— Сегодня не так много работы, так что я смогла улизнуть, — сказала она, с тревогой глядя на побелевшее лицо Рени. — Голубушка, что стряслось? Что-то случилось, я вижу.

Рени устало провела рукой по лбу.

— Да, Джани, случилось. Я не знаю, что мне делать.

И она рассказала Джанин о предложении Леона. Та в ужасе смотрела на нее своими карими глазами.

— Но ты не согласилась? — выдохнула она. — Никогда не слышала ничего более нелепого. И опасного. Как же! Он на всю оставшуюся жизнь приберет тебя к рукам! Тебе волей-неволей придется работать на него, может даже бесплатно.

Рени слабо улыбнулась. Поистине, Джанин очень практичная! Ей самой и в голову не пришло подумать о финансовых аспектах их отношений.

— Нет, Джани, я не собираюсь принимать это предложение, — заверила она ее, — но это еще не все.

Она вкратце рассказала Джанин о разоблачениях мадам Арно, и та присвистнула.

— Итак, великолепная Туанет все еще с нами! — заметила она. — Неудивительно, что мы считали ее мертвой, ведь все говорили о ней в прошедшем времени. Но почему… — она замолчала и вопросительно посмотрела на Рени.

— Вот именно — почему? — кивнула Рени. — Почему? И еще раз — почему? Почему он так выделил меня? Почему он хочет удержать меня? Что значит для него Туанет? Правда ли, что она его жена? Если так, то почему он скрывает это? Вся эта история — большой вопросительный знак. Ничего не понять.

— И ты думаешь, он объяснит тебе что-нибудь? — Джанин хитро смотрела на нее. — Возможно и объяснит, но подозреваю, что это будет неправдой. Уж он-то выдумает какую-нибудь сказку, а ты без ума от него и поверишь в нее, и позволишь ему обвести себя вокруг пальца. Нет, у меня есть идея получше.

— Какая?

— Мы пойдем и встретимся с мадемуазель Морель. Можешь не сомневаться — она расскажет нам правду.

Это предложение просто поразило Рени. Она не воспринимала Антуанетту как живого человека, которого можно навестить; она все еще была для нее призрачной.

— Но мы не знаем номера дома.

— Я найду в городском справочнике.

— Нет, Джани, я не могу. Это будет выглядеть так, будто я шпионю за ним.

— Ну, не надо быть такой щепетильной. Разве он не пытался ввести тебя в заблуждение? Ты идешь на это только потому, что хочешь понять, что же он замыслил. Тут пахнет двоеженством.

При этих словах Рени содрогнулась.

— Нет! Ему бы и в голову не пришло такое!

Но что же тогда ему нужно? Его мотивы оставались загадкой.

— Мы скажем мадам Ламартин, что ты заболела и что я провожу тебя домой, — говорила Джанин, — а сами поедем на Рю де Жарден. У меня куча времени, я понадоблюсь здесь только днем.

Рени все еще колебалась, но в конце концов поддалась уговорам Джанин. Она сгорала от желания увидеть живую Антуанетту.

В метро было прохладнее, чем на улице, но когда они выбрались наружу, знойный воздух обжег их. Рени, усталая после бессонной ночи, тащилась вслед за Джанин в поисках Рю де Жарден. Они внимательно изучили карту, висевшую у станции метро, но все же им пришлось изрядно поплутать. Наконец они нашли ее. Это была небольшая улица, заканчивавшаяся тупиком, по обеим сторонам ее в тени платанов располагались дома с террасами, каждый из которых выходил в собственный садик, мощенный булыжником и украшенный яркими цветочными клумбами. Ярко раскрашенные ставни окон были открыты, почти каждое окно было защищено от солнца полосатым тентом. Эти дома, несмотря на свой почтенный возраст, хорошо сохранились и выглядели очень дорогими.

— Вот номер 14, — сказала Джанин.

Номер 14 оказался в самом конце улицы. Здесь не было ни тентов от солнца, ни цветочных клумб, и несмотря на жару все окна были закрыты, а тюлевые занавески задернуты.

— Их, наверное, нет дома, — с облегчением воскликнула Рени.

Джанин бегом поднялась по лестнице, ведущей к наружной двери, и нажала на кнопку звонка. Они услышали, как в доме раздался его резкий призывный звон, но ответа не последовало.

— Пошли отсюда, — беспокойно уговаривала Рени. — В доме никого нет.

— Кто-то идет!

Рени уловила тихое шарканье домашних туфель, после чего раздался скрежет засова, и дверь тихонько приоткрылась. Женщина, стоявшая за дверью, когда-то, вероятно, была хорошенькой, но сейчас походила на мышь. Ее маленькие блестящие глазки с мышиной настороженностью перебегали с одной девушки на другую, и казалось, что стоит только кому-то из них пошевелиться, как она юркнет в свою норку.

Джанин спросила по-французски, здесь ли живет мадемуазель Морель.

— Мы из салона Себастьена, ее коллеги, — пояснила она.

Эти слова совсем испугали мышку.

— Non, non, — быстро заговорила она. — Моя дочь никого не принимает. — Она хотела захлопнуть дверь, но Джанин просунула ногу и помешала ей.

— Ну, послушайте, мадам, — заговорила она, но чей-то резкий голос прервал ее.

— Qui va la, Maman? [39]

Мышка повернулась назад, Джанин подтолкнула дверь, и они увидели в темном холле тонкую фигуру в длинном черном одеянии. На секунду Рени показалось, что это монашенка, так как ее голова была покрыта тонкой черной вуалью, из-под нее выглядывали блестящие золотистые волосы, но потом она заметила, что ее руки полностью открыты.

— Ты велела никого не пускать, — напомнила ей мадам Морель, — а они из салона.

— Ну так что? — резко сказала укутанная в черное девушка. — Разве я не могу передумать? Мне уже надоел этот маскарад. Мне больше не интересно изображать из себя таинственную даму в вуали с Рю де Жарден. Входите, mesdemoiselles, я с удовольствием снова послушаю бульварные сплетни и последние новости из салона.

Мадам Морель продолжала загораживать им дорогу, и девушка — не вызывало сомнений, что это была Антуанетта — раздраженно притопнула ногой по кафельному полу.

— Закрой дверь, — приказала она. — И не стой здесь, разинув рот, как глупая лягушка. Сюда, пожалуйста, mesdemoiselles.

И пока ее мать запирала наружную дверь, она прошла через темный и душный небольшой холл в светлую гостиную, кивком головы пригласив девушек следовать за ней. Здесь было тесно от старинных вещей и фотографий, которые заняли целую стену и на которых фигурировала Антуанетта во всевозможных позах и костюмах. На самом видном месте висела та же самая фотография, которую Рени видела над каминной полкой у Леона на острове Сен-Луи. Прямо из комнаты открытая настежь застекленная дверь вела во внутренний дворик, усаженный по краям ровными рядами цветов, в самом центре которого был маленький фонтан. Хозяйка предложила им выйти на воздух, и они обнаружили во дворе пестрые парусиновые шезлонги и столик, стоявшие под огромным зонтом. Контраст с угрюмым фронтоном здания был настолько велик, что обе девушки от изумления едва не разинули рты. Антуанетта, заметив их удивление, рассмеялась. Ее смех оказался резким и скрипучим и не вязался с изящным обликом девушки; он единственный напоминал о том, что Леон подобрал ее на улице. Она пригласила их сесть.

— Не хочу, чтобы на меня пялились посторонние, — пояснила она, — а здесь меня не видно.

Дворик был огорожен высокой, увитой плющом решеткой.

— Прекрасная Розамунда в своей башне, — тихо сказала Джанин. — Интересно навещает ли ее король? — Она говорила по-английски, и Антуанетта недоуменно смотрела на нее. Рени, уловив намек, укоризненно посмотрела на подругу.

— Кто такая Розамунда? — спросила Антуанетта.

— Была одна такая прекрасная леди, — сказала ей по-французски Джанин, — которая, к своему несчастию, любила вопреки всему и слишком горячо.

— Значит, она была дура, — презрительно бросила Антуанетта. — Если женщина умна, то она без труда получит от мужчины, который ее любит, все, что захочет. Ну рассказывайте, как там в салоне? До меня доходят разные слухи. Например, что Леон нашел какую-то модель, которая, как говорят, похожа на меня. — Скрытые под вуалью глаза скользнули по Рени. — Может, это вы?