— Вы хотите сказать…

До затуманенного сознания Свободы, наконец, стал доходить какой-то смысл всех этих слов. Он на ощупь, словно в потемках, пытался добраться до самого важного. — Вы хотите сказать, что вы проверили всю эту дрянь в то время, когда вам положено было спать?

— Я никогда много не сплю. И я взял с собой этот аппарат, потому что… по некоторым причинам… Лей хочет форсировать эту экспедицию.

Высокогорье и низины — это разные экологические зоны. Он изучил несколько попавших к нему из низин образцов и пришел к выводу, что там должно быть много других, пригодных в пищу. Я начинаю думать, что он был прав. Вот эти образцы я собрал в радиусе ста метров вокруг лагеря. Все они съедобны, Коффин низко склонил коротко остриженную голову и пробормотал:

— Благодарю тебя, о Создатель.

Непроизвольно раскрыв рот от удивления, Свобода, наконец, спросил:

— Вы уверены?

— Два часа назад я попробовал их, и пока что чувствую себя нормально.

Да и на вкус они очень даже недурны, — Коффин улыбнулся. От этого лицо его приобрело еще более неприятное выражение и, тем не менее, это была улыбка.

— Сейчас осень, и в лесу должно быть много таких плодов. Конечно, мне попадались и ядовитые, но они очень заметно напоминают уже известные нам высокогорные сорта. Это можно было определить даже по листьям.

— Клянусь Иудой-попрыгунчиком, — у Свободы подкосились ноги. — Вы их пробовали…

Но Коффин выглядел на удивление безмятежным:

— Проверка показала, что все эти штуки имеют вполне приличный шанс стать деликатесами. Но чтобы удостовериться в этом, я должен был проверить их сам. И если, с Божьей помощью, мы найдем Дэнни живым, значит, они действительно съедобны.

— Но… если вы начнете загибаться… Я не смогу вытащить вас отсюда.

Вы умрете!

Коффин не обратил на его слова никакого внимания.

— Вы ведь поняли, что я хочу сказать, не правда ли? — простодушно спросил он. — К тому времени, когда Дэнни добрался досюда, он, должно быть, умирал с голоду. К тому же он еще маленький. Наверняка он позабыл все мои запреты и что-нибудь сорвал с дерева. Но я думаю… я надеюсь.

Господь должен был надоумить его не рвать те фрукты, которые по виду напоминают ему известные ядовитые плоды. Вместо этого он должен был съесть что-либо из того, что лежит здесь передо мной.

Если я не отравился, значит, и он не должен был отравиться ими. И… теперь мы с вами можем не беспокоиться о запасах пищи. Мы будем собирать ее здесь и продолжать поиски в течение нескольких дней.

— Вы в своем уме? — выдохнул Свобода.

Коффин принялся демонстрировать аппарат.

— Почему бы вам не перекусить, пока я буду собираться? — мягко спросил он.

— Послушайте минуточку. Слушайте меня. Я продержусь до темноты, наших запасов хватит на это время. Но потом на ночь мы сделаем привал…

— Но зачем? У нас ведь есть фонари. Ночью тоже можно искать, хотя, конечно, двигаться придется медленнее, чем днем.

— Конечно, медленнее. Потому что довериться вашему Богу эпохи неолита — все равно что заранее обречь себя на смерть, сломав ногу в результате падения в логово какого-нибудь зверя! — взорвался Свобода. — Завтра на рассвете я поворачиваю обратно!

Коффин покраснел, но воздержался от ответного оскорбления. Через некоторое время он сказал:

— Давайте не будем сейчас спорить на эту тему. Может быть, мы найдем его еще до заката. Ну, же, подкрепитесь немного.

Завтрак прошел в молчании. Пытаясь отвлечься от головной боли, нытья в мышцах и расслабиться хоть немного, чтобы не изнурять себя постоянным напряжением, Свобода стал смотреть на лесные заросли.

Несмотря на высокое давление, он не мог отрицать, что пейзаж вокруг выглядит величественно. Они с Коффиным сидели на небольшом лугу, где легкий ветерок колыхал зелено-голубые волны травы. Тут и там виднелись плотные кусты с гроздьями рубиновых ягод. Деревья вокруг поляны были высокие и густые. Один из видов деревьев напоминал земной дуб — хотя это была сущая чепуха, — а ствол его был покрыт чем-то наподобие зеленого мха.

Другое дерево было похоже на можжевельник, но с темно-красной корой.

Третье было стройным и белым, увенчанное кроной, состоящей из замысловатых кружевных листьев. Между стволами виднелся подлесок — примитивные растения, чья листва напоминала бахрому на тонких и гибких стеблях.

Когда мимо пролетал ветерок или пробегало какое-нибудь животное, из леса струился тихий шепот. Скользя вниз с ветвей, которые переплелись в высокие арки, взгляд человека вскоре наткнулся на темноту, но и здесь он не нашел отдыха от ярких, бушующих красок: стволы деревьев до самой земли были покрыты светящимся мхом пурпурного и золотого цветов.

Небо над головой было молочно-белое. Плотная атмосфера рассеивала солнечный свет и лишала возможности определить местоположение солнца, да и теней здесь тоже не было. Но все-таки света вполне хватало, и после нескольких лет, проведенных в ослепительном солнечном сиянии Высокогорья Америки, он казался очень мягким и успокаивающим. Несколько дождевых туч скользило под постоянным слоем облачности. (Но так было не всегда, в облаках часто возникали разрывы, сквозь которые виднелась великолепная синева). Ветер дремал в ветвях деревьев.

«Вот бы еще воздух был нормальным!» — подумал Свобода.

Если Коффин не ошибся в своих опытах и местные низинные сорта растений и породы животных были скорее полезны, чем вредны для человека, значит, людям на Растуме суждено было подвергнуться двойным танталовым мукам. Безусловно, поселившись здесь, человек все равно вынужден был бы дополнять свою пищу некоторыми земными видами растений, но их понадобилось бы не так уж и много. Пшеницы и картофеля, которые должны были хорошо прижиться в здешних условиях, было бы, пожалуй, достаточно. Остальное человек мог бы взять у местной природы… Но проклятая атмосфера делала это невозможным.

Свобода украдкой взглянул на Коффина. Его долговязая фигура, казалось, была наполнена такой энергией, какой он раньше никогда не замечал: на худом лице лежала печать сосредоточенности. Без сомнения, собственное открытие казалось ему особой божьей милостью, может быть, каким-то тайным знаком, что у него есть шанс оправдаться перед своей совестью за то, что он был главной причиной побега Дэнни. Интересно, сколько времени он будет бродить вокруг, прежде чем удостоверится, что Дэнни мертв и лежит где-то у подножия этой скалы? До тех пор, пока кто-либо из нас тоже не отправится на тот свет? На Растуме это займет не слишком много дней, если человек находится посреди хаоса неизвестных жизненных форм и отравляет свой организм каждым глотком воздуха.

«Я не останусь здесь, внизу, наедине с этим помешанным».

Свобода прикоснулся к оружию у себя на поясе и покосился на пистолет Коффина.

Внезапно к Свободе пришло решение. Сейчас, когда до заката осталось двадцать с небольшим часов, не было нужды затевать ссору. Но завтра утром или сегодня вечером, если этот придурок будет настаивать на продолжении поисков, его надо будет как-то разоружить и доставить домой под дулом пистолета.

«Интересно, как на это отреагирует Тереза? Будет ли она мне благодарна? Или хотя бы простит меня вместо благодарности?»

Свобода погасил окурок сигареты и сказал:

— Пошли.

Кризис наступил в полдень.

Они уже утратили чувство времени и, глядя то и дело на часы, рассеянно замечали, что стрелки опять сменили положение. Им все чаще приходилось делать передышки, но лишь для того, чтобы лечь неподвижно, уставившись в небо. Такие передышки не давали никакого отдыха. Один или два раза они немного поклевали и проглотили по чашке чая, едва ли отдавая себе отчет в своих действиях. По мере нарастания физической усталости аппетит все больше снижался.

Коффин понимал, что именно это и есть наркоз. Чтобы оформить мысль в сознании, мозг вынужден был долго искать слова, а затем выуживать их одно за другим из затуманенной памяти.