Последним начальником Генерального штаба, с которым мне удалось поработать, оказался Анатолий Квашнин, который одобрил мое предложение создать в его управлении интеллектуальный аналитический центр и первое время во многом опирался на его проработки.

Но потом по мере накопления опыта руководства Генштабом он всё реже пользовался нашими услугами тем более, что в качестве первого заместителя у него был генерал-полковник Валерий Леонидович Манилов, интеллект которого затмевал работу некоторых научных институтов.

Его карьера в центральном аппарате Минобороны началась ещё в семидесятые годы, и он за короткое время стал незаменимым аналитиком и спичрайтером министра обороны.

В то же время я уже предчувствовал скорый закат деятельности нашей части. Дело в том, что в своей работе мы постоянно отслеживали уровень результатов наших постоянных оппонентов — американцев. И вот, постепенно чаша весов начала медленно склоняться в нашу сторону, а к концу 90-х годов мы увидели, что по самому уязвимому ранее для нас вопросу — подготовке и практическому использованию людей с неординарными способностями — мы оторвались от США весьма основательно. А наша школа подготовки таких людей оказалась на порядки эффективнее всех остальных в мире.

Поняв это, я ждал ответной реакции со стороны США, так как понимал, что в этой сфере противоборства секретов почти не бывает. И реакция, разумеется, последовала почти незамедлительно. Однако совсем не оттуда, откуда можно было бы предположить.

С 1999 года мы стали ощущать непонятный негативный прессинг со стороны окружения Квашнина. В какой-то степени я предполагал, что негатив, вызван появлением в нашем Управлении комплекса психотестирования, позволяющего выявлять непорядочных, равнодушных и некомпетентных руководителей и рядовых сотрудников. Структурные преобразования в Управлении тоже многим оказались не по вкусу, а кое-кому показались даже вредными, так как подрывали устои десятилетиями сложившейся громоздкой бюрократической системы чиновозвышения и властвования.

Завершило кампанию борьбы с нашими прорывами убийство одного из руководителей научной лаборатории, добившейся выдающихся результатов в разработке новых методов борьбы с вероятным противником.

Может быть, это и совпадение. Но уж слишком в «нужное» время произошла эта трагедия, которая могла бы сказаться на наших работах, если бы мы не предусмотрели дублирующих вариантов.

В результате как-то вечером начальник Генштаба звонит мне и срывающимся от раздражения голосом спрашивает: «Что творится у тебя в управлении?! Чем вы занимаетесь?! Ты, почему мне ничего не докладываешь?!». Признаюсь честно, что я был готов к таким вопросам, так как уже просчитал ситуацию заранее.

Поэтому жёсткий тон меня не только не смутил, но даже, в какой-то степени, обрадовал. Я спокойно ответил, что понимаю, почему мне задаются такие вопросы, но ответ на них лучше искать не по телефону или на ковр в кабинете, а лучше придти самому в моё подразделение и увидеть всё своими глазами.

Квашнин с моим предложением согласился.

На следующее утро я зашёл за ним, и мы последовали в расположение моего управления.

Следы раздражения на лице начальника Генштаба оставались, но ярости в его глазах, мешающей адекватно оценивать обстановку, уже не было.

Войдя в коридор управления, вдоль которого располагались кабинеты сотрудников, большие холлы и служебные помещения, Квашнин опытным взглядом оценил идеальный порядок, ощутил флюиды творчества, инициативы и строгого военного уклада. Он увидел, что сегодня всё было, как и всегда.

Никакого «шоу» ему не готовили. Царила привычная атмосфера: сотрудники были собранны, деловиты и спокойно, без смущения, выполняли свою работу, хоть многие из них так близко начальника Генерального штаба ещё не видели.

Он тоже почувствовал, что попал на «другую планету». «Планету» высокоорганизованных, умных и просветлённых людей. Более того, он вспомнил, что был причастен к этому сообществу не только как начальник, но и как единомышленник, соратник. Ведь многие начинания осуществлялись по его инициативе и при его благословении.

В душе Квашнина появилась та теплота, которая не передаётся словами, но хорошо ощущается людьми, в чей адрес она направлена. Эта теплота оставалась при посещении всех кабинетов, в которые он заходил и где уверенность в себе, спокойствие и дружелюбная атмосфера, царившие среди обитателей служебных комнат, открывали сердце каждому, туда вошедшему.

Я старался во время визита воздерживаться от комментариев, давая возможность сотрудникам самим проявить ум, компетентность и эрудицию.

Начальник это заметил и старался не отклоняться от негласно предложенной мной манеры общения с людьми. Незаметно пролетело отведенное на посещение время. Однако, привычно отмечая его ход, начальнику Генштаба уходить, почему-то явно не хотелось.

Наконец, он предложил пройти в мой кабинет и подвести итог нашей работы. Мы получили самую высокую оценку, а окончание выступления начальника Генерального штаба, в котором прозвучал анализ хода проводимой в стране реформы Вооружённых Сил и международной обстановки со своего уровня информированности и понимания, значительно расширило наши представления о ситуации в Вооруженных Силах, стране и мире.

Попрощавшись с сотрудниками управления и сфотографировавшись с ними на память, Квашнин увлёк меня с собой и, заведя в свой кабинет, тут же позвонил начальнику управления кадров Генерального штаба с указанием представить ему на следующий же день документы к награждению медалями за особые заслуги некоторых моих сотрудников.

Затем он щедро наделил меня памятными знаками и вымпелами с его подписью с наказом незамедлительно вручить их офицерам и служащим на общем построении. Что было потом с клеветниками я не знаю, да и, признаться, это меня не очень-то и волновало. Для меня отчётливо прояснилось: «Мы стали кому-то опасны, и нужно ждать очередного подвоха». Интриг я не боялся, но меня всё чаще посещала мысль о том, что эти люди лягут костьми, но не дадут реализовать задуманного и не оставят попыток избавиться от меня самого.

Вскоре последовала очередная напасть. Снова звонит начальник Генерального штаба и говорит, что подписал приказ о проверке деятельности моего управления, а комиссию возглавляет один из его заместителей.

Кого только не включили в эту комиссию! И инженеров, и вооруженцев, и кадровиков, и офицеров из оперативного управления, и тех, кто формирует штатное расписание. В общем, не было только представителей продовольственной службы и православной церкви.

Но надо сказать, что все без исключения члены комиссии оказались честными людьми и негласное указание заговорщиков об организации полнейшей обструкции наших работ и управления в целом выполнять не стали. Акт получился объективным, деловитым и оптимистичным по отношению к нам.

Заместитель начальника Генерального штаба ознакомил меня с актом, дал расписаться, расписался сам, а затем, пряча глаза, показал свою записку, в которой было написано, что мы занимаемся не известно чем и наш коллектив нужно более чем в два раза сократить, наделив его непонятными, на мой взгляд, функциями.

Этот крик души команды злопыхателей в очередной раз показал их несостоятельность, политическую и аналитическую бездарность. Однако злополучная записка легла на стол Квашнину вместе с актом комиссии.

Мы с его заместителем присутствовали при прочтении обоих противоречащих друг другу документов, в которых была «забита» утверждающая подпись начальника Генерального штаба.

Сначала это меня даже позабавило. Как, думаю, он вывернется из дурацкого положения, в которое сам же себя и загнал, так как, безусловно, был в курсе всех дел. Однако он, ничуть не смущаясь, утверждает, оба документа.