Воспользовавшись этим, Стигмата покинул место заключения. В длинном кольцевом коридоре, идущем через все тело зомби-звездолета, он уселся на широкую спину бывшей охранницы и приказал ей идти к одному из автономных модулей, по дороге не позволяя никому причинить себе вред. Воительница побежала и за поворотом наткнулась на двух молодых сестер, недавно покинувших сумку на подбрюшье матки. Произошла короткая кровавая стычка, вибромеч Воительницы легко рассекал мягкий хитин молодиц. Уже на подходе к шлюзам путь преградили трое партеноработниц низкого статуса, и прежде чем Воительница разделалась с ними, одна из работниц ранила ее в шею соническим ножом, сумев просунуть нанокристалл лезвия в щель между плитами хитина. Оставив позади гору издыхающих тел, перегородившую коридор, Стигмата вбежал в спасательный модуль – аксолотль-переросток почти двухметровой длины, висевший на боку мертвого звездолета, – и покинул враждебную территорию.

Нанятые наркоклонами Воительницы преследовали его, но не догнали. Субличность помогла Стигмате пробраться сквозь километры разлагающейся на солнечном ветру плоти – космическое кладбище гриал, – избежать встречи с муравьями-легионерами. Эти бывшие паразиты живых звездолетов, обитающие теперь в астероидах-муравейниках, иногда совершают набеги на корабли и растаскивают их на мириады крошечных частей, которые уволакивают в свои муравейники.

И вот наконец впереди возник спутник-лаборатория, окруженный броней из льда. Лед защищал его от космического излучения, а внутри находились коннект-врата Вычислительного Облака Гелиотон. Умирающий от гангрены аксолотль, бока которого были покусаны легионерами, пролетел сквозь извилистый ледяной коридор в ядро спутника, где закрепился в фиксаторах коннект-врат, после чего Стигмата проник в пепельные дебри Гелиотона.

Притаившаяся в центре Резервного Пространства теостанция Соляр напоминала бублик – тор из серебристого металла. По сведениям субличности, внутри находился второй тор, где и поселился Старец-2, а между стенками раскинулась глеевая полость, обиталище пикасов.

Облетев станцию, Стигмата отыскал внешний шлюз, который привел его в мир глея.

Это вещество сродни тому, что наполняет либрационные чаны, им можно дышать, можно плавать в нем. Стигмата сел в инсектомодуль и направился к стенке внутреннего тора сквозь светящиеся сгусточки активированного глея, плавающие в темной толще пассивной субстанции. По дороге, развалившись на мягком розовом языке-кресле, путешественник наблюдал за жизнью вязкого мира. В потоках исполинской конвекции плавали пикасы-кукушки и глеевые жуки. Взрослые пикасы – нечто среднее между рыбами и насекомыми, на боках их растут перепончатые плавники, к брюху прижаты ножки, как у саранчи. Стигмата заметил, что к спинке одного жука прилипла гроздь личинок – больших, полупрозрачных, мягких – и в них виднеются темные паразиты, отложенные пикасами внутрь чужого потомства. Личинки-паразиты ползали по светлым просторам своих жертв, проедая каналы внутри их мягкой пузырчатой плоти.

Через тамбур Стигмата проник во внутренний тор, и перед ним раскинулся кольцевой мир: огромная Река впереди и сзади полого загибалась, уходя за горизонт высоко над головой; по сторонам от нее лежали долины и холмы, а еще дальше стенки тора вздымались к выгнутому наружу небу, с которого свисали изогнутые исполины Городов-Крючьев.

По сведениям субличности, единственный путь к Старцу-2, притаившемуся за небом в центре внутреннего тора, лежал через один из этих городов.

Споря с субличностью о строении Соляра, Стигмата углем нарисовал на лежащем в траве плоском камне свою версию схемы кольцевого мира, и тут изза кустов появились высокие красивые люди в набедренных повязках, с копьями. Они собрались убить путешественника, но увидели рисунок и потрясенно замерли. Позже выяснилось, что джеримайя (так звалось это племя) умение изображать что-либо на камне или коже почитали за священное искусство, удел избранных.

Они привели путешественника в дом-город, где обитало племя, и около года держали в плену, не позволяя покидать свою территорию.

Быстро изучив местный язык, Стигмата узнал, что люди эти воспринимали течение великой кольцевой Реки как течение времени; святилища свои они строили на запрудах и каналах – ответвлениях Реки с почти стоячей водой, выполнявших функцию «консерваторов» времени.

Каждое действие джеримайя – поедание пищи, совокупление, охота – являлось одновременно рефлексом и ритуалом во славу Богомира, то есть вся их жизнь, любая последовательность связанных причинно-следственными цепями поступков была целиком посвящена Всевышнему. Свои тела джеримайя так же понимали как принадлежащие Богомиру. Индивидуальность пугала их, и они старались во всем быть подобными друг другу, а когда один в повседневной жизни случайно совершал что-то необычное, индивидуальное, выделяющееся из общинного фона, то поспешно как бы приседал, вжимался обратно, спеша слиться с племенем.

Сначала Стигмату держали связанным, затем поселили в центре дома-города. Во время прогулок он обнаружил, что вдоль берегов Соляра высятся растения, напоминающие огромные капустные кочаны. Субличность назвала их гранулярами. Они производили кислород, наполняющий внутренний тор Соляра – рядом с ними воздух казался свежее. А еще они поедали людей, захваченных в плен врагов племени или самих джеримайя во время частых жертвоприношений. Джеримайя считали грануляры душами предков, а кислород, который те производили, – живительным духом иного мира. Души умерших требуют плоти живых, и в обмен за нее дают шамас, то есть газ жизни. Святилища джеримайя всегда стояли рядом с большими зарослями грануляров, и это клубни, а не люди, являлись истинными хозяевами территории.

Джеримайя полагали, что обитают в теле Змея и являются ядом, скверной, отравившей Его. Добиться, чтобы именно тебя принесли в жертву, было для них счастьем, однако совершить суицид всем племенем нельзя – какое-то количество яда в теле Богомира все же должно остаться, ведь он суть Змей. Вынужденная жизнь ради поддержания естества Бога – трагедия для человека, и все существование джеримайя пронизывала крайняя витафобия: боязнь жизни, страх перед ней. Воля к смерти – единственное, что поддерживало их существование.

Из различных намеков Стигмата понял, что периодически, во время каких-то потрясений или затянувшихся войн с соседями, на племя нападают летающие существа из Городов-Крючьев – джеримайя считали их ангелами, посланцами Богомира, и одновременно Его подвижными внутренними органами.

Жертвоприношения происходили каждый день. Стигмату они поначалу пугали – он видел лишь цепь бессмысленных, изощренных, намеренно кровавых убийств, – но для племени являлись концентрацией бытия, преисполненным глубокой осмысленности действом. Жертвоприношения были искупительным ритуалом, но совершаемым не для заглаживания каких-то конкретных грехов, нет, грехом было уже само существование племени в мире Соляра, ведь имплантированная в ДНК религия навязала им раболепство и самоуничижение – эти от природы высокие, красивые, любознательные и сильные люди полагали себя нечестивой человеческой грязью, замутнившей выгнутые брега Богомира. Когда впервые Стигмата увидел, что происходит в священной роще грануляров у подножия дома-города, он едва не лишился чувств. Кровавый ритуал озарял сакральную сторону вещей, невидимую в обыденности, он подобно багровому лучу прожектора высвечивал иной смысл мира, открывая в явлениях, событиях и предметах скрытую грань – языческую, жертвенную их суть.

Однажды верховный жрец, кривоногий карлик-толстяк с вырезанными глазами, которые он носил в стеклянных колбочках, закрепленных на браслете, поведал Стигмате историю появления их мира, в которой причудливо сплелось истинное и мифическое. По словам жреца, в теле Богини, матери-Земли, жили два сознания, два полушария ее мозга. Сначала они существовали мирно, но затем поссорились и стали сражаться друг с другом. Одно сознание после длительного сражения уничтожило другое. Однако, укушенное им, и само погибло, хотя перед смертью успело родить сына – Змея, которому передалась не только мудрость матери-богородицы, но и часть яда из ее организма. От боли Змей стал содрогаться, скрутился кольцом и укусил сам себя за хвост, вцепился в него – так и возник Соляр. Люди и есть комки того яда, то есть они виновны перед Богомиром хотя бы уже тем, что вообще существуют.