Сей псалом применил я к себе, ибо в некий благословенный день — хоть израненный и разбитый — освободился я, выйдя из инквизиции, где я видел, как погибли сожженные одиннадцать отрицавших (negativos), да будет кровь их отомщена! Авраам Кастаньо и И. Аб XVII век
Авраам Кастаньо Панегирик во славу доблестного Авраама Нуньеса Берналя [112], претерпевшего казнь, заживо сожженного в Кордове 3 мая 5415 (1655) года В закоренелый Вавилон смешений, В непроходимый лабиринт ходов, Во львиный ров, где погибает гений, В тот край, где сфинкс пожрать людей готов, В центр безрассудств, бессмыслиц, заблуждений, В ад наказаний, пыток и костров Суд Радаманта [113]властью злодеянья Вверг мужа истины, дитя сиянья. Грозней и бдительней, чем пес треглавый [114], Оберегает черный Баратрон [115] Привратник наглый, в бешенстве расправы, В обличье адских фурий облачен. Не ведая ее грядущей славы, На жертву новую со всех сторон Бросается и гневно оскорбляет, Но каждым оскорбленьем прославляет. Грохочут кандалы, гремит ограда, Визжат затворы сих железных врат, Уже потряс приговоренных стадо Внезапный лязг, и некий смертных хлад Оледенил в их жилах кровь, и рада Та сволочь, что обслуживает ад. По-разному в этот миг неотвратимый Взволнованы казнящий и казнимый. По гробовой палестре [116], под конвоем, На муку доблестного повели Борца, чье появленье перед строем Приветствуют стенанием вдали Отверженные, чуждые обоим Мирам, забыв и неба и земли Далекий свет в изгнании тюремном, Упрятанные в сумраке подземном. И. Аб Два полюса, Атланты небосвода [117], Обрушатся всей тяжестью высот, Кров мирозданья и колонны входа Низринутся во прах и в бездну вод; Сиявшей Сферы светоч, вся природа Во мраке туч теряют свой оплот, Завоет море, и стада тритонов Прочь бросятся от гнева сих Неронов. Во мрачной яме, в мерзостной темнице, В земном аду неисчислимых бед, Где мертвецы еще живут в гробнице, Где даже ясный ум впадает в бред, — Жизнь горестно идет к своей границе, Но стойкость тем сильней, чем злей запрет, И противостоит всех волн прибою Скала, упершись в небосвод главою. В пергаменты перо уже вписало Безвинной жертве смертный приговор, По дьявольским уставам трибунала, По праву сих тупых и темных свор. Но кровь пролить святошам не пристало. И, чтоб прикрыть безумство и позор, Они отпустят жертву [118]без боязни И светской власти выдадут для казни. О трибунал, виновник преступленья! Да поразит тебя небесный гром! Свои подлоги и свои решенья Подписываешь ты чужим пером, Из яда хладного творишь каменья И лицемерно прячешь свой сором, Под рясой руки всех твоих Неронов, Законников без правды и законов. Приходит день и с пышным ритуалом Тиранство выставляют напоказ, И всех на праздник радостным сигналом Сзывает труб громоподобный глас, А чтобы весь народ рукоплескал им, Чтобы триумф восторгом всех потряс, Даруют отпущенье прегрешений Собравшимся на торжество сожжений. Театр богатый должен здесь открыться: Здесь погребение погибших слав, Великих дел позорная гробница, Языческой жестокости устав. Войска выводит Марс, их вереница Идет, всю площадь блеском лат убрав, Дабы придать ей роскоши дешевой В слепых очах сей черни бестолковой. Сквозь путаницу переходов длинных В театр великой смерти он вступил, Где безнадежно вся толпа невинных Стояла, будто выходцы могил. Там восседал синклит монахов чинных, Среди своих вооруженных сил, А там, на троне, вся гордыня Рима, Тупою чернию боготворима. Медь высшей пробы, твердости мерило, На медленном огне испытан он, Как медный бык жестокого Перила [119]. Страшнейшей казнью будет он казнен. Дивясь, луна свой взор в него вперила, Затмился перед чудом небосклон, Исчез и свет под черным покрывалом. Мир погребен во мраке небывалом. Но чье перо, чей голос лебединый, Рисунок, стих и цвет, и звук, и строй,— Хотя бы Апеллесовы [120]картины Не осквернят алмазной сей вершины [123] Бессмертию ненужной похвалой? апрасен будет труд земных стремлений, Когда их не внушит небесный гений. вернуться «Панегирик во славу доблестного Авраама Нуньеса Берналя...» — в подлиннике эта поэма содержит приблизительно 1150 строк (около 140 октав). Из этого материала, перегруженного повторениями и риторическими образами, я перевел только 104 строки — 13 октав: 13-ю, 30-ю, 31-ю, 32-ю, 73-ю, 77-ю, 96-ю, 97-ю, 98-ю, 99-ю, 102-ю, 132-ю и 137-ю. Упоминаемая в заглавии дата 5415 год — по еврейскому летосчислению — соответствует нашему 1655 году. вернуться Суд Радаманта. — По греческим преданиям, Радамант или Радаманф судил души умерших в аду. вернуться пес треглавый... (греч. мифол.) — Цербер, охранявший ад. вернуться Баратрон — пропасть близ Афин, куда живыми бросали осужденных преступников. Это название стало синонимом ада. вернуться Палестра (греч.) — собственно школа для гимнастических упражнений и борьбы в древней Греции. вернуться Атланты небосвода — см. Атлас, прим. на стр. 203. вернуться Они отпустят жертву ... — см. стр. 19. вернуться Как медный бык жестокого Перила. — Перил соорудил медного быка, в котором Фаларид, агригентский тиран VII века до н. э., живьем жарил своих врагов. Медный бык и Фаларид упоминаются также в «Трагических поэмах» Агриппы д’Обинье и в «Карах» Виктора Гюго. вернуться Апеллес — греческий живописец IV века до н. э. По преданию, Александр Великий сказал о своем изображении работы Апеллеса: «Существуют только два Александра: один — сын Филиппа, другой — Апеллеса; первый — непобедим, второй — неподражаем». вернуться Орфей — древнейший греческий поэт. По преданию, своей лирой чаровал зверей и двигал скалы. вернуться Плектрон (греч.) — в древней Греции пластинка из металла, дерева или кости для игры на струнных инструментах. вернуться Не осквернят алмазной сей вершины... — Любопытно сопоставить этот «Панегирик» со стихами из «Трагических поэм» Агриппы д’Обинье о казни протестанта Гардинера, сожженного католиками в Англии: Он пытки лютые преодолел в мученьи. Самих пытавших он поверг в изнеможенье, И дух его, алмаз граненый, притупил Своею стойкостью железо острых пил. Он огненный платок проглатывал три раза. Передавалась боль народу, как зараза. Бесчеловечное он пил, сверхчеловек, Под пыткой медленной, придуманной в наш век. Меч руку правую ему перерубает. Но левой он ее подносит, прижимает К губам; и левую отсекло лезвее, — Он нагибается, целует и ее. На дыбу, наконец, он вздернут палачами, Но торжествует он сто раз над ста узлами. Пока он чувствовал, ему вы пятки жгли. Найти раскаянье и здесь в нем не могли. Смерть медленным огнем берет лишь остов тощий. Он медленным огнем лишает смерть всей мощи. |