— Какое это имеет значение? — В голосе Айрин слышалось раздражение. — Ведь ребенок все равно умер. Мы назвали его Харланом-младшим и похоронили рядом с отцом. И давайте оставим эту тему.

— Как с отцом? Ведь Харлан не отец этого ребенка?

— Нет смысла потворствовать заблуждениям Нэнси, — продолжала Айрин, не обращая на его слова ни малейшего внимания. — Она прекрасно знала, как хотелось Харлану иметь ребенка, но сама забеременела от другого мужчины. Когда ее ребенок умер, для нее это явилось настоящим потрясением. Она восприняла это как кару за измену.

По-видимому, сама Айрин ей это и внушила. И в этих словах есть доля правды. Психика Нэнси была неустойчива, и ей вполне мог померещится этот второй — родившийся живым — ребенок. Но один-то вопрос так и оставался без ответа: где происходили роды?

Старуха с явным усилием поднялась со стула, давая понять, что разговор окончен.

— Она испытывает чувство вины из-за потери ребенка. Шок был настолько велик, что у нее началась депрессия, появились галлюцинации.

Где-то он уже слышал эти слова. «Шок», «депрессия», «галлюцинации». Ту же самую мысль и почти теми же словами выразила в недавнем разговоре Нэнси. Значит, она дословно повторяет то, что внушила ей старуха.

— Может быть, — сказал Сэм. И негромко добавил: — Но что, если Нэнси права? Что, если похоронили не ее ребенка, а ее ребенка кто-то выкрал?

— Что за чушь! — рассвирепела старуха. От злости у нее даже красные пятна на лице выступили. — Этот ребенок вообще не должен был быть зачат. И для меня он мертв, я забыла о нем и о том, что Нэнси изменила моему брату! — Она достала платочек и вытерла им губы. — Я больше не желаю ничего знать о вашем расследовании. Ребенок Нэнси мертв. И точка.

Интересное отношение. Сначала похоронила Харлана-младшего в фамильном склепе, а теперь говорит, что не желает больше о нем слышать.

— Прекращу я расследование или нет, это уж не вам решать. — Сотрудничества в попытке эксгумировать труп ребенка от нее явно ждать нечего. — Нэнси вправе сама продолжить поиски ребенка.

Айрин в упор смотрела на него. Ее зрачки превратились в крохотные черные точечки.

— Прах моего брата и так уже осквернили. Не желаю, чтобы это и дальше продолжалось. Если Нэнси и впредь намерена творить Бог знает что, я позабочусь, чтобы она вернулась в санаторий.

Сэм удивился. В санаторий? Какой еще санаторий? От старой карги не укрылось его удивление. Она явно была довольна произведенным впечатлением.

— Значит, она не сказала вам о том, что после смерти Харлана у нее был психический срыв? Ее пришлось поместить в лечебницу. Она добровольно подписала все документы. Могу вам сообщить, что они до сих пор в силе: ведь врач ее официально так и не выписал. Так что, если вы не хотите, чтобы ваша клиентка оказалась в лечебнице, послушайте моего совета: прекратите заниматься этим делом.

Зазвонил телефон, но не городской, а переговорное устройство, по которому охранник у ворот связывался с коттеджами. Вероятно, к мисс Нельсон снова пожаловали гости.

Айрин бросила взгляд на часы и нахмурилась. Затем взглянула на Сэма. Телефон зазвонил снова. Кто-то в нетерпении ждет у ворот.

Она подошла к входной двери и открыла ее. Но Сэм не торопился. Он сразу понял: старуха не хочет, чтобы он слышал, кто приехал к ней с визитом. Сам не понимая зачем, он остановился у позолоченной таблички с благодарностью, висевшей на стене, и принялся ее разглядывать, ожидая, когда она ответит охраннику.

Что это тут написано? Благодарность от правительства США доктору Ричарду Нельсону за его неоценимую помощь во время Второй мировой войны. Как мило!

— Всего хорошего, мистер Донован, — сказала Айрин, указывая на дверь.

— Вы не ответите? — Он указал на черную коробочку на стене, из которой по-прежнему доносились пронзительные звонки. А сам продолжал любоваться наградными грамотами, развешанными на стене.

У Айрин не было выхода. Что делать? Если живешь за оградой, будь готова к тому, чтобы каждый раз иметь дело с охранником.

Она подошла к переговорному устройству и ткнула пальцем в кнопку.

— Да?

Раздался громкий голос охранника:

— К вам доктор Митчелл из Лестеровского института. Говорит, что это срочно. — Судя по тону охранника, доктору Митчеллу уже осточертело ждать у входа.

— Пропустите, — коротко бросила Айрин и повернулась к Сэму, словно намереваясь спросить: вы еще здесь?

Но он опередил ее. Широко улыбнувшись, он кивнул ей и распрощался.

— Всего доброго, мисс Нельсон, — сказал он и, протиснувшись так, чтобы не задеть ее, вышел вон.

Она с размаху захлопнула за ним дверь, да так, что ручка едва не отвалилась. Но Сэм не стал поднимать выпавшие шурупы. Пусть этим займется доктор Митчелл, если, конечно, захочет.

Интересно, кто такой этот доктор Митчелл. И что это за дело такое первостепенной важности?

Усевшись в джип, Сэм направился к воротам. Навстречу ему ехал черный «мерседес». Водителя он как следует не разглядел, но понял одно: тот явно чем-то расстроен. Чем же? Вот вопрос…

Айрин Нельсон угрожает, что навсегда запрет Нэнси в санатории. Вот бы здорово упрятать в лечебницу саму Айрин!

Только факты говорят не в пользу Нэнси. Как ни крути, а Айрин, возможно, рассуждает правильно. Если Нэнси содержали в лечебнице, то было это, скорее всего, как раз до того, как она выскочила на дорогу перед его машиной и заявила, что ее пытаются убить.

Сэму стало совсем тошно. Он и до этого не слишком доверял безумным сказкам, которые рассказывала Нэнси, а теперь его вовсю терзали сомнения.

Разве после того, что он услышал, можно верить россказням Нэнси? Или тому, что было между ними?

Он чувствовал себя как последний дурак. Дурак, который завел с сумасшедшей ребенка. И ребенка этого, вполне вероятно, похоронили под чужим именем.

Почему же Нэнси ни разу не сказала, что была в лечебнице? Почему?

Господи, сколько вопросов, сколько сомнений! Одно подозрение рождает другое, они мучают его, не дают ему покоя. А ведь так хочется ей верить, верить, что у них был ребенок и что он до сих пор жив.

В довершение ко всему он забросил дело матери. И вовсе не потому, что поддался на уговоры шефа полиции Крампа. Это Нэнси виновата.

Двадцать лет назад на могиле матери он поклялся, что найдет убийцу и покарает его. Эту клятву он не забывал ни на минуту в течение этих двадцати лет. Недавно ему удалось обнаружить след, который, вполне вероятно, приведет его к убийце, а он вместо этого бросает все и спешит на помощь женщине, которой даже не доверяет.

А кому он теперь доверяет?

Сэм добрался до окраин Винтиджа и, съехав на обочину, заглушил мотор. Ему требовалось хорошенько обо всем поразмыслить.

Он не знал, кому теперь можно доверять. Даже Крампу, Джеку Крампу, который все эти годы был для него как отец, он и то не верил. Внутренний голос подсказывал ему, что Крамп что-то не договаривает, что он знает об убийстве Маргарет Донован больше, чем говорит.

Сэм опустил голову, подпер подбородок руками и приказал себе больше не думать о Нэнси. Но она не выходила у него из головы. Не думать о ней — все равно что перестать дышать. Пора умывать руки, твердил он себе, от этого дела сплошная головная боль.

Но существует шанс, пусть крохотный, что Нэнси не сумасшедшая, что она говорит правду…

И ему хочется ей верить. Хочется потому, что он до сих пор ее любит. Ее — не такую, какой она стала сейчас, а ту, которой она была год назад, в то Рождество, когда они впервые встретились. И ему хочется вернуть ту женщину. Если, конечно, она ему не привиделась.

Сэм помассировал виски, но боль не утихала. Неожиданно ему в голову пришла любопытная мысль. Он достал телефон и набрал номер. После третьего гудка услышал голос доктора Коллинза.

— Простите, что надоедаю, — поспешил Сэм с извинениями. — Но мне нужно кое-что узнать. Кое-что, касающееся моей матери.