоезд направлены к Екатеринодару, добивать Кубанскую Раду и Корнилова. В третьих, два батальона вызваны на Ставрополье, где вспыхивают офицерские восстания, и куда с Кавказа движется очень злой корпус Баратова, в составе которого, между прочим, два знаменитых партизана Великой Войны, Андрей Шкуро и Лазарь Бичерахов. Для нас это хорошо, а для противника, разумеется, плохо. Однако враги организованы гораздо лучше, чем восставшие, да и мой полк пока сыроват, а потому, преимущество за ними. Кроме того, через несколько дней Одарюк получит помощь из Павловской, где стоит покрасневший 18-й пластунский батальон, проведет мобилизацию своих коммунаров и вызовет помощь из других отделов. Если мы не будем активны, восстание задавят в течении нескольких дней, и здесь дядька Авдей как всегда прав.