Он что-то воскликнул и бросился к ней. На один какой-то безумный миг ей почудилось, что он хочет заключить ее в объятия, она попятилась и замерла, наткнувшись Спиной на огромный валун сзади. Тут же его лицо сделалось бесстрастным, он отошел от нее.

— Не нужно пугаться, — глухо проговорил он. — Я больше не потревожу вас… Никогда. — Он посмотрел на свои часы, а потом бросил взгляд в сторону заходящего солнца. — Tiens [28], уже поздно. Нам пора возвращаться.

В полном молчании Рени спускалась по крутой тропинке, по которой они совсем недавно так весело бежали наперегонки, позади нее шел Леон. Ее охватило смятение, когда она вновь задумалась о его сумасшедшем предложении, — безусловно, идея была абсолютно нелепой, но она хорошо знала, что Леон, какими бы абсурдными ни были его идеи, умел, если брался за что-то, довести дело до конца. И похоже, что он не сомневается в ее согласии, — вот он открывает для нее дверцу машины и говорит:

— Я должен купить вам другое кольцо взамен потерянного.

— Вы хотите сказать, взамен того, которое вы выбросили, — возмущенно возразила Рени. — А вы, кажется, нисколько не сомневаетесь в моем ответе.

— С вашей стороны было бы глупо отказаться от великолепного и счастливого будущего, — ответил он и захлопнул за ней дверцу.

Ей нечего было возразить ему. Если она потерпит неудачу и не сможет произвести того впечатления, какого от нее ждет Леон, все будет ясно, — потерпевшая крах Рени окажется по другую сторону Ла-Манша, и сердце ее будет разбито; и это, подумала Рени, самый вероятный исход.

В сгущающихся сумерках они ехали по Рю Насьональ, где аромат роз заглушал даже запах бензина. Последние отблески заходящего солнца умирали на остывающем пурпуре неба, и прямо над головой повис месяц. Леон ехал молча; нахмурившись, он гнал вперед мощную машину; время от времени Рени с опаской поглядывала на его неподвижный профиль. Этот человек по-прежнему оставался для нее загадкой.

Они вернулись в город, когда фланирующие толпы на улицах стали редеть, люди расходились по домам, только в ночных заведениях Монпарнаса и Монмартра продолжалось веселье. В ярком свете прожекторов над городом возвышался Сакрэ Кёр, — словно белый пароход, плывущий по морю огней. Город романтики! Город любви! Ах, в отчаянии подумала Рени, все было бы совсем иначе, если бы Леон любил ее, Рени Торнтон, а не свое воспоминание об Антуанетте в лице Рени, в ее волосах и фигуре.

Было уже очень поздно, когда они подъехали к пансиону.

— Надеюсь, мадам Дюбонне еще не заперла дверь, — сказала Рени, нарушив молчание, которое будто пропасть разделило их. — Все время, что я живу здесь, я всегда возвращалась домой рано.

— Тогда нам придется разбудить ее.

Но остановившись у пансиона, они увидели, что в нижнем этаже еще горит свет.

— Благодарю вас за чудесный вечер, monsieur, — чинно сказала Рени, выходя из машины.

Она встретила долгий взгляд его темных глаз — они были мрачными и вопрошающими, — и тут Леон вздохнул и отвернулся. Рени хорошо знала этот взгляд. «Он смотрит так, когда пытается разглядеть во мне Туанет», — решила она однажды. И тоже вздохнула.

— Alors, мы слегка отдохнули. Будущее потребует от нас полной отдачи, — бодро сказал он. — Вы должны хорошенько выспаться, Рени. Спокойной ночи.

На пороге ее встретила обеспокоенная мадам Дюбонне. Она чувствовала ответственность за эту красивую девушку, которая была на ее попечении. Но тут она увидела разворачивающийся на дороге кадиллак, и ее лицо прояснилось.

— А! Месье Себастьен! Он привез вас домой? Вы работаете так поздно для коллекции? Да? Он очень добрый к работникам, этот человек.

— Да, он очень добр, — согласилась Рени. — Спокойной ночи, мадам.

Ей хотелось поскорее добраться до своей комнаты и остаться одной. Она легла, но сон не шел к ней. Она вновь и вновь беспокойно возвращалась в мыслях к предложению Леона. Понимает ли он все сложности, которые обязательно возникнут, если она согласится с его планом? Может ли она вступить в брак с мужчиной, который не любит ее, хотя и нуждается в ней? Если он все еще видит в ней вторую Антуанетту, не разочаруется ли он в ней в конце концов? Конечно, он не ждет от нее любви и все это может его устраивать, но что же будет с ней? Для него это деловое соглашение, но она-то не найдет в этом счастья. Есть еще один путь — уехать и никогда больше не видеть его, но эта мысль была невыносимой: чем чаще она виделась с ним, тем сильнее прикипала к нему сердцем.

Рени утомленно повернула голову на подушке. Ночь была жаркой, и в комнате стояла страшная духота. Все-таки сначала нужно пережить этот показ, а когда все будет позади, она решит, как поступить, еще не известно, как там все повернется, он и сам сто раз передумает…

В салоне работали не покладая рук, готовясь к открытию коллекции, когда великий модельер покажет людям плоды своего гения, вынашиваемые в течение долгого времени.

У Рени не было времени думать о своих проблемах, да и Леон снова стал отстраненным и целиком ушел в работу, проводя репетиции или лихорадочно рисуя новые эскизы для замены моделей, которые разочаровали его и были отвергнуты, — и каждый день возникали все новые и новые вопросы и трудности. Рени выстаивала нескончаемые примерки и исходила километры в готовых и полуготовых к показу моделях, но все время оказывалось, что есть еще не завершенные модели или те, которые нужно успеть переделать ко дню открытия. В мастерских работали до глубокой ночи, чтобы управиться к сроку. Природная чувствительность Рени ушла — Рени было просто не до того. Предложение Леона придало ей спокойствия, она стала более безразличной к окружающему, и это вместе с ее отсутствующей улыбкой очень шло к ее костюмам. Селеста с подружками, не таясь, злобно прохаживались на ее счет, но и это не могло вывести ее из равновесия. Даже эпитеты типа «дилетантка» или «любимица босса» не могли уколоть ее, так как сейчас она знала, что нужна Леону настолько, что он готов даже жениться на ней, лишь бы она осталась при нем. Эта мысль придавала ей уверенности, несмотря на то что он был с ней по-прежнему ровным. Он все глубже погружался в работу, и Рени иногда казалось, что о том разговоре в Фонтенбло забыто навсегда, — если бы не выражение его глаз, в которых она нередко видела вопрос. Но ответа на него она пока не знала. И тогда она в замешательстве отводила взгляд, а он, тяжело вздохнув, продолжал заниматься своим делом. Но видимо, он не сомневался в ее решении, так как однажды утром, спустя несколько дней, она получила по почте бандероль, на которой стоял знак известного ювелирного магазина, что находился на улице Риволи. Колетт, покончив со своим завтраком, стояла у ее стола и, вытаращив глаза, смотрела на маленький сверток, который бонна положила рядом с тарелкой Рени.

— Мадам расписалась за нее, — сказала бонна.

— Откройте ее! Мадемуазель, откройте! — девочка узнала название магазина и подпрыгивала от возбуждения.

Рени заметила, что не только глазки Колетт загорелись любопытством при виде бандероли, и втайне молила девочку не привлекать всеобщего внимания. Она знала только одного человека, который мог послать ей подарок из парижского магазина, и уж конечно она не станет разворачивать его на виду у всех.

— Пойдем, — сказала она Колетт, вставая из-за стола, — мы откроем ее у меня в комнате.

— Смотри, не опоздай в школу, Колетт, — крикнула им вслед разочарованная мадам Рино.

В коробочке лежало кольцо с сапфирами — гораздо более дорогое, чем кольцо Барри. Там же была записка: Взамен потерянного в Фонтенбло. Л. С.

Рени вспыхнула от гнева. Да как он смеет быть таким самоуверенным, ведь она еще ничего не решила! Она вспомнила слова Джанин о том, что Леон знает, что ни одна из его девушек не сможет устоять перед ним, и конечно он уверен, что и она не будет исключением.

Колетт была в полном восторге.