«Думай, детка, думай, Танюша!» – дала я сама себе наставление. Ясно одно – в случившемся замешаны властные структуры, а если это так, то мне крышка. У нас в Америке хоть и демократия, но в случае необходимости и в Гуантанамо сошлют без суда и следствия, и дырку в черепушке сделают во имя торжества справедливости и федерализма.

Но шила в мешке не утаишь – рано или поздно общественности все же станет известно, что произошло на вилле Карлайла в действительности. Кто-нибудь из многочисленных полицейских или судмедэкспертов проболтается, и тогда правда выйдет наружу. Или нет? Или к тому времени я буду мертва, а мой хладный труп покажут по телевизору и объявят на весь мир, что я и есть убийца Филиппа Карлайла и его жены? Вслед за этим у папочки случится инфаркт миокарда, а у мамочки геморрагический инсульт...

Брр, думать о подобном не хотелось, но в сложившейся ситуации ничего иного не оставалось. Итак, что мы имеем. Во-первых, чтобы замять столь шумное дело, даже на время, требуется необычайно большая власть и распоряжение с самого верха. Во-вторых: киллеры полезли в дом, в отличие от меня, не за побрякушками мадам Джинджер, а за пакетом, который я имела неосторожность оставить на земле около ограды. И третье: если бы я взяла послание с собой, то могла бы узнать, в чем же дело, но тогда, не исключено, момент моей кончины приблизился бы с неимоверной скоростью.

Имелись и прочие моменты, о которых мне не хотелось думать. Но почему я полагаю, что в убийцы захотят записать именно меня? Пусть сделают козлом отпущения того типа, что приехал к Джинджер с французским шампанским и персиками! Или... он уже мертв? Господи, гора трупов из-за какого-то пакета, в котором, судя по весу и форме, находились только документы. А что там, в тех документах, находится, я и знать не хочу! Пусть даже правда о зеленых человечках или тайных сексуальных пристрастиях нынешней президентши! Не хочу, и все!

Хотя, с другой стороны, обладание документами, ради которых были убиты два, а то и три человека, могло бы стать залогом моей безопасности. Я бы позвонила в ФБР или Белый дом и, накрыв трубку скомканным платком, сказала: «Если не хотите, чтобы я передала все компрометирующие материалы «Плейбою», оставьте меня в покое и заплатите десять миллионов!» Впрочем, с меня хватило бы и одного миллиона.

Конверт с бумагами, конверт с бумагами... И как только я упустила его из виду!

Какое-то смутное воспоминание шевельнулось у меня в голове. Да, я спикировала с забора, а там стоял субъект, оказавшийся впоследствии любовником Джинджер...

По телевизору уже демонстрировали выступление президентши Кэтрин Кросби Форрест с Южной лужайки Белого дома. Облаченная, как всегда, в отлично сшитый (и умело скрывающий недостатки ее фигуры) брючный костюм черного цвета, президентша со скорбной миной вещала о том, какую небывалую утрату понесла Америка и весь цивилизованный мир.

«Что же, если учесть, что Карлайл собирался писать разоблачительную книгу о тебе, то вряд ли твоя скорбь, Кэтти, безгранична, – с усмешкой подумала я. – А вот новая прическа тебе идет, да и придворный парикмахер выбрал отличный золотистый оттенок, чтобы закрасить седину: хоть тебе и под шестьдесят, ты больше похожа на симпатичную блондиночку лет сорока пяти. Скажу честно, под старость ты стала выглядеть намного лучше, чем в молодости. Уж не твои ли фотографии с грязными патлами, страшными очками в роговой оправе и выпирающими вперед кроличьими зубами находились в пакете? Хотя какая это тайна? Давным-давно опубликованы фото – ты, очень молодая и еще более страшная, вместе со своим красавцем-мужем, Томом Форрестом, который был в семидесятые и восьмидесятые годы губернатором штата Луизиана».

В моем мозгу опять мелькнула картинка: я прыгаю с забора, передо мной любовник Джинджер, а между нами конверт, и я смотрю на белую наклейку с именем отправителя... Что же там было написано? Кажется, в адресе значилась Флорида... Но имя, мне важно имя!

Тем временем президентша Кэтрин Кросби Форрест, завершив свое выступление, отвечала на вопросы журналистов. Камера пошла в сторону, показали типа, который задал глупый вопрос. И...

Он стоял в стороне, слева от прозрачной изящной трибуны, за которой находилась мадам президент. Я еще подумала, что он сейчас вытащит пистолет и откроет огонь. И как только охрана Кэтти не видит, что на территорию Белого дома проник террорист-убийца! И только мгновением позже поняла, что субъект, чье лицо я видела с крыши особняка журналиста Филиппа Карлайла, им самим и убитого, сам является телохранителем. Не чьим-нибудь, а телохранителем самой президентши США!

Это был он, никаких сомнений: та же квадратная физиономия, та же легкая ухмылка, тот же безжалостный взгляд. Мадам президент поблагодарила всех и развернулась – телохранитель отрезал путь журналистам к «объекту», то есть к Кэтрин Кросби Форрест.

Свят-свят, ну и дела в датском королевстве! Убийца – телохранитель президентши! И спрашивается, не сама ли милая Кэтти отдала ему приказ добыть из дома Карлайла какие-то компрометирующие документы, которые он, вероятно, собирал для своего нового бестселлера, главной героиней которого должна была стать она, первая женщина-президент в истории США?

Прямая трансляция из Белого дома прекратилась, пошли новости о семнадцатилетнем болване из штата Миннесота, который в «живом журнале» в Интернете объявил, что намеревается вскоре перестрелять всех своих одноклассников и учителей, – великовозрастного увальня, чей вес зашкаливал за сотню килограммов (еще одна жертва фастфуда!), в наручниках выводили из родительского дома. Вот ведь идиот!

И тут имя всплыло само собой – прямо так загорелось алыми буквами в моем мозгу! – Тимоти С. Шмидт. Вот кто был отправителем странного письма. Тимоти С. Шмидт из Майами...

И если мне дорога собственная жизнь, то надо как можно быстрее разыскать его и узнать, что же такое суперсекретное он отправил журналисту Карлайлу, которого прикончил телохранитель мадам президентши.

– Мистер Бэскакоу, это все, что вы можете сообщить нам?

Мы находились в типичной комнатке для допросов – металлический стол, металлические стулья, большое зеркало на стене, за которым наверняка скрывались любопытные. Напротив меня сидели пять человек – два представителя Министерства юстиции, агент ФБР, Министерства национальной безопасности и лощеный тип из Белого дома. Он-то и задал вопрос, исковеркав на американский лад мою русскую фамилию.

Я с полнейшим безразличием взглянул на него и промолчал. Субъект, помявшись, повторил вопрос, и мой адвокат почтительно произнес мне на ухо вполголоса:

– Бэзил, если вам что-то еще известно, то лучше сказать здесь и сейчас...

Мой адвокат, которого я знал больше двадцати лет, плохого посоветовать не мог. Еще бы, он, конечно, прав: мне следовало сказать все, что мне известно, в том числе и про тот злосчастный мешок. Но я промолчал. Сделал вид, что мучительно размышляю, хотя размышлять было не над чем. Потом качнул головой и произнес:

– Нет, джентльмены, неприятно разочаровывать вас, но добавить к моему рассказу мне нечего.

Субъекты переглянулись, а я, поджав губы, откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Голову пронзала нестерпимая головная боль, как будто в черепную коробку кто-то вдалбливал один за другим раскаленные гвозди. Нет, это не было следствием волнения, переживаний или страха. Больше всего в тот момент мне хотелось одного – чтобы меня оставили в покое и позволили наконец-то умереть. Ведь на белом свете мне больше было нечего делать – Джи мертва...

– Мистер Бэскакоу, предупреждаю вас, что дача ложных показаний, под которую подпадает и утаивание релевантных для следствия сведений, карается по закону, – прервал поток моих мыслей голос одного из агентов ФБР.

Я лениво взглянул на него и с тонкой усмешкой заметил (а что мне еще оставалось, как не изображать хорошую мину при плохой игре):

– Но ведь следствие уже пришло к выводу, что мой старинный приятель Филипп Карлайл застрелил...