«Напрасно вы так, – говорит партийное руководство. – Ведь напрасно?»
«Мне кажется, нет».
«Напрасно, напрасно. А каково ваше мнение?»
«Не напрасно.»
«А каково ваше мнение?»
Гласность наша в бою, но не на коне, а в тачанке. Она несется вперед, а стреляет назад. По задним целям. По прошлым. По пройденным.
Напрасно я так о тачанке – она наше славное прошлое.
И напрасно я так о гласности – она наше славное настоящее.
Напрасно я так, напрасно…
Ладно, могу молчать.
Исторический выбор
Сегодня цель уже не так оправдывает средства, как оправдывала в прежние времена. Сегодня она говорит: средства были ошибочные. Нехорошие были средства.
Но цель-то была хорошая! Она потому и оправдывала средства, что была добрая, гуманная. Была бы она другая, разве б она могла такие ужасные средства оправдать?
Цель у нас была высокая: построение социализма. Сначала она была еще выше, аж до самого коммунизма, но потом мы решили: пусть будет социализм. Такой мы сделали исторический выбор.
Какие средства оправдывала эта цель? Ну, сначала, конечно, революцию, гражданскую войну. Потом, уже в мирное время, классовую борьбу со всеми вытекающими последствиями. И все это время нужно было людей кормить, причем не после, а до построения социализма. И не как-нибудь выборочно, а всех кормить, сверху донизу.
К сожалению, еды хватало только на начальный период: начнем сверху – и еды уже нет. Опять начнем сверху – и еды опять нет.
Как же сверху донизу людей накормить, если стоит сверху начать, как вся еда на этом кончается?
Те, которые снизу, шеи повытягивали, изо всех сил тянутся, чтоб вверху еду ухватить. Им говорят: спокойно. Накормим всех сверху донизу. Но лишь сверху начинаем – и еды снова нет.
А цель-то вообще хорошая. Просто замечательная. И средства, которые она оправдывает, хорошие, не такие, как прежде.
Жаль, что среди этих хороших, замечательных средств нет одного-единственного: средства к существованию.
Швеция не принимает
В кооперативной газете, свободно конвертируемой за три рубля на одной из центральных площадей столицы, было опубликовано сообщение, подписанное совместным кооперативом трех ведомств: Воздушного сообщения, Жилищного распределения, и Продовольственной службы. В сообщении говорилось, что такого-то числа из аэропорта Домодедово отправляется самолет, который будет угнан в столицу Швеции. Билеты по договорным ценам.
От центральной площади неудержимый поток устремился в направлении Домодедова. Мы-то думали, что у нас дефицит колбаса, батарейки, табачные изделия, а у нас, оказывается, совсем другие дефициты. Швеция – вот наш дефицит. Западная Германия. Соединенные Штаты.
В Домодедове оказалось, что нужно бежать во Внуково. В чем дело? Почему Внуково? Ведь самолет угоняют из Домодедова?
Все правильно, угоняют из Домодедова. Но очередь за билетами уже из Домодедова дотянулась до Внукова. Так что занимать нужно во Внукове и постепенно двигаться к Домодедову.
Обычная наша безалаберщина: если очередь движется от Внукова, почему бы не угонять прямо из Внукова? Зачем гонять людей из аэропорта в аэропорт?
И тут по очереди проносится слух, что Швеция не принимает. Почему не принимает? Оказывается, по погодным условиям. Причем не по своим, а по нашим погодным условиям. У нас такие погодные условия, что нас уже нигде не хотят принимать.
А очередь между тем добежала до Шереметьева и круто повернула на Борисполь. Прямо через Сухиничи, Брянск, Конотоп…
Возникает опасение, что на такую большую очередь в стране не хватит людей и придется обращаться за помощью в соседние государства.
Только вперед!
Глубина, говорил Иванов, это соединение дна с поверхностью, а высота – соединение поверхности с вершиной.
А если соединить дно с вершиной непосредственно, минуя поверхность? Может, удастся совместить глубину и высоту, чтобы, проникая в самую суть, одновременно возвышаться над этой сутью?
Очень бы хотелось.
Иванов, однако, высказал мнение, что проникать и возвышаться одновременно нельзя. Либо ты проникаешь, либо возвышаешься.
Он у нас умница, Иванов. Знает жизнь не понаслышке, а по первоисточникам.
Но когда мы, не удержавшись, рванули вверх, он тоже не стал засиживаться на дне, а почесал впереди всех, только пятки его и видели.
По дороге защитился, кандидатом стал. Доцентом. На одно только жалуется: времени не хватает. Все, говорит, собираюсь проникнуть в суть, – а сам чешет вверх, того и гляди совсем пропадет из виду.
«Вперед! – надрывается. – Вперед и только вперед!»
Прошли мы всю глубину, дошли до поверхности, за которой начинался подъем к вершине. Иванов говорит: так нельзя. Мы же, говорит, голые и мокрые. Надо сначала обсохнуть, одеться, а потом уже набирать высоту.
Сам между тем уже заведует кафедрой. Расположился на поверхности, проводит ученый совет.
Но когда мы двинулись к вершине, он опять опередил всех, как будто проникновение в суть не его забота.
И вот мы на вершине, соединили глубину с высотой. Но такие же, как и были, голые и мокрые.
Хотели одеться, но вся одежда осталась внизу. И продовольствие, и всякие культурные блага – все, все осталось внизу.
Так и стоим: голые на голой вершине.
Иванов говорит: надо возвращаться. Там и одежда, и еда, к тому же ближе к сути, над которой мы слишком возвысились.
Первоисточники, говорит, почитаем.
Двинули мы назад. Голодные, голые, мокрые. Иванов, правда, на обратном пути защитил еще одну диссертацию. Стал доктором, профессором, деканом целого факультета.
«Вперед! – призывает. – Вперед и только вперед!»
Как, опять вперед? Мы же уже назад… Пора уже обсохнуть, поесть, припасть к первоисточникам…
Подлинная история строительства земли обетованной
Краткий курс
На 17-м километре корабль дал течь, и с тех пор он у нас терпит бедствие. Течь заделать было нечем, и ее приходилось затыкать живыми людьми. «Гвозди бы делать из этих людей!» – воскликнул корабельный поэт в тоске по настоящему строительному материалу.
На 37-м километре стали разгружать корабль от людей, а там случились такие события, что разгрузка пошла полным ходом. На 45-м километре разгрузку притормозили, но вскоре опять пошли разгружать. Так помаленьку и дотянули до 85-го километра.
А там спохватились: надо корабль починить. Сколько можно на нем терпеть бедствие?
Но чем заделать пробоины? Их столько набралось за семьдесят километров! Если гвозди не делать из людей, дыры заделывать просто нечем…
Пришлось и дальше разгружать. Немного по-другому, не так, как в прежние времена: кого на дно, а кого уже и на берег…
Вот несколько разделов из этой истории. История в данном случае состоит из разделов: первый раздел, второй раздел, третий раздел… И хоть бы кто-нибудь одел… Но что уж тут поделать – такая история…
Первый раздел: НАША ВЕЛИКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
Наша великая революция не была ни великой, ни революцией, поскольку свершилась тихо, мирно и совершенно бескровно. Чтобы стать полнокровной революцией, ей пришлось впоследствии пролить много
крови.
И она пролила. Наверстала упущенное. Сегодня уже никому не видно, какая она великая, потому что стоит она по уши в крови и в ужасе таращит глаза на свои дела, взывая о помощи.
Второй раздел: НАША ВЕЛИКАЯ ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА
В то время у нас уже была одна война. Правда, не гражданская, а военная. Но большевики сказали: превратим войну военную в гражданскую войну. Потому что на военной войне нужно воевать с целым государством, с целой вражеской армией, которая вдобавок еще вооружена, а на гражданской – только со своим собственным гражданским населением.
