– Ты обещал!
– Надо постараться получить их согласие.
– Они его не дадут.
– Может, они правы.
– Они просто перестраховываются. Сейчас на лыжах даже младенцы катаются.
– Младенцы еще не катаются, – недоверчиво говорит дядя Санди.
– Катаются-катаются, я по телевизору видела.
Он пристально смотрит на меня и понимает, что я вру. И мы опять хохочем.
Мы плывем с ним брассом наравне, это он меня научил. Через время я устаю и переворачиваюсь на спину. Дядя Санди – тоже.
Тетя Бетси наблюдает за нами с берега, приставив ладонь козырьком ко лбу.
– Вы уже подготовили там все для съемок? – спрашиваю я.
– Да.
– Понастроили декораций?
– Немного.
– Вы все время будете снимать в этом горнолыжном лагере?
– Нет, мы и на студии будем.
– Почему ты едешь именно в наши горы и не хочешь поехать куда-нибудь подальше?
– Подальше – по смете будет гораздо дороже.
Я брызгаю на него водой.
– Ты рассуждаешь, как промышленник.
– Я и есть промышленник, кино – это мой бизнес.
– Кино – это еще и моральный аспект.
– Ну с моралью у меня вроде всегда все в порядке, – говорит Санди, – краснеть перед обществом не приходится.
– Да, – поддакиваю я, – бабушка Аманда видела все твои фильмы по несколько раз и еще ни разу ни в одном эпизоде не отвела глаза от экрана.
– Вот видишь, – улыбается он, – это большой показатель.
– А сколько продлятся съемки? – спрашиваю я.
– Три месяца, но все будет зависеть от погоды. Мне нужно много снега.
– А еще что тебе нужно?
– Большая заснеженная поляна среди сосен, где я мог бы уронить вертолет.
– По-настоящему?
– Да.
– С людьми?
– Нет, там будет специальный кран и комбинированные съемки.
– А почему ты не снимешь все на студии?
– Мне нужен настоящий заснеженный склон, древние сосны, огромные сугробы и яркое солнце, – мечтательно говорит он.
– Вот бы посмотреть.
– На съемки тебя точно не отпустят, у тебя же экзамены.
– О да, я и забыла.
– Какая безответственность!
– Не беспокойся, бабушка Аманда с тетей Бетси тщательно проследят и напомнят вовремя. Что бы я без них делала?
– А сама взрослеть не собираешься?
– Не-е-ет, – улыбаюсь я и оглядываюсь на берег.
Тетя Бетси машет нам рукой, ей кажется, что мы слишком далеко заплыли. Дядя Санди тоже оглядывается.
– Они с тобой никогда не отдыхают, – говорит он.
Мы разворачиваемся и плывем к берегу.
– Они обещают отдохнуть, когда я выйду замуж, – говорю я.
Санди смотрит на меня очень внимательно, стараясь скрыть улыбку.
– И когда ты выйдешь замуж?
– Но я не хочу замуж!
– А что ты хочешь?
– Сбежать из дому с какой-нибудь заезжей цирковой труппой.
– И кем ты там будешь?
– Ну что ты, Санди, я же шучу! Побег с цирковой труппой – это вовсе не моя биография.
Он поднимает одну бровь.
– А что – твоя биография?
– Побег с какой-нибудь съемочной группой!
– Доминик, я серьезно.
– Хорошо-хорошо, совсем серьезно: моя биография – мраморные полы, витые колонны, звон хрустальных бокалов, выезды в открытом автомобиле, огромные шляпы с вуалью и дамский мундштук с сигаретой.
Он смеется.
– Особенно про мундштук мне понравилось, – говорит он.
– А о чем мечтаешь ты? – спрашиваю я.
Санди задумывается.
– Ты знаешь, ни о чем. Моя жизнь удалась. Все, чего я хочу, сбывается, все планы претворяются в жизнь. И рядом со мной люди, которые меня понимают.
Я смотрю на него во все глаза.
– Вот бы и мне такую легкость и простоту существования, – говорю я.
Санди смеется и тоже брызгает на меня соленой водой.
На мелкоте к нам подплывает тетя Бетси, она соскучилась, и ей хочется поговорить.
– Вы о чем разговаривали? – спрашивает она.
– О жизни, – отвечаем мы с дядей Санди почти одновременно и хитро смотрим друг на друга.
2
Вечером ко мне приходит Ванесса. Бабушка Аманда говорит, что у Ванессы слабая нервная система, а тетя Бетси – что у Ванессы просто нет силы воли.
Несмотря на отсутствие силы воли и массу других недостатков, Ванесса – моя лучшая подруга. Она живет недалеко от нас, так что мы с ней с детства привыкли крутиться неподалеку друг от друга.
Ванесса влюбляется во все, что встречается на ее пути. Если у нас в доме во время чаепития включен телевизор и у нас в гостях находится Ванесса, мы в очередной раз выслушаем, какой голубчик Николас Ланг, какая умница-красавица Кэролайн Мембир, какая очаровательная страна Гонконг и какой лучший город в мире – Рим.
Все, что показывают по телевизору или упоминают окружающие ее люди, приводит Ванессу в неописуемый восторг и благоговение. Посторонний человек счел бы все это за грубое притворство.
Но мы знаем Ванессу с рождения. Она была влюблена в каждую свою игрушку, кофточку, платьице и печь, в которой разогревалась ее молочная смесь.
Ванесса знает, что мы с Санди через неделю удираем без спроса в горы, она счастлива за нас и огорчена за бабушку Аманду и тетю Бетси.
– Сами виноваты, – говорю я, – если бы они нас отпустили, не пришлось бы врать.
– Они в ответе за тебя.
– Санди тоже в ответе за меня. Что со мной может случиться, если кругом будут взрослые люди?
– Бабушка Аманда и тетя Бетси переживают.
– Пусть привыкают, что я уже выросла.
Ванесса сидит на моей кровати, поджав ноги к подбородку, и разрабатывает стратегический план.
– Давай я приду к вам в гости с утра пораньше и буду их отвлекать.
– Как ты будешь их отвлекать? – говорю я, в очередной раз просматривая список крайне необходимых вещей, которые нужно будет тайно вынести из дома в раннее утро побега.
Вообще-то дядя Санди сказал, что все необходимое он купит по дороге, начиная от носков с подогревом и заканчивая теплыми курткой и шапкой. Лыжи нам выдадут на месте.
– Я приду к ним завтракать, – говорит Ванесса, – и буду вести отвлекающие разговоры.
Я отрываюсь от своего списка.
– Но они и так не будут волноваться, – говорю я, – они будут знать, что Санди просто забрал меня на показ своего фильма. Они даже не подумают о том, что во время завтрака мы уже будем подлетать к горнолыжному лагерю.
– Ну а вдруг? Вдруг понадобится моя помощь?
Вот такая она, Ванесса, добрая, бескорыстная, желающая обнять весь мир, всегда должна быть всем полезной.
– Ну хорошо, приходи к ним завтракать, – соглашаюсь я, – скрасишь их одиночество в мое отсутствие.
Потом мы с ней обсуждаем Маркуса, которого она недавно встретила в автобусе.
– Представляешь, отрастил челку до носа, ничего не видит, меня не заметил, он страдает по тебе, – делает вывод Ванесса.
– Да ну? – недоверчиво говорю я.
– Верно-верно, – кивает Ванесса, – очень страдает.
– Это ты загнула, он уже и думать забыл обо мне. А впрочем, как и я о нем, – говорю я, подавляя зевоту.
– Не может быть! Все вокруг только и говорили о вашей свадьбе, а они уже и думать друг о друге позабыли.
– Всем просто было нечем заняться, вот они и сплетничали.
– Все видели искренность ваших чувств!
– Не смеши меня, какая искренность чувств, если мы с ним знали друг друга с детства! О какой свадьбе могла идти речь? Замуж выходят за человека нового, таинственного и неразгаданного, а потом открывают и изучают его всю жизнь.
Ванесса сидит с открытым ртом и надкусанным печеньем в руке.
– Скажи, что ты пошутила! – говорит она.
– Я пошутила? Да я серьезна, как ясень!
– С тобой не соскучишься, – качает головой Ванесса. – Маркус мог бы открывать тебя всю жизнь.
Я пожимаю плечами.
– Наверное, ему показалось, что он уже все открыл.
Ванесса тянется за очередным печеньем, промахивается и опрокидывает тарелку с печеньем на пол. Потом мы с ней ползаем под столом, все там подбираем и стряхиваем с рук прилипшие крошки в тарелку.