– Нет! – закричала Катя. Она подлетела к Николаю и вцепилась в его руку, пытаясь вырвать свой пакет. Николай со смехом отбивался и отталкивал ее. – Отдай! Это не твой! А ты что молчишь?! – вдруг повернулась она к Севе, мрачно наблюдавшему за происходившим.
Сева не знал, что делать и говорить. Он дал согласие на приезд брата, а теперь жалел об этом. Катя пришла, и для чего весь этот цирк? Это дурное представление? Что в пакете, что в пакете… Действительно, привязался…
– Отдай ей пакет, – пробурчал Сева. – И пусть она идет…
– Да, отдай! – обрадовалась Катя. – Мне нужно идти! Ой как нужно!
Николай протянул руку с пакетом:
– Держи!
Но едва Катя рванулась за своей, очевидно ценной, вещью, мгновенно отдернул руку назад и гулко захохотал.
Внезапно дверь открылась, и вошли три человека в милицейской форме. Сева изумился и вдруг вспомнил, что никто из Бакейкиных за Катей не закрыл замок, не щелкнул им, и она сама тоже, а Николай… Он куда-то позвонил с мобилы, едва Катя вошла, и что-то сказал, негромко так, два слова…
Катя попыталась проскочить к двери, но вошедшие загородили ей путь. Они стояли широко и властно – могучая кучка! – полностью заслонив спинами выход.
Катя истошно заголосила, и Севе стало как-то нехорошо и больно. Словно он сам заманил ее сюда, а потом выдал. И не важно ему, что в пакете – ворованные драгоценности, наркотики или поддельные документы на чье-то имя… Не важно… Он – обманщик, предатель…
– А-а-а! – заорал он так неожиданно, что люди в передней вздрогнули и автоматически, как по приказу, повернули к нему три головы.
И Катя все поняла, сообразила, ловко воспользовалась моментом. Она змеей – настоящей гадюкой, как потом сказал Николай, – прорвалась между зазевавшимися ментами и вырвалась на площадку. Они метнулись за ней, но Катя догадалась захлопнуть за собой дверь, а пока они открывали незнакомый замок, безвозвратно промчались те драгоценные секунды, что позволили ей пролететь по лестнице, выскочить во двор и раствориться в темноте…
– Ну ты и сволочь! За укрывательство и пособничество сядешь! – угрюмо пообещал Севе вернувшийся ни с чем старлей.
– Сяду! – согласился счастливый Сева. – Это не вопрос.
– «Как упоительны в России вечера…» – нежно промурлыкал Николай. – Хочется бросить кости… Ночь на дворе…
В пакете действительно оказался героин.
– Ситуация матовая, – сообщил Николай, разливая вино по бокалам. – И нечего на меня глаза пялить! Да, я, Николенька, маменькин сынок, снова начал пить! Тут запьешь…
Братья сидели на кухне у Севы.
– Значит, так… Объясняю. Какое-то время назад я попался… Ну, вляпался в нехорошую историю. Мне грозил срок… Большие деньги можно быстро нажить только воровством и обманом.
– А что ты сделал? – наивно спросил Сева, рассматривая на свет тарелку с сыром. Не заплесневел ли? Не опасно ли его есть? – Коль, может, нам надо было этих милиционеров тоже пригласить за стол? Работа у них тяжелая, каторжная. Всю жизнь с ворьем возятся, бедолаги… От нормальных людей давно отвыкли. Всю жизнь никому не верить – это же спятить можно в два счета!
Николай махнул рукой:
– Не! Им на службе пить не положено. Пускай дают стране угля! И вообще не суйся в мои дела. Кто тебя просил орать как оглашенного? Всю операцию ребятам сорвал… Негодяй ты все-таки, Севка… И блаженненький.
Сева согласно мотнул головой.
– Так что ты сделал? Почему тебя в тюрьму?
– А я в самую маленькую матрешку, которая уже не раскрывается, в последнюю крошку, внутрь, в серединку, а-аккуратненько влеплял ма-аленький такой бриллиантик.
Камешек-лилипутик. И продавал за рубеж. Своим людям, конечно. Хо-орошо получал! Но потом мог и получить совсем другое… Подвела меня одна матрешка-малышка, схалтурил кто-то из наших. Она возьми да и разломись в самый непредвиденный момент, гадюка… Ну, я, конечно, отмазался. За большие деньги. Там тоже нужно знать, кому и сколько, а иначе влипнешь по самое не хочу. Но меня все равно менты на мушке держали. И когда ты на эту свою Катьку запал, я сразу сообразил, что к чему. Если я помогу родным органам раскрыть какой-нибудь притончик по торговле наркотиками, то стану для любимого МВД совсем белым и пушистым. Но не вышло. По твоей вине. А ты себе уяснил, как важно пресекать все каналы наркоторговцев? Это же яд, погибель! Кого ты выручаешь? Паразитов всяких…
Сева думал, глядя на очень подозрительный сыр. Можно его есть или нельзя?.. Брат мой Колька…
Николай встал, взял тарелку с сыром и вышвырнул его в мусорное ведро.
– Чтобы ты не мучился. А то прямо исстрадался весь! Всю душу ты из меня вынул, мерзавец!
– Я не их выручал, – сказал Сева. Он давно догадывался, как темен и скрытен его младший брат. – Я Катю…
– Пусть застрелится! – мрачно пожелал ей Николай.
Прошла тихая спокойная осень. Миновала белая зима. Сева отдохнул, вернул потерянный от счастья вес и купил себе новый свитер. Николай подарил ему сервиз и пару костюмов. А в конце марта, когда начал стаивать снег, в окно тревожно вламывался весенний бродячий ветер и деревья подумывали вовсю распуститься, у Савеловского вокзала к Севе подошла немолодая цыганка в ярко-зеленом платке.
– Кто-то сглазил тебя, насквозь вижу! – решительно констатировала она. – Хочешь, выручу? Молодой ты еще, неопытный! Я все могу, все умею, расскажу, что было и что будет, не торопись!
Севу, как всегда, не интересовало ни то, что было, ни то, что будет. Только тоска, которую вдруг разбудила в нем цыганка своими дурацкими приговорками, повела его за собой, куда-то в сторону от стихов, от работы, от друзей. Он со страхом думал о том, что может вдруг встретить Катю и что, если она вернется, начнется все сначала, но почему-то, независимо от этого страха, подчиняясь неведомой силе, стал без устали мотаться в поисках по всем вокзалам Москвы.
Однажды Севе показалось, что возле электрички в непрерывном потоке пассажиров мелькнуло знакомое лицо одной из сестер. Он бросился за ней, но она ловко вильнула узким телом и мгновенно скрылась в толпе…
Глава 8
Жить стало невозможно. И жизнь стала невозможной. Она искривилась, согнулась кривым старым деревом, изломанным грозами и годами. Думы о счастье упрямо ломались на ветру, как высохшие черные ветки.
Сева напоминал сам себе робота – проснулся, точнее, очнулся, автоматически встал, поел, машинально потопал на работу… В голову назойливо лез тот сон, про какую-то жену по имени Ольга и дочку Женьку. Откуда они взялись?
Правда, капитализм принес немало нововведений, даже неплохих, и на работу ходить каждый день давно стало вовсе не обязательно – за те деньги, что платил журнал своим литературным сотрудникам, требовать от них ежедневного присутствия на службе выглядело бы верхом издевательства. Особенно по сравнению с зарплатами размалеванных по самые ушки девчонок-секретарш крутых соседних фирм. Да и аренда стоила нынче недешево, поэтому сразу три умирающих журнальчика ютились в двух комнатенках на Чистых прудах. А следовательно, и сидеть сотрудникам было негде. Так что – ищите подработки!
Другие сотрудники так и поступали – искали и находили себе вторые, третьи и четвертые работы. Крутились и вертелись. И вроде ничего, какие-то денежки выходили. У всех, кроме Севы. Зато он всегда оставался свободным, и именно к нему обращались в случае неотложных дел.
В детстве Сева сочинил такой стишок:
У трехлетнего ребенка
Вместо соски – папироска.
А Николай тотчас выдал другой, большим смыслом не отличающийся, зато демонстрирующий игру с формой:
Мальчик лет восьми—десяти
И дедушка лет восьмидесяти.
Из содержания этих двух детских стишков следовало, что Николай по натуре – менее лихой и более прилежный отрок, нежели Сева, как ни странно. Когда это было…
