Легко понять, что дало повод к такого рода изменениям. Мы уже отмечали ориентацию на Восток нового царя, его строгий моральный кодекс. С Западом у него не было тесных контактов. Когда в Сузах от Артабаза и греческих послов стало известно, что главные силы врага составляют отряды всадников, прежде всего была затронута честь верховного рыцаря. Если правители вступали в борьбу, то исход решало сражение рыцаря против рыцаря. Поэтому, невзирая на возражения Мемнона, было собрано такое могучее войско. Позднее македоняне определили численность персидского войска в 12000 всадников. Число явно завышено, но у персов наверняка было более 10 000 человек. Кроме того, в состав персидского войска входил отряд греческих наемников, однако слишком малый, чтобы образовать фалангу. По македонским документам, численность греческих наемников достигала 20 000 — поистине фантастическое число.

Персидская пехота чувствовала себя слабее македонской фаланги, поэтому персы и не пытались защищать переправу через Геллеспонт. Ведь в гористой местности использовать всадников нельзя. Так как защитить эту часть побережья было невозможно, персы предпочли встретить врага на фригийской земле, в том месте, где дорога, вероятно единственная, находившаяся в распоряжении македонян, из горной Троады переходила в широкую равнину Зелеи. Именно вокруг Зел ей собрались персидские войска. Персы хотели у реки преградить путь противнику и дать ему здесь бой. Александр, конечно, не сумел бы выбить их отсюда.

На военных совещаниях постоянно возникали противоречия между Мемноном и персидской знатью. Грек еще со времен ссылки знал превосходную выучку и вооружение македонских всадников. Поэтому он отговаривал знать от открытого сражения и рекомендовал прибегнуть к стратегии, которой пользовались дикие предки иранцев — саки — и которую позже применил Фабий Кунктатор против Ганнибала: избегать встреч с вражеским войском, уничтожать все запасы. Тем самым создавались трудности со снабжением, враг терял силы, отступая без боев и делая большие переходы. При этом Мемнон советовал использовать флот, перенести войну на острова, даже в материковую Грецию и таким образом вынудить Александра отступить.

Этот план приводит в восторг всех современных стратегов своей неоспоримой гениальностью, но в то время предложения Мемнона оказались неосуществимыми, и не только из-за недоверия к чужеземцу. Достаточно представить себе тогдашнее персидское общество. Оно было основано на взаимозависимости мелких и крупных землевладельцев. Открыть путь врагу, да к тому же уничтожать собственные поселения, было равносильно экономическому краху в первую очередь более мелких землевладельцев. Таким образом, этот план основывался на нарушении принципа взаимозависимости и поэтому для иранцев был совершенно неприемлем, пока существовала хоть малейшая надежда найти другой выход.

К тому же Мемнон требовал не только отказа от этого принципа, но и пренебрежения рыцарской честью, которая не позволяла рыцарю уклониться от сражения с другим рыцарем. Рыцарь мог отказаться от сражения с вражеской пехотой, с крестьянскими фалангами, ибо такие битвы не были предусмотрены кодексом чести. Но уступить поле битвы другому рыцарю, не скрестив с ним оружия, — этого нельзя было требовать от персидской знати.

Для Ирана не так важен был риск проиграть сражение, как боязнь разрушить этический фундамент, на котором держалась империя. Прежде чем принять план Мемнона, следовало попытаться исчерпать все возможности честного рыцарского боя.

И персы решили дать сражение. Они ждали Александра у Граника [91]. Первый заслон на широком фронте составляли отряды всадников, защищавшие крутой берег реки. За ними расположилась как бы вторая линия обороны, образованная пехотой наемников, хотя она не имела особого смысла. Всадники считали, что они сами в состоянии отразить атаку и отбросить врага к реке. План персов укрыться на другой стороне реки был неудачен потому, что всадники могли добиться успеха только наступая. В выбранной же ими позиции река преграждала путь к атаке и лишала возможности использовать свое численное превосходство.

На четвертый день марша, после обеда, македоняне подошли к Гранику и увидели на другом берегу блистательный фронт персов. Не мешкая Александр отдал приказ о начале боя [92]. Парменион пытался возражать. Разве по правилам военного искусства можно было бросать в бой усталых воинов? Он считал, что переход реки и начало сражения следует перенести на утро: условия будут более выгодными. С точки зрения здравого смысла старик был прав. Но царь в решительные моменты не терпел возражений. Он пренебрег ими еще и с другой целью: дать понять, что впредь намерен сам руководить битвами и выигрывать их. Однако для его решения были и разумные основания. Александр придерживался железного принципа: нападать на врага там и тогда, когда тот меньше всего ожидает, даже если обстоятельства при этом дают противнику некоторые шансы на победу. Мы уже говорили об этом принципе «двойной неожиданности». Вот и сейчас персы, вероятно, были поражены тем, что стройный юноша в сверкающем панцире — его можно было узнать издали по белым перьям на шлеме — без промедления прямо с марша готовил войска для битвы [93].

Атака македонян развивалась поначалу по обычной схеме: справа и слева, на обоих флангах, стояла кавалерия. Пармениону досталось левое крыло. Сам Александр намеревался вести правое. И тем не менее это была атака, проведенная не по правилам стратегии греческой школы. Противник предложил рыцарский стиль битвы. Царь собирался ответить в том же духе. Так, он взял с собою в бой только всадников, пехотинцев же ровно столько, чтобы помогать им. Об атаке сомкнутыми фалангами не было и речи.

Александр послал сначала через реку отряды легкой кавалерии против левого фланга противника. Неприятель энергично отражал атаки македонян, последние понесли большие потери и были отброшены. Тогда в бой вступил сам царь во главе гетайров, в сопровождении подразделений легкой пехоты. Он перешел через реку и попытался вклиниться между центром и левым флангом врага. Появление самого Александра соответствовало желаниям персидских всадников. Если противник шел в атаку, они шли ему навстречу. Вперед бросились самые сильные и ловкие, искавшие единоборства с Александром. Его смерть означала бы окончание войны. Рассчитывая на это, персы действовали неосторожно. Забыв о превосходной маневренности своих войск, они слишком близко подошли к врагу, нарушив выгодную дистанцию, когда их копья достигали македонян, а сами они находились вне опасности. Теперь противники сблизились, оружие македонян оказалось более действенным. Копья персов и раньше не всегда могли пробить прочные панцири македонян. Теперь копья были израсходованы, и в их распоряжении оставались только кривые сабли; македоняне же могли использовать свое самое страшное оружие — длинные пики, которыми они кололи незащищенные лица врагов. Туда, где между всадниками открывалось свободное место, сразу же устремлялись легковооруженные пехотинцы и наносили снизу вопреки всяким «рыцарским кодексам» удары по всадникам и лошадям. Тем не менее, несмотря на превосходство оружия, лучшую подготовку войск и военный опыт, Александр не смог добиться быстрого успеха. Не численное превосходство персидских всадников, а скорее их готовность биться до последнего воина лишила царя возможности одержать победу в продолжительном бою. Снова и снова Александру приходилось подстегивать своих воинов и, невзирая на опасность, личным примером гнать их вперед в эту ужасную схватку [94]. Наступил критический момент: у царя сломалось копье, и он попал в окружение вражеских солдат. Один из персидских всадников разрубил его шлем, а другой готовился нанести смертельный удар сзади. Волнующая сцена! Но тут Клит, брат Ланики, бросился между царем и персом и мощным ударом отрубил занесенную над Александром руку.