X Монахини из Витби тут Сестрам линдфарнским задают С усмешкою вопрос такой: «А правда ли, что ваш святой По свету бродит кузнецом? Что он огромным молотком По тяжкой наковальне бьет И им жемчужины кует? Что на работу ходит он, Туманной рясой облачен? Что на приморской он скале, Чернее мглы, стоит во мгле? И что, покуда молот бьет, Он ветер на море зовет? И что в то время рыбаки Уводят в пристань челноки, Боясь, чтоб бурею ночной Не утопил их ваш святой?» Сестер линдфарнских оскорбил Такой вопрос; ответ их был: «Пустого много бредит свет; Об этом здесь и слуху нет; Кутберт, блаженный наш отец, Честной угодник, не кузнец». XI Так весело перед огнем Шел о житейском, о святом Между монахинь разговор. А близко был иной собор, И суд иной происходил. Под зданьем монастырским был Тайник — страшней темницы нет; Король Кольвульф, покинув свет, Жил произвольным мертвецом В глубоком подземелье том. Сперва в монастыре оно Смиренья кельейназвано; Потом в ужасной келье той, Куда ни разу луч дневной, Ни воздух божий не входил, Прелат Сексгельм определил Кладби́щу осужденных быть; Но наконец там хоронить Не мертвых стали, а живых: О бедственной судьбине их Молчал неведомый тайник; И суд, и казнь, и жертвы крик — Все жадно поглощалось им; А если случаем каким Невнятный стон из глубины И доходил до вышины, Никто из внемлющих не знал, Кто, где и отчего стенал; Шептали только меж собой, Что там, глубоко под землей, Во гробе мучится мертвец, Свершивший дней своих конец Без покаяния во зле И непрощенный на земле. XII Хотя в монастыре о том Заклепе казни роковом И сохранилася молва, Но где он был? Один иль два Монаха знали то да сам Отец аббат; и к тем местам Ему лишь с ними доступ был; С повязкой на глазах входил За жертвой сам палач туда В час совершения суда. Там зрелся тесный, тяжкий свод; Глубоко, ниже внешних вод, Был выдолблен в утесе он; Весь гробовыми замощен Плитами пол неровный был; И ряд покинутых могил С полуистертою резьбой, Полузатоптанных землей, Являлся там; от мокроты Скопляясь, капли с высоты На камни падали; их звук Однообразно-тих, как стук Ночного маятника, был; И бледно, трепетно светил, Пуская дым, борясь со мглой, Огонь в лампаде гробовой, Висевшей тяжко на цепях; И тускло на сырых стенах, Покрытых плеснью, как корой, Свет, поглощенный темнотой, Туманным отблеском лежал. Он в подземелье озарял Явленье страшное тогда. XIII Три совершителя суда Сидели рядом за столом; Пред ними разложён на нем Устав бенедиктинцев был; И, чуть во мгле сияя, лил Мерцанье бледное ночник На их со мглой слиянный лик. Товарищ двум другим судьям, Игуменья из Витби там Являлась, и была сперва Ее открыта голова; Но скоро скорбь втеснилась ей Во грудь, и слезы из очей Невольно шалость извлекла, И покрывалом облекла Тогда лицо свое она. С ней рядом, как мертвец бледна, С суровой строгостью в чертах, Обретшая в посте, в мольбах Бесстрастье хладное одно (В душе святошеством давно Прямую святость уморя), — Тильмутского монастыря Приорша гордая была; И ряса, черная как мгла, Лежала на ее плечах; И жизни не было в очах, Черневших мутно, без лучей, Из-под седых ее бровей. Аббат Кутбертовой святой Обители, монах седой, Иссохнувший полумертвец И уж с давнишних пор слепец, Меж ними, сгорбившись, сидел; Потухший взор его глядел Вперед, ничем не привлечен, И, грозной думой омрачен, Ужасен бледный был старик, Как каменный надгробный лик, Во храме зримый в час ночной, Немого праха страж немой. Пред ними жертва их стоит: На голове ее лежит Лицо скрывающий покров; Видна на белой рясе кровь; И на столе положены Свидетели ее вины: Лампада, четки и кинжал. По знаку данному, сорвал Монах с лица ее покров; И кудри черных волосов Упали тучей по плечам. Приорши строгия очам Был узницы противен вид; С насмешкой злобною глядит В лицо преступницы она, И казнь ее уж решена. XIV Но кто же узница была? Сестра Матильда. Лишь сошла Та роковая полночь, мглой Окутавшись как пеленой, Тильмутская обитель вся Вдруг замолчала; погася Лампады в кельях, сестры в них Все затворились; пуст и тих Стал монастырь; лишь главный вход Святых обители ворот Не заперт и свободен был. На колокольне час пробил. Лампаду и кинжал берет И в платье мертвеца идет Матильда смело в ворота; Пред нею ночь и пустота; Обитель сном, глубоким спит; Над церковью луна стоит И сыплет на дорогу свет; И виден на дороге след В густой пыли копыт и ног; И слышен ей далекий скок… Она с волненьем в даль глядит; Но там ночной туман лежит; Все тише, тише слышен скок, Лишь по дороге ветерок Полночный ходит да луна Сияет с неба. Вот она Минуты две подождала; Потом с молитвою пошла Вперед — не встретится ли с ним? И долго шла путем пустым; Но все желанной встречи нет. Вот наконец и дневный свет, И на небе зажглась заря… И вдруг от стен монастыря Послышался набатный звон; Всю огласил окрестность он. Что ей начать? Куда уйти? Среди открытого пути, Окаменев, она стоит; И страшно колокол гудит; И вот за ней погоня вслед; И ей нигде приюта нет; И вот настигнута она, И в монастырь увлечена, И скрыта заживо под спуд; И ждет ее кровавый суд. |
