Но такое решение мог принять только лично М.С. Горбачёв. Я пришёл с докладом к Моисееву с резонным русским вопросом, что делать, на что он сказал буквально следующее:

— Это не твои проблемы. Твоя задача — правильно подготовить приём пришельцев.

Я, кивнул и вышел из кабинета, что бы заняться подготовкой встречи странных гостей. На следующий день раздался звонок командира: «Вопрос с Горбачёвым решён — комплексы будут отключены. Удачи».

После небольших консультаций и тренировок мы вылетели в Ташкент, откуда намечалось перелететь в небольшой городок Заравшан и далее в пустыню по координатам, указанным нашим спутником — автором записки Горбачёву.

Надо отметить, что возмутителем спокойствия оказался очень симпатичный человек, фанатически преданный своей идее. Его звали Марк Мельхикер, и мы незлобиво подтрунивали над ним, называя его за глаза Марку-ша.

При нём оказался целый арсенал записывающей аппаратуры, навигационных приборов, словарей и тетрадей. Мы даже несколько смутились, глядя на свой скромный рабочий скарб: листы бумаги, тетрадки «в клеточку» и авторучки. Видя это, он проворчал, что по такому случаю, мы могли бы одеться и в парадные мундиры.

Через сутки группа встречи была на месте и развернула походный лагерь. Палящую дневную жару сменил приятный вечерний ветерок, а вскоре наступила и прохладная пустынная ночь — время встречи незнакомых нам существ.

Мы уселись на вертолётную стремянку поближе к неостывшему ещё вертолёту. В тревожном ожидании прошло часа два. Потом напряжение спало, и полились рекой армейские байки. Кто вспоминал забавные случаи из своей биографии, кто делился военными воспоминаниями, а кто-то начал украдкой подрёмывать, подоткнув ладони под голову.

Спустя ещё два часа стало ясно, что инопланетян мы не дождёмся. Чуть приметная грусть опустилась на нашу компанию. Каждый из нас где-то в укромных уголках своей души всё же надеялся на чудо, никому не хотелось расставаться с посетившей нас иллюзией.

Командир экипажа нашего вертолёта первым не выдержал гнетущей тишины и набросился с упрёками на

Мельхикера. Все понимали, что Мельхикер не виноват в случившейся неудаче, но все-таки в душе были на стороне лётчика.

Наконец пилот так «достал» Мельхикера, что он решительно произнёс: «Давай, если ты так переживаешь, я введу тебя в гипноз, и будешь сам разговаривать с инопланетянами. А мы послушаем вашу беседу!». Лётчику деваться было некуда, и он согласился.

Все примолкли и сгрудились вокруг лежащего на чехле и введённого в гипнотическое состояние вертолётчика. После небольшой паузы Мельхикер стал задавать ему вопросы, которые, по-видимому, входили в его арсенал при подготовке к нашему мероприятию.

Неожиданно лётчик, человек со средним образованием, начал выдавать такие глубокие научные мысли и на таком специфически научном языке, что все присутствующие вынуждены были признать, что он действительно мысленно беседует с представителями иной цивилизации, с кем-то, обладающим огромными научными познаниями неземного характера.

Вся беседа была записана на магнитофон, впоследствии эксперты и наше начальство убедились, что, хотя мы и не увидели инопланетян, но однозначно столкнулись с необыкновенным явлением, природу которого только ещё предстоит познать.

В разговоре лётчику было сказано, что инопланетяне не сели в указанном месте, поскольку не были выполнены все условия, которые они предъявляли к нашей стороне, вступая в контакт с экстрасенсами. Наверное, что-то недопоняли экстрасенсы, а, скорее всего, многое так и останется загадкой.

Или вот история едва не стоившая мне погон:

Вызывает меня как-то Моисеев и просит проработать с привлечением экстрасенсов, входящих в мою команду, сейсмическую обстановку на Камчатке. Ему понадобился прогноз в связи с предстоящими учениями. Через пару дней я принёс ему отчёт с прогнозом времени, координат и силы ожидаемых землетрясений, предупредив о вероятностном значении оценок. Моисеев вызвал генерала, отвечающего за регион, и передал ему принесенную мной информацию. Но тот, вместо осторожного разговора по телефону, послал на Камчатку шифровку, с просьбой провести активные предупредительные мероприятия.

Шифровка разошлась по войсковым частям, но, вместо принятия необходимых профилактических мер, люди стали в массовом порядке выезжать из мест, упомянутых в моём докладе начальнику Генштаба. Вслед за военнослужащими и членами их семей с насиженных мест снялись гражданские, а за ними в спешном порядке стали покидать свои жилища люди уже по всей Камчатке.

Началась самая настоящая паника. А это было начало 1991 года, когда действия, приводящие к описанным выше последствиям, считались преступлением перед партией и народом.

Мне позвонили из аппарата министра обороны и сказали, что если не будет землетрясений, что по оценкам учёных наиболее вероятно, то я не только распрощаюсь с Генеральным штабом, но и пойду под суд как паникёр и безответственный подстрекатель. Надо сказать, что обстановку ещё больше нагнетали звонки с вопросами и угрозами из ЦК КПСС, правительства, Академии наук и других авторитетных в то время органов.

Позвонил и генерал, отправивший шифровку, «успокоив»: «Крепись, Алексей, плохи твои дела, хуже не придумаешь». Я усмехнулся про себя: «Вот что бывает, когда отмахиваешься от уроков истории — пророком быть очень опасно!». Любому, было понятно, что если землетрясений не произойдёт, то поступят со мной в назидание другим очень жёстко.

И вот настал, в указанный мной же день развязки. Причем вместе со мной погон могли лишиться очень многие, в том числе и генерал, отправивший шифровку. Сижу в своём рабочем кабинете и ещё раз проверяю свои прогнозы. Домой, разумеется, не поехал, решив встретить известия на службе, чтобы успеть, хоть как-то среагировать в случае неудачного исхода. К тому же я хорошо понимал, что ночевать в Генеральном штабе остались многие, чья судьба зависела от качества нашей работы, и им, возможно, понадобится моя моральная поддержка.

Незаметно наступила полночь, затем час ночи — никакой информации. Утомлённый высокой напряжённостью обстановки, часам к двум я задремал в рабочем кресле. И вдруг где-то в четвёртом часу набатом «кричит» моя «кремлёвка». Я вздрогнул. Не торопясь, чтобы успокоить, готовое выскочить из груди сердце, беру трубку телефона, а оттуда, раздирая мои барабанные перепонки, несётся взволнованный голос генерала: «Алексей, там грохнуло!».

Произошло всё, так как было предсказано: в указанных районах с ошибкой по координатам эпицентра всего на несколько километров, с прогнозируемой силой и в названное время произошло первое землетрясение. Точность последующих прогнозов моих сослуживцев меня уже не удивляла, да и люди устали от перенапряжения, навалившегося на них на протяжении нескольких истекших суток.

Немного успокоившись от волнений, я запер свой кабинет и пошёл гулять по ночной Москве…

Но самым «урожайным» выдался все же именно 1990-й год на ведение контрразведывательной деятельности и расследование происшествий в Вооруженных Силах.

В мае 1990 года группа наших экстрасенсов (спецоператоров) работала совместно с сотрудниками КГБ по поиску тайников и явочных квартир агентов зарубежных разведок. Многие из схронов были обнаружены. Однако с одним из них вышла незадача. К явочной квартире невольно оказались привязаны родственники некоторых видных партийных деятелей, которые не имели никакого отношения к шпионской деятельности, но так сложилось, что раскрытие этой явки могло наделать много шума.

Посовещавшись с коллегами из КГБ, мы решили расстроить для этой агентурной ячейки ситуацию. До этого моей команде приходилось этим заниматься, но не скажу, что успех всегда сопутствовал нашим действиям. Технология была сложна, да и требовала высочайшей концентрации внимания и внутренних сил, чего добиться в условиях постоянного изменения оперативной обстановки и рабочей нагрузки было весьма проблематично.