II И, быстро подскакав к туранским Дружинам, грозно закричал Хеджир им: «Кто вы? Кто из вас Храбрейший? Пусть отведает со мною Меча, копья иль булавы; Он будет нынче же с высокой Ограды замка моего Своей отрубленною головою На всех вас ужас наводить». На этот вызов ни один из турков Не отвечал: никто из них не смел На рубеже Ирана первый В сраженье выступить. Увидя, Что все его сподвижники робеют, Зораб, разгневанный, схватил Свой меч и поскакал Один за всех на смертный поединок. Как тигр из камышей прибрежных, Так из густой толпы своих он прянул И закричал Хеджиру: «Выходи; Твои слова хвастливые не страшны; Не на лисиц ты выехал, на львов; Знать хочешь: кто мы и зачем Пришли в Иран? Узнай же: я Зораб, Сын царской дочери Темины И многославного Рустема; Пришел в Иран знакомиться с отцом; По славе дел Рустем узнает сына. Теперь скажи мне, кто ты сам? Но ведать наперед ты должен, Что в замок свой уж ты не возвратишься: Тебя оплачет скоро мать, Или жена, или невеста». III «Не хвастай, подождем конца, — Хеджир ответствовал Зорабу. — Мое ты спрашиваешь имя? Я Хеджир; повелеваю Белым Замком, И мне товарищ мудрый Гездехем. А ты смотри, там в высоте Два черных ворона кружатся; Они почуяли добычу, И будет им добыча; Тобой насытив жадный голод, На север полетит один, На полдень полетит другой, На север к твоему отцу, На полдень к матери твоей, И им они за угощенье Прокаркают свое спасибо; Не догадается отец, А мать начнет рыдать и плакать; А обо мне моя невеста Не будет ни рыдать, ни плакать; На нас теперь с ограды замка Она глядит; моя победа Ей славой и утехой будет». Так говоря, на Белый Замок Хеджир Зорабу указал: Звездою утренней прекрасной Сияла там Гурдаферид; Хеджир, обманутый любовью, Подумал, что ему она Издалека приветно улыбалась, И он на миг забыл о поединке. Зораб, красавицу, какой никто подобной Не видывал, увидя, обомлел, И вся душа в нем закипела; И он подумал: «Если в Белом Замке Сокровище такое бережется, То взять его во что бы то ни стало; А ты, жених, простись с своей невестой, Ее теперь ты с жизнью мне уступишь». IV Опомнясь, друг на друга очи Соперники оборотили, Схватились бешено за копья И, расскакавшись, с быстротою Двух страшных молний полетели Один против другого. Острый Конец копья Хеджир направил На грудь Зораба, чтоб ее Насквозь им проколоть; Но острие переломилось, Ударясь в твердую кольчугу; Зораб не пошатнулся. Тогда, свое копье Тупым концом оборотив, Его он, как рычаг, Между конем и всадником просунул, Им сильно двинул — и Хеджир, Вдруг сорванный с седла, был взброшен На воздух; грянулся на землю, Как камень, и паденьем был Так сильно оглушен, Что на земле, как мертвый, Лежал недвижимо, утратив Из памяти и бой, и замок, и Зораба, И самое Гурдаферид. Зораб скочил с коня и обнажил Свою кривую саблю, Чтоб голову отсечь врагу; Но тот, опомнясь, приподнялся И, на́ руку опершись слабо, К сопернику другую протянул И так сказал: «Будь жалостлив, не убивай; Уж я убит довольно Стыдом, которым ты меня Сразил перед стенами замка. Как будет над моим паденьем Надменная торжествовать! Вот смерть моя; тебе не нужно Своею саблей отсекать Мне голову — ты жизнь мою пресек: Гурдаферид уж боле не моя; Отныне ты мой повелитель». V Умолкнув, ждал он жизни или смерти. Но билось кроткое в груди Зораба сердце: Молящего о милости врага Он был не в силах умертвить; И он подумал: «Этот пленник Мне пленников других добыть поможет; Он в замок мне отворит вход; Укажет в поле мне Рустема». И он, связав Хеджира, Его с собой повел в туранский стан, Куда в тот самый час вводил Свои дружины Баруман, Поспешно вышедший из Семенгама, Чтоб, волю шаха исполняя, Не выпускать из глаз Зораба. И первой встречей Баруману Был схваченный Хеджир; при виде Огромности и крепости врага Обрадован и изумлен Был несказанно старый воин; Но он глаза потупил в землю, Почувствовав и стыд и угрызенье При мысли, что назначен был Прекрасной доблести такой Предательством готовить гибель. А между тем при громких кликах Всего собравшегося войска, Которое, увидя, как могуч Был витязь побежденный, С рукоплесканием встречало Победоносца молодого, Зораб задумчиво-безмолвный На боевом своем коне, Не слыша плесков, ехал шагом. Он думал об отце Рустеме, Он думал о чудесной деве, Он думал сладостно о многом, многом, Чего ему не назначало небо. |