Пирс бережно провел пальцем по полуоткрытым губам Лак и ощутил их шелковистую нежность. Не в силах удержаться, он наклонился, чтобы испить пьянящую сладость долгожданного поцелуя.

— Кингстон?

Пирс вздрогнул и посмотрел на незванного гостя, который не мог выбрать менее подходящего момента для решения своих дел.

У лестницы, ведущей в салун, стоял один из юношей, с которым Пирс играл в покер.

— А мы вас все время ждали. Думали вы вот-вот придете.

Пирс махнул рукой.

— Может быть, позже.

Подстриженный под горшок белобрысый парень подошел ближе и положил руку на рукоятку револьвера, засунутого за пояс мятых брюк.

— Послушайте, я проиграл вам кучу денег. Вы пообещали, что дадите мне возможность отыграться.

— Ну, разумеется, мистер Кингстон. — Лак пролетела мимо Пирса, задев его пышной юбкой. — Продолжайте стричь своих овечек!

Пирс беспомощно смотрел ей вслед. Лак молнией пронеслась мимо подвернувшегося так некстати безмозглого олуха и исчезла в каюте. Даже если она сможет смириться с тем, что Пирс играл в карты, чтобы заработать на жизнь, то его происхождение всегда будет непреодолимым препятствием.

Теперь Пирс был как никогда уверен, что Лак не удастся заманить его назад в Луизиану, чтобы она не говорила и какие бы сцены не устраивала. Если у них и есть слабая надежда наладить совместную жизнь после рождения ребенка, то придется остаться на Западе.

Совместная жизнь? Наверное, он сошел с ума! Нужно отправить бессовестную лгунью к достойному папаше и навсегда положить этому конец. А сейчас ему просто осточертело мириться с тем, что Лак выставляет его каким-то злодеем перед посторонними людьми. И чем больше зрителей, тем лучше ей удается роль невинной жертвы. Хватит! Он перенес столько унижений, что хватило бы на десять жизней и больше никогда не будет с этим мириться. Тем более не станет терпеть оскорбления от нее.

— Так вы идете? — настойчиво повторил белобрысый парень.

— Я сказал позже. Мне срочно надо кое-что выяснить. Раз и навсегда.

Пышная юбка Джорджи застряла в узком проходе в каюту. Она со злостью протиснулась в дверь, ожидая услышать треск рвущейся ткани. Но платье осталось невредимым. Очень жаль. Хорошо бы испортить хоть одно из дорогих платьев, которые купил для нее Пирс.

Джорджи с грохотом захлопнула двери и стала расстегивать на спине свое роскошное платье с глубоким декольте. Да как он смеет обращаться с ней, как с какой-нибудь дрянью! Как будто она недостойна стать его женой, не говоря уже о том, чтобы быть матерью его ребенка. А сам-то хорош, нечего сказать! Зарабатывает деньги на слабостях ближнего.

Джорджи возилась с длинным рядом пуговиц на спине, и вдруг уловила запах пищи. У нее засосало под ложечкой. Аппетитный запах шел от стоявшего на умывальнике подноса, на котором стояла тарелка с тушеной говядиной, стакан молока и большой кусок хлеба. Только сейчас Джорджи почувствовала страшный голод.

А Пирс давно об этом догадался.

Как трудно на него разозлиться. Ведь он всегда предупреждал все ее желания. Его ни о чем не надо было просить.

Да, все желания, кроме одного, самого важного. Джорджи так хотелось, чтобы Пирс ее простил. Ей нужна любовь, а не жалость. Но он даже не хотел понять, как для нее важно найти отца.

Джорджи тяжело вздохнула, подошла к столу и взяла кусок хлеба.

В этот момент дверь широко распахнулась.

Джорджи выронила из рук хлеб и быстро оглянулась. В дверях стоял Пирс с потемневшими от гнева глазами.

— Я сыт по горло твоей ложью и дурацкими намеками. Ты постаралась на славу, — он захлопнул за собой дверь и быстро подошел к Джорджи.

Ей стало страшно. Прижавшись к стене, Джорджи с ужасом смотрела на нависшую над ней фигуру Пирса.

— Ты ни разу не видела, как я играю в карты и постоянно обвиняешь меня в мошенничестве.

Что ж, это была правда. Но Джорджи и не думала признавать правоту Пирса. Вместо этого она отважно ринулась в атаку, зная из личного опыта, что лучшая защита — нападение.

— Ну, если ты не жульничаешь, то значит тебе безумно везет. Никогда не слышала о твоих проигрышах. Ты, наверное, самый удачливый человек на свете.

— Удачливый? — смех Пирса скорее напоминал рычание раненого зверя.

— Ты видела мое везение в последние два месяца. Но это ничто по сравнению с тем, что было раньше.

— Ага! Вот ты сам и признался, — Джорджи возмущенно пожала плечами и полурасстегнутый лиф платья соскользнул с плеч. Быстрым движением она успела его удержать.

Пирс, конечно же, все заметил. Прошло несколько секунд, прежде чем он отвел взгляд от глубокого декольте и снова посмотрел ей в глаза.

— Уверен, что ты сто раз перерыла все мои вещи. Тебе хоть раз попалась крапленая колода карт? Я не приклеиваю карты к ладони и не прячу их в рукав!

— Значит, у тебя какие-то секретные приемы.

— Мне не нужно мошенничать, чтобы выиграть. Игра — это моя профессия. Я все тщательно рассчитываю и никогда не пью во время работы.

— Ну, да. Ты просто обыгрываешь тех, кто уже успел нажиться. Сначала ты выжидаешь, когда они наберутся, как следует, а потом вытягиваешь из них деньги. Но что бы там ни было, одно я знаю наверняка. Ты больше никогда не заставишь меня испытывать чувство вины перед тобой. — Джорджи гордо прошла мимо Пирса и осторожно взяла с тарелки так привлекавший ее кусок хлеба.

Пирс с изумлением наблюдал за каждым ее движением.

— Ты чувствуешь себя виноватой? Вот это новость! Дочь Луи Пэкинга терзается угрызениями совести!

— Не смей так говорить о моем отце, — прошипела Джорджи и погрозила кулаком. — Он всегда был хорошим отцом. Не то, что какой-то пароходный шулер. А что касается моего малыша, я его заберу…

— Нет, не заберешь. Ты не сбежишь на проклятый Юг вместе с моим ребенком.

— Проклятый Юг? Так это не из-за лошади ты, как угорелый, носишься по всему свету, ведь так? Почему-то ты боишься вернуться в Луизиану, боишься кого-то там встретить? Или тебя мучит совесть?.. Конечно, так и есть. Это написано на твоем лице.

— Ты не видишь ничего, кроме того, что хочешь увидеть? Да что с тобой говорить? У тебя на уме одна ложь и какие-то махинации, — Пирс отвернулся и подошел к единственной в каюте двухспальной кровати, уселся на край и стал стаскивать ботинки.

— Ты что, надумал передо мной раздеваться?

— Ну, положим, я это делаю не в первый раз, Джорджи, мой мальчик!

— Неправда. Я никогда тебе не надоедала и не мозолила глаза. Разве я хоть раз нарушила твое уединение?

У Пирса вытянулось лицо, а потом он ехидно усмехнулся и покачал головой.

— Ну, конечно. Какой же я дурак. Одним движением он сбросил с ноги башмак и стал стаскивать другой.

Джорджи стала торопливо застегивать платье и направилась к двери.

— Пойду и попрошу еще несколько одеял. Я могу постелить себе и на полу.

— И не думай даже. Без меня ты не выйдешь из этой каюты.

— Я думала, мы уже все решили. Сегодня я пообещала, что никуда не убегу, если ты прекратишь караулить каждый мой шаг.

— Ну, да. Уж если ты пообещала, то непременно сдержишь слово, — саркастически усмехнулся Пирс и снял наконец второй башмак. — А потом, здесь шляется столько неблагонадежных мужчин, что ты наверняка нарвешься на неприятности. Ужинай и ложись спать. Сегодня был трудный день.

В замешательстве Джорджи перевела взгляд с самодовольного лица Пирса на постель.

— Я думала, ты собираешься играть в карты.

— Сегодня у меня больше нет настроения работать.

— Вы же не хотите, мистер Кингстон, чтобы лживое отродье Луи Пэкинга разделила с вами ложе? Конечно, вы до меня не снизойдете.

Пирс сидел с зажатым в руке ботинком, он смерил Джорджи ледяным взглядом и поднял руку.

На секунду Джорджи подумала, что сейчас он запустит ботинком в нее. Но он спокойно поставил его на пол.

— Если ты не сделаешь попытки удрать из каюты, тебе не о чем беспокоиться. Поняла? Не о чем.