— Слушай, — сказал Джек, вставая и скептически рассматривая ее, — я могу тебе предсказать, что он сделает, если ты будешь продолжать в том же духе: удерет с одной из твоих прежних подружек!

Мгновение она испуганно, с тревогой смотрела на него, но только одно мгновение. Потом она натянуто засмеялась, и лицо ее снова стало усталым и озабоченным.

— Нет, Джек, ты его не знаешь! Если бы только это! Он любит меня одну, а я… — Она запнулась. — Я не могу дать ему счастье.

Она замолчала. Ветер сотрясал дом, обрушивая на окна целые каскады капель. Улучив минуту, она вынула из кармана рваный кружевной платочек и, боязливо поглядывая на Джека, украдкой утерла нос и глаза.

— Перестань, пожалуйста, — раздраженно сказал Джек, — на улице и без того мокро. — Он встал и внимательно посмотрел на нее. — Что же получается? — начал он. — Она робко подошла ближе и села прямо на кухонный стол, печально заглядывая ему в глаза. — Получается вот что, — продолжал рассуждать Джек, — если он не бросит тебя, почему бы тебе не бросить его?

Она побелела, как мел, и потупила глаза.

— Да, — сказала она почти беззвучно, — многие девушки так поступали.

— Я не говорю о возвращении к старому, — продолжал Джек, — этим ты сыта по горло. Но почему бы тебе не заняться делом, как другие женщины? Открыть, скажем, шляпный магазин или кондитерскую для детишек, а? Я помогу тебе на первых порах. У меня найдется сотня-другая, если не в моем собственном, так в чужом кармане денежки зря пропадают! А там ты осмотришься, и не исключено, что подвернется какой-нибудь солидный человек и женится на тебе. А это не жизнь. Это хуже смерти, только зря мучишь себя и Райлендса. Ведь это просто нечестно.

— Да, — быстро проговорила она, — это нечестно по отношению к нему. Я знаю это, знаю, — твердила она. — Но только… — Она умолкла.

— Что «только»? — нетерпеливо спросил Джек.

Она молчала. Потом взяла скалку и стала рассеянно катать ее по своим коленям, как бы разглаживая запачканную юбку.

— Только… — она запнулась, все еще вертя в руках скалку, — я… я не могу оставить Джоша.

— Почему? — быстро спросил Джек.

— Потому что… потому что я… — пролепетала она дрожащими губами, сильно надавливая скалкой на колено, словно старалась выдавить из него ответ. — Потому что я люблю его!

Наступило молчание. Ливень обрушился на стекла, и из ее глаз тоже хлынул настоящий дождь — на ладони, на скалку, на юбку, которую она, не переставая рыдать, быстро подобрала.

— Ах, Джек, Джек! Я никого так не любила, как его! Я не знала, что такое любовь! И никогда раньше не встречала такого человека! До него у меня не было ничего настоящего!

Джек Гемлин ни слова не ответил на этот страстный, шедший из глубины души порыв. Ее смелое благородство покорило его. Он подошел к окну, глянул наружу сквозь мутное, затуманенное дождем стекло, в котором отразились его темные, как всегда, бесстрастные глаза, потом повернулся и обошел вокруг стола. Проходя за ее спиной, он, не поднимая взгляда, на мгновение сжал безвольную руку женщины, а потом бережно опустил ее обратно на стол. Обойдя стол, он снова, весело улыбаясь, остановился перед ней.

— И все-таки ты выпутаешься из этой истории, — сказал он спокойно. — Пока что я ничем не могу тебе помочь, не могу вмешаться в игру. Но если я что-нибудь придумаю или ты сама решишься, рассчитывай на меня и дай мне знать. Ты знаешь, куда писать, — на мой старый адрес в Сакраменто. — Он пошел в угол, набросил на плечи свой еще мокрый плащ и взял сомбреро.

— Но ведь ты не уйдешь так вот сразу, Джек, — сказала она робко, поняв, что он собирается сделать, и вытерла мокрые глаза. — Ведь ты его дождешься? Он будет ровно через час.

— Я и так проторчал здесь слишком долго, — сказал Джек. — И, кстати, чем меньше ты будешь распространяться о моем приезде, тем лучше. Все равно этому никто не поверит, ведь ты сама не сразу поверила. Право, если ты ни на что не решишься, лучше уж считай нас всех мертвецами, это в твоих интересах. Скажи своей служанке, что моя лошадь оправилась и я поехал дальше, да передай ей вот это.

Он швырнул на стол золотую монету.

— Но ведь твоя лошадь хромает, — сказала она изумленно. — Как же ты поедешь в такую грозу?

— Доберусь до леса и там заночую. Со мной это бывало и раньше.

— Послушай, Джек!..

Вдруг он остановил ее предостерегающим жестом. Его чуткое ухо уловило звуки шагов по мокрому гравию. В темных глазах сверкнул озорной огонек, он спокойно пошел к двери, распахнул ее и произнес нарочито громко и отчетливо:

— Я совершенно с вами согласен. Общество деградирует повсюду, Сан-Франциско стал просто неузнаваем. Однако, как ни счастлив я был познакомиться с вами, к величайшему сожалению, дела не позволяют мне дождаться вашего почтенного супруга. Не правда ли, как это забавно, что мы с вашей тетушкой Джемимой старые знакомые? Но мир тесен, как вы справедливо изволили заметить. Я обязательно расскажу дьякону, который все помнит, как хорошо вы выглядите, несмотря на кухонный чад. До свидания! И огромное спасибо за гостеприимство.

Отвесив глубокий поклон, Джек попятился навстречу Джейн, почтальону и батраку, причем нарочно, как ни грустно нам это признать, наступил обоим мужчинам на ноги, вероятно, чтобы от неожиданной боли и растерянности они не сумели как следует разглядеть его лицо, прежде чем он исчезнет в темноте.

Джейн вошла в кухню и покачала головой.

— Вот и почтальон, не знаю только, захотите ли вы его теперь видеть.

Миссис Райлендс была слишком поглощена своими мыслями и не обратила внимания на многозначительный тон служанки, указывавшей на застенчивого юнца, которого окончательно смутило неожиданное исчезновение мистера Гемлина и красота миссис Райлендс.

— Ах, да, конечно, — оправившись, поспешно сказала миссис Райлендс. — Это так мило с его стороны. Распорядитесь, пожалуйста, Джейн.

Она повернулась и хотела уйти из кухни, скрыться от этих незваных гостей, но вдруг взгляд ее упал на монету, оставленную Гемлином.

— Джентльмен оставил вам это за труды, Джейн, — поспешно сказала она, указывая на монету, и вышла.

Джейн бросила ей вслед уничтожающий взгляд и, взяв со стола монету, повернулась к батраку.

— Сбегай-ка на конюшню, Дик, догони этого красавчика и верни ему его деньги. Можешь передать, что Джейн Мэкиннон здесь не на побегушках и не станет за деньги прикрывать чужие грешки.

Мистер Джошуа Райлендс «обрел веру», как выражались люди, его окружавшие, в возрасте шестнадцати лет, когда он душой пребывал еще в состоянии «первородного греха», а телом — в штате Миссури. По правде говоря, он был обязан этим не настойчивым и страстным юношеским поискам или прозрению, — все произошло внезапно и бурно на молитвенном собрании. Кроткий и впечатлительный деревенский паренек, со своеобразным складом души, наивный и неопытный, он после первой же попойки в компании грубых приятелей очертя голову ворвался прямо на молитвенное собрание; однако никто не позвал констебля, вместо этого его радушно встретили и, терзаемого страхом и неизвестностью, отдали в руки видавшего виды проповедника, после чего он покаялся в грехах и обратился на путь истины! Арест и тюрьма едва ли могли бы повлиять на его юную душу так же сильно, как этот духовный суд, на котором он сам был обвинителем. Так или иначе, приговор был хоть и строг, зато поучителен. Он тут же порвал со своими приятелями и на всю жизнь остался предан новой вере, хотя не раз впадал в порок. Когда, по принятому на Западе обычаю, ему пришла пора оставить родительский кров и искать «новые земли» где-нибудь на дальних окраинах, он принес в одинокую, почти монашескую жизнь пионера, породившую столь сильный характер у жителей американского Запада, чувства более чем религиозные. Трудолюбивый и презирающий опасность, он жил, довольствуясь «священным словом», как он выражался, и той природой, которая его окружала, не подвергаясь соблазнам и порокам цивилизации. В конце концов он отправился в Калифорнию, но не искать золото, а осваивать новые участки, пригодные для земледелия; и, несмотря на огромные трудности и ничтожную прибыль, был доволен тем, что сохранил свое одиночество и свободу духа. Порок и цивилизация были для него синонимами, обычным состоянием суетных и безвозвратно падших людей. Вот какого человека случай свел с «Жемчужиной варьете» Нелл Монтгомери во время одной из его вынужденных поездок в цивилизованный мир на пароходе, шедшем из Сакраменто. И хотя он не имел ни малейшего представления о ее профессии, ее исповедь не испугала его, напротив, он понял это, принял как должное и сделал все от него зависящее, чтобы ее спасти. И когда эта дщерь безумия оставила гибельный путь и последовала за ним, он счел это победой, не только ничуть не постыдной, но достойной всеобщего признания. Обнаружив в скором времени, что соседи думают иначе и избегают их общества, он пригласил к себе прежних друзей своей жены, чтобы ей не было скучно, втайне надеясь, что со временем ее пример будет для них спасительным. Он не боялся дурного влияния, будучи уверен в ней, как в себе самом. Несмотря на всю свою ограниченность, он был чужд жестокого и мрачного фанатизма. Беспощадный к себе, он был трогательно доверчив к другим.