Я пожал плечами, чувствуя себя до странности легко, словно сбавил разом десять годков.

—Хочешь — бери. Только заверни в свою куртку. Если будешь волочить тварь за крылья, даже в полночь соберешь толпу зевак.

Олник поскреб в затылке, рассматривая дегтярную лужу:

—Тогда пускай тут остается. Внезапно я понял, почему мне так легко. Взгляд пропал.

Я быстренько сложил два и два: значит, вот она, ищейка. Теперь ясно, почему взгляд упорно следил за мной сверху. В двух словах я объяснил это напарнику.

—Эркешш махандарр!

—Но я не думаю, что это Митризен.

—Эльфы!

—Не знаю. Может, те, о которых трендел свихнутый часовщик. Что-то там про след и охоту. — «И про крылья», — мог бы я добавить. — Я не думаю, что он имел в виду наших эльфов. Пошли быстрей, у меня скверные предчувствия. В этом городе заваривается какая-то каша.

—Что-что? — Гритт, я позабыл, что до гномов не всегда доходит смысл человеческих пословиц.

—Гуляш из зеленых гоблинов. В этом городе кто-то варит гуляш из зеленых гоблинов.

Олника чуть не вывернуло на мостовую.

Я все время ускорял ход, в безлюдных местах срываясь на бег. Меня распирала агрессия. Мне вдруг очень захотелось встретиться с тем кулинаром, который решил сварить из гоблинов гуляш. Может, то был один из эльфов, может — кто другой, в любом случае контора служила точкой отсчета. Больше я не буду добрым и терпеливым, о нет. Опасайтесь злить варвара... А, я это уже говорил. Ну тогда так: опасайтесь делать из варвара марионетку.

«Дом Элидора» таил в себе угрозу, и лелеял ее, предлагая всем заглянуть на огонек. Да, окна были освещены, и из входной двери, настежь распахнутой, между прочим — падал клин света. Вроде все открыто, никакой тебе загадочности, но я чутьем варвара ощутил опасность.

Мы остановились передохнуть на другой стороне улицы.

—У нас свет, — заметил мой приятель, перетащив повязку на другой глаз. — Видимо, мы дома.

—Угу, Джабар тоже дома. Приготовь молоток. Пара ножей заняла нужные места. Торбу с мечами я взял наперевес, распустил завязки. Одно движение — и горловина свободна.

В прихожей Элидор — все в том же сальном балахоне — рыдал за конторкой.

Какой сюрприз. Во мне почему-то таилась надежда увидеть его с распоротым горлом. Но рыдающий тоже сойдет, побольше горя и страданий, мы, варвары, все такие кровожадные.

—За-за-за что? — Блеклые глаза старого хрыча были полны скорби и жалости.

Перед ним на крышке конторки лежал, растопырив лапки, пиратский попугай. Кто-то умело свернул ему шею, так что клюв смотрел в направлении задницы, кстати, плешивой, ибо попугай — то ли от недоедания, то ли потому, что у него не было даже плохонькой подружки — любил щипать оттуда перья.

Умилительная картина. Неизвестный сделал то, на что у меня три года не хватало решимости.

—Дозвезделся, — оценил ситуацию мой товарищ и выудил из-под одежды молоток. — А я всегда говорил — нельзя верить эльфам! Двуличные любители птичек и природы! — Страховидные ножницы Олник положил на конторку. — Вот, дарю: можешь отчекрыжить ему голову и лапы, а потом сварить супешник.

—Они наверху? — Я не стал уточнять, кто это — они и сколько их. В таких ситуациях предпочитаю действовать экспромтом, чтобы никакие сомнения не остановили... э-э, раздачу. То есть — выяснение обстоятельств. От нерешительности всегда страдаешь больше, чем от спонтанных действий, эту премудрость я давно усвоил.

Элидор кивнул:

—О-очень плох... плохие люди. Злые.

Да в мире вообще мало добрых людей, Элидор, вот прямо сейчас поднимемся и немного изменим баланс в лучшую сторону.

Ступеньки пронзительно захрустели под ногами. Отвратительно громкие звуки! Сам дом, казалось, вымер: все обитатели, зачуяв опасность, попрятались как мыши. Бедные кварталы — они такие: до стражи далеко, жители сами решают свои проблемы. Я нес мешок в левой руке, пальцы правой сжимали рукоятку ножа. Настоятельная потребность дать выход кровожадным инстинктам варвара распирала мою грудь. Не амок, нет, тут все было осознанно. Пять лет жизни в городе канули в небытие, в глубине души я себя ненавидел.

Они таки выставили часового — на счастье, он, скучая, отирался у дальнего торца коридора. Все двери закрыты, на стене тускло тлеет масляный светильник. Мирная картина.

Из-за нашей двери раздался приглушенный звук, похожий на болезненный стон женщины. И звук плача. И звук пощечины.

Гритт!

Я устремился вперед, нещадно скрипя трухлявыми половицами. Часовой обернулся, и я его узнал — Пан Кралик из Свободных Охотников, одетый, будто скучающий франт с бульвара Славного Гро. М-да, настоящий день говеных сюрпризов.

Свободные Охотники — сущие отморозки, которые берутся за любую грязную работу, попирая неписаные законы преступного мира. Лишь бы заказчик платил. Организация у них маленькая, но спаянная железной дисциплиной, и абы кого туда не берут. Чтобы туда попасть, нужно... Короче, обозвать их подонками общества — значит выписать им индульгенцию.

Я бросил в Кралика нож, пытаясь упредить его возглас. Попал в плечо, хотя целил в глаз. К Охотникам — никакого снисхождения. Он упал на колено и заорал:

—Один! Десять! Пять!

На тайном языке Охотников это означало примерно следующее: «Дорогие соратники, при первой же возможности соблаговолите выйти в коридор, ибо непредвиденная опасность может помешать осуществлению наших злодейских планов».

Ну не получилось внезапно, ну что теперь поделаешь.

Я стряхнул торбу с мечей, пинком отправив обломок ситара в лицо Кралику, после чего развернулся и с грохотом вышиб дверь в нашу контору. Она косо повисла на петлях, но происходящее внутри ускользнуло от моего внимания: в коридор упал новый прямоугольник света. Кто-то открыл дверь из конторы Джабара, огрев Пана Кралика по лбу — звук был гулкий, словно ударили в бубен.

Завывая, в наше заведение юркнул Олник. Ну на его счет я спокоен: гномы — настоящие доки в смысле потасовок в замкнутых пространствах, их маленький рост здесь только на пользу. На какое-то время я обезопасил свой тыл.

— Дзынь-драм-бам-ба-бам!— Олник начал круто, расколотив наш трельяж. Тьфу ты, уже не наш — эльфийки.

Из конторы Джабара выскользнул коренастый человек с молочно-белой короткой шевелюрой. В руках тонкая шпага, оружие аристократов и... не аристократов. Ну в общем, с этой штуковиной надо уметь обращаться, если не хочешь сломать ее в первом же бою. Камзол, штаны и короткий плащ — все сдержанных тонов. Глаза у него были красные, как у летучей мыши. Альбинос. Лет тридцати пяти, с резкими складками у носа и рта.

Я не сразу понял, что с ним не так.

А потом...

В моем горле застыло рычание.

Глупая шутка. Чья-то неумная шутка...

Имперский смертоносец. Ах ты ж гребаный ты нахрен!

«Ай-ай-ай», — как сказал бы мой приятель, вор Джабар, перед тем как развернуться и дать деру.

Увы, бежать мне было не с руки.

Смертоносец — один из псов личной гвардии Вортигена, человек, измененный черным колдовством раз и навсегда. Нет, уже не человек — тварь, полудемон. Умелый боец и мощный маг, способный плести чары быстрее обычного чародея, а уставать от применения магии — куда меньше, чем обычно полагается в нашем мире. Примесь демонской крови изменила его облик и искорежила душу.

Внешний Круг, Фатик, тебе повезло!

Смертоносцы Внутреннего Круга в Адварисе — личные телохранители и приближенные Вортигена — были искажены настолько, что носили на лице маски. Один из них гнал меня до самых подножий Джарси, черт [13], я об этом уже говорил... Твари Внутреннего Круга — нелюди в полном смысле этого слова. Сильные мрази... Как воины и как маги. А вот смертоносца Внешнего Круга я однажды прибил...

Получилось однажды, получится снова, э, Фатик? Эх, топор бы мне в руки!

Я сжал рукояти мечей.