Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
II
Так думал он, вступая в глубину
Утесистой, пустынной дебри.
Там на престоле скал мохнатых
Сидел могучий дух. И он увидел,
Что кто-то мрачный, озираясь
По сторонам, ущельем шел;
И понял дух, что путник
Искал свиданья с ним; густою мглой
Была его покрыта голова,
Как шлемом; он дохнул, и мгла
Слетела с головы; и дух
Стал видим, хмурый и туманный;
И он спросил: «К кому пришел ты?» —
«К тебе, — ответствовал Рустем. —
Я узнаю тебя; ты все таков же,
Каким давно на этом месте
Со мною встретился впервые;
Не устарел, не поседел; а ты
Меня узнал ли?» Темный дух
Ответствовал: «С трудом; ты стал
И стар и сед. Скажи ж, зачем тебя
Твои хилеющие ноги
В мою пустыню принесли?»
Рустем сказал: «Отдай обратно
Мою мне силу. Я доныне
Доволен был одним ее участком;
Теперь она нужна мне вся.
Отдай мне, дух, ее излишек,
Оставленный тебе на сохраненье».
Дух отвечал: «Рустем, навеки
Теряет силу человек,
Когда она его сама с годами
Медлительно, неудержимо
И невозвратно покидает;
Но ты свою мне силу
Во цвете лет по доброй воле
На сбереженье отдал сам —
И мной тебе она сбережена;
В груди гранита моего
Целее, чем в твоей груди,
Неизмененная, она
Лежит. Но для чего, Рустем,
На плечи дряхлые свои
Такой великий груз ты хочешь
Так поздно возложить? Остерегись,
Седой боец; ты на себя
Кладешь беду. Твое желанье
Исполнить я не отрекуся,
И если ты решился твердо
Взять от меня залог свой роковой,
Возьми, но знай: возьмешь не на благое,
А на губительное дело.
Еще не поздно; мой совет
Спасителен; прими его, Рустем:
Оставь свою в покое силу;
Ты славных дел немало совершил —
Доволен будь; страшуся я,
Что на себя своим последним делом
Ты бедствие великое накличешь
И сам своею силой
Свою погубишь силу».
III
Тем временем Зораб, с охоты
На место боя возвратясь,
В недоумении стоял и озирался —
Рустема не было. И он не знал,
Дождаться ли его иль удалиться.
А с неба день уж начинал
Сходить, и тени становились
Длиннее. Но… Зорабов час ударил:
Зораб остался; он подумал:
«Соперник мой меня
Здесь долго утром ждал —
Я вечером его дождаться должен.
А вечер вышел не таков,
Каким его нам утро обещало,
И солнце село, в небесах
Зарю кровавую оставя.
Но где же он?..» И в этот миг
На зареве заката отразился,
Как темный метеор, огромный стан Рустема;
Зораб невольно содрогнулся.
Как будто чародейной силой
Преображенный, чудно
Блистающий, помолоделый,
Представился очам его Рустем.
Он на него глядел в недоуменье
И, не посмев спросить, где он так долго
Промедлил, шепотом сказал: «Должны ли
Мы продолжать? До наступленья ночи
Успеем ли?..» — «Успеем», — перебил
Его слова Рустем сурово.
И вышли — яростный отец
На сына с силою двойною
И на отца оторопелый сын
С полуразрушенною силой.
Восходит день, когда нисходит ночь,
Восходит ночь, когда нисходит день, —
Так и теперь настал черед Рустему.
Вечерней мглою затянувшись,
День удалившийся простер
Полутуманное мерцанье
Над местом бедствия и крови;
Два воинства стояли там
Безмолвными свидетелями боя.
Но как он был? И что свершилось?
Того ничье не зрело око…
Они сошлись — и вмиг всему конец;
Рустем рванул — Зораб упал к его ногам;
Рустем давнул — и в грудь Зораба
Глубоко врезался кинжал.
IV
Зораб, смертельно пораженный,
Сказал: «О ты, неверный обольститель!
Такая ль от тебя награда
За то, что был ты мною пощажен?
Ты небылицей о Рустеме,
Ты именем Рустема жизнь мою,
Как вор ночной, украл. Но будь
Ты птицей в воздухе иль рыбою в воде,
Не избежишь, хотя и в гробе
Лежать я буду, мщенья от Рустема,
Когда раздастся всюду слух
(А он раздастся скоро),
Что здесь предательски зарезан
Тобою сын Рустема и Темины».
От этих слов затрепетал
Рустем, как будто вдруг ударом грома
Пронзенный, с головы до ног.
«Что говоришь ты, сын беды? —
Воскликнул он. — Скорее отвечай:
Кто твой отец?» — «Я сын Рустема и Темины, —
С блеснувшей гордостью на бледном
Лице сказал Зораб. —
Отец мой страж Ирана многославный;
А мать моя краса и слава Семенгама.
И ею был сюда я послан
Отыскивать отца, столь много лет
С ней разлученного. Чтоб мог
Меня Рустем признать за сына,
Я должен был ему повязку, на прощанье
Им данную Темине, показать;
И чтоб сберечь ее верней,
Не на руке, а на груди
Всегда носил я ту повязку;
Открой мне грудь — увидишь сам».
Так говорил он; от страданья
Душа рвалася из Рустема.
Дрожа как лист, одежду он раскрыл…
И там (увидел он) сидел,
Как жаба черная на белых розах,
В груди кинжал, до рукояти
В нее вонзенный, как в ножны.
Его Рустем из раны вынул;
И быстро побежала с жизнью
Струя горячей крови;
И ярким пурпуром ее
Рустемова повязка облилася.
Он побледнел, ее увидя,
И глухо прошептал,
Как будто задушенный:
«Зораб, ты сын мой… я Рустем!»
92
{"b":"156151","o":1}