– Где-то год. Постойте, по-моему, год будет в мае.
– Если вспомните что-нибудь – что-то странное или необычное, – вы, разумеется, сообщите нам, да?
Тем временем стемнело. Пока Вексфорд шел в обход западного крыла, по сигналу таймера зажглись прожекторы под стеной. Инспектор замедлил шаг. Он смотрел на недальний лес и на выбегавшую из него дорогу. Вчера вечером по этой дороге сюда приехали двое. А не по этой, так по короткой. Никак иначе они не могли бы сюда попасть. Почему никто из четверых не слышал машину? Или кто-то слышал? Но трое были мертвы и уже ничего не могли рассказать. Даже если кто и услыхал машину, он не сказал об этом, либо Дейзи не уловила этого замечания. Это все, что он мог узнать и когда-либо узнает. Однако завтра Дейзи расскажет ему больше.
…Двое в машине увидели впереди освещенные окна дома. К восьми вечера прожекторы горели уже два часа, огни в доме – и того дольше. Проехали во двор, через воротца в стене… Но ведь машина могла не подъезжать к дому, а свернуть перед воротами налево… Налево, потом направо – и выехать на дорогу, где он сейчас стоит, на дорогу, что, пройдя в двадцати ярдах от западного крыла, сворачивает к хозяйственным помещениям и черному ходу, огибает сад за шпалерами деревьев и ныряет в бор, по которому тянется до дома Харрисонов и Джона Габбитаса.
Такой маршрут предполагает хорошее знание Танкред-Хауса и окрестностей. И осведомленность о том, что задняя дверь по вечерам остается незаперта. Если машина с убийцами проехала этим маршрутом и остановилась у задней двери, тогда в столовой ее могли не услышать и, пожалуй, не должны были слышать. Но Дейзи слышала, как второй, который не показался ей, завел машину во дворе, после того как первый на ее глазах расстрелял всю семью, а потом – и ее саму.
Возможно, второй вышел через заднюю дверь и подогнал машину к парадному подъезду. Он покинул дом, когда услышал звуки наверху. Тот, кто стрелял в Дейзи, видимо, тоже услышал их, и именно потому не сделал последнего выстрела, который убил бы ее. Причиной шума сверху была, конечно, Куинни, но те двое не могли этого знать. Скорее всего, ни один из них не поднимался на третий этаж, но они знали, что этаж там есть, и поняли, что наверху мог оказаться кто-то еще.
Такая версия вполне удовлетворила бы Вексфорда, если бы не одно “но”. Вексфорд стоял у края дороги, обернувшись к воротам, и раздумывал об этом единственном несоответствии. Вдруг мелькнул свет фар, и из лесу по главному проезду выехала машина. Не достигши ворот, огни фар свернули влево, и в свете, падавшем из дома, инспектор разглядел “лендровер” Габбитаса.
Увидев, кто стоит на дороге, Габбитас затормозил и опустил стекло.
– Вы меня ждете?
– Я хотел бы кое о чем поговорить. Можете уделить мне полчаса?
Вместо ответа Габбитас потянулся к пассажирской двери и открыл ее. Вексфорд взялся за дверцу.
– Давайте проедем к конюшне, хорошо?
– А не поздновато будет?
– Поздновато для чего, мистер Габбитас? Для расследования убийства? Три человека мертвы и один серьезно ранен. Впрочем, с другой стороны, поговорить у вас дома будет еще лучше.
– О, прекрасно. Если вы так хотите.
Этот легкий обмен колкостями позволил Вексфорду заметить кое-какие вещи, которых он не заметил при первой встрече. По выговору и манерам лесничий был человек более высокого класса, чем Харрисоны. А кроме того – настоящим красавцем в стиле “Неуютной фермы”. Внешность артиста, которого режиссеры приглашают на главные роли в экранизациях Гарди и Лоуренса. Байронический, но притом сельский тип. Густые волосы, темные глаза. Вексфорд посмотрел на его руки на рулевом колесе. Смуглые, поросшие черными волосами на тыльной стороне ладони и на фалангах длинных пальцев. Полуусмешка, с которой Джон Габбитас отреагировал на просьбу ехать по короткой дороге, обнажила ряд ровных белоснежных зубов. “Крутой парень”, притом того сорта, что считается самым привлекательным для женщин.
Инспектор забрался на сиденье.
– В котором часу, вы сказали, вы вчера возвращались домой?
– Восемь двадцать – восемь двадцать пять, точнее сказать не могу. Я не думал, что мне может понадобиться знать точно. – В его тоне уже сквозило нетерпение. – Знаю, что уже был дома, когда часы пробили половину.
– Вы знаете миссис Биб Мью, которая работает в доме?
Вопрос, казалось, позабавил Габбитаса.
– Я понял, о ком вы говорите. Не знал, что ее так зовут.
– Миссис Мью выехала отсюда вчера на велосипеде без десяти восемь и приехала к себе домой в Помфрет-Монакорум где-то в десять минут девятого. Если вы приехали домой в восемь двадцать, вы, скорее всего, должны были встретить ее по дороге. Она тоже ехала по короткой.
– Я ее не встречал, – отрезал Габбитас. – Я сказал вам, я никого не встретил, никого не обогнал.
Они проехали бором и выехали к коттеджу. Габбитас провел Вексфорда в дом, и здесь его манеры несколько смягчились. Инспектор спросил его, где он провел вчерашний день.
– Чистил участок около Мидхерста. А что?
У него было холостяцкое жилье, опрятное, удобное, но немного запущенное. В гостиной, куда он проводил Вексфорда, преобладали вещи, придававшие ей вид офиса. Письменный стол с компьютером-лэптопом, серый стальной картотечный шкаф, груды папок. Книжные полки, заставленные энциклопедиями, занимали полстены. Габбитас освободил инспектору стул, убрав с сиденья кипу папок и тетрадок.
– И вы точно возвращались по короткой дороге? – Вексфорд продолжал гнуть свое.
– Я же сказал.
– Мистер Габбитас, – сказал инспектор уже сердито, – вы, должно быть, достаточно смотрите телевизор – если уж не знаете об этом из других источников, – чтобы понимать, что цель полицейского, когда он задает один и тот же вопрос дважды, состоит в том, чтобы, грубо говоря, вывести вас на чистую воду.
– Извините, – сказал Габбитас. – Я знаю об этом. Просто человеку… э-э, законопослушному не очень нравится, чтобы о нем думали, будто он сделал что-то такое, за что выводят на чистую воду. Я считаю, вы должны мне верить.
– Ну-ну. Посмею сказать, для мира, в котором мы живем, это слишком идеалистический взгляд. Позвольте спросить, много ли вы думали сегодня обо всем этом? Например, во время вашей одинокой работы в лесу около Мидхерста? Ведь вполне естественно было бы задуматься хоть ненадолго?
Габбитас отвечал просто:
– Да, я думал об этом. А кто бы мог не думать?
– Вот, скажем, машина, на которой приехали люди, совершившие все это… устроившие эту бойню. Где они ее оставляли, пока сами были в доме? Где она была, когда вы ехали домой? Отсюда она выезжала не по короткой дороге, иначе бы вы ее заметили. Дейзи Флори позвонила в полицию в двадцать двадцать две, через несколько минут после их ухода. Ей пришлось ползти до телефона, потому что она боялась, что умрет от потери крови.
Говоря это, Вексфорд следил за выражением лица своего собеседника. Оно оставалось непроницаемым, только губы сжались чуть плотнее.
– Итак, проехать по короткой дороге они не могли, а то бы вы их увидели.
– Значит, они уехали по главной.
– В это время на шоссе Б-2428 как раз находилась патрульная машина, и в восемь двадцать пять патруль получил приказ перекрыть дорогу и записывать все проезжающие машины. Согласно отчету патрульных, ни одна машина и никакое другое транспортное средство не проезжали по той дороге до восьми сорока восьми, когда наши машины и “скорая помощь” проехали в поместье. Еще один полицейский наряд мы поставили дальше на шоссе в направлении Кэмбери-Эшз. Хотя, возможно, мы выставили посты слишком поздно. А теперь скажите мне одну вещь: можно ли отсюда уехать еще какой-нибудь дорогой?
– Вы имеете в виду через лес? Наверное, на джипе можно. Но только если хорошо знать лес. Просто как свои пять пальцев. – Габбитас говорил с большим сомнением. – Не уверен, что я проехал бы.
– Ну, вы ведь здесь еще не так долго…
Габбитас решил, что от него ждут объяснения, а не ответа на вопрос.