Предстояла самая сложная часть пути – по газону к ограде. Я была прекрасной мишенью для двух стрелков, но уповала на то, что они будут более озабочены своей судьбой, нежели преследованием: ведь вдалеке уже слышались трели полицейских автомобилей.

Но не тут-то было! Киллеры стреляли мне в спину, и только то, что я петляла, как заяц, спасло мне жизнь. Наконец я оказалась около забора, перекинула в мгновение ока свой мешок и пакет, оказавшийся весьма тяжелым, на другую сторону, вскарабкалась... И ощутила резкую боль в правом предплечье. Меня ранило!

Свалившись с забора около мешка, я попыталась подняться – мой взгляд автоматически упал на пакет, лежавший на земле, – и увидела, что передо мной находится кто-то. Неужели один из киллеров так быстро оказался за пределами поместья Карлайлов? Нет, это полностью исключено!

Недолго думая, я схватила мешок и повторила незамысловатый фокус-покус – швырнула его в лицо ненужному свидетелю. Предплечье нестерпимо жгло, и я, превозмогая боль, все старалась сообразить, в какой стороне оставила свой велосипед, как вдруг увидела машину – дверца распахнута, мотор мерно работает. Я прыгнула за руль, захлопнула дверцу, увидев, как субъект, которого я угостила ударом мешка, пытается подняться. Черт побери, я забыла взять мешок с моим инструментарием и, хуже всего, с поддельными документами! Но ничего не поделаешь, вернуться я уже не могла – из ворот вылетел один из киллеров, а ведь у них имеется джип! Да и полицейские машины, что неслись с противоположного конца улицы, были недалеко. Я надавила на педаль газа – и только потом поняла, что забыла не только свои вещи, но и тот дурацкий пакет, из-за которого разгорелся весь сыр-бор (еще одно прелестное выражение, распространенное на родине моих предков). Вот голова садовая! Еще бы оставила визитную карточку с настоящим именем и адресом, а также с отпечатками пальцев и образцом ДНК. Впрочем, мое ДНК осталось на месте преступления – кровь из раны в предплечье. Авось полиция не заметит нескольких капель...

Промедление было смерти подобно, и, размышляя над тем, что все сложилось совсем не так, как мне представлялось, я отбыла восвояси. Думала, убийцы станут преследовать меня, но они исчезли в неизвестном направлении: наверняка затаились на одной из соседних улиц, боясь, что их погоня за мной привлечет внимание полиции.

Я добралась до респектабельного Джорджтауна, где находилась моя берлога. Перед тем как бросить автомобиль, я обшарила его, отыскала двадцать семь долларов мелкими купюрами в бардачке, мятные леденцы, очки, таблетки от запора, томик Шекспира («Антоний и Клеопатра» и «Ричард III») и связку ключей. На заднем сиденье обнаружилась элегантная плетеная корзинка с джентльменским набором: две бутылки французского шампанского, бутылка отличного красного вина, два багета, баночки с утиным паштетом и белужьей икрой, а также лосось и севрюга вкупе с горьким шоколадом, белым виноградом и персиками. От вида этого великолепия у меня заурчало в животе и даже боль в предплечье немного отступила.

Автомобиль был не самой последней модели, однако марка («Порше») свидетельствовала о том, что ее хозяин – человек не из отчаянно нуждающихся. Скорее всего, я столкнулась с пресловутым любовником Джинджер, опоздавшим на свидание, что и спасло ему жизнь. Получается, все, чем я завладела, это корзинка с провиантом, пусть и стоимостью в тысячу с лишним долларов? Ну что ж, лучше, чем ничего. Я подарила любовнику Джинджер свои инструменты, сделанные на заказ и обошедшиеся мне во много раз дороже, а он мне – продукты, которыми собирался потчевать подружку, лежащую сейчас с дыркой в черепе на ковре в кабинете супруга, также покойного.

«Порше» я предусмотрительно оставила в пяти кварталах от своей квартиры. Никто и не подумает, что угонщик живет в столь дорогом районе. Полиция решит, будто злоумышленник специально оставил автомобиль в Джорджтауне, желая сбить следствие с толку.

Попав домой, я первым делом спустила на всех окнах жалюзи и задернула шторы. Только потом, включив свет, внимательно изучила рану в предплечье. Хоть она болела зверски, но оказалась пустяковой царапиной. Пуля задела по касательной: много крови, но опасность минимальная. Обращаться в больницу нельзя – сразу сообщат полиции, поэтому я обработала рану перекисью водорода и спиртом в собственной ванной. Жгло немилосердно, но вскоре боль отступила. Я наскоро приняла душ, стараясь не замочить рану, а затем, изучив свой пустой холодильник, пришла к выводу, что стоит закусить запасами любовника Джинджер.

Наполнив желудок, я почувствовала, что меня тянет в сон. Еще бы, ведь я пережила такой стресс! Часы показывали половину четвертого. Впрочем, я «сова», так что всегда ложусь под утро. Этим отчасти и объясняется, что я выбрала профессию взломщицы и бандитки (хотя на самом деле все гораздо сложнее).

Я повалилась на постель и то ли от пережитого, то ли от французского шампанского и половины бутылки бордо почти мгновенно провалилась в сон. А когда продрала глаза, часы показывали без семи шесть вечера. Надо бы подниматься.

Я позвонила родителям (они живут в Нью-Йорке), сообщила, что у меня все в порядке, не упоминая, конечно, о том, что произошло сегодня ночью, и включила телевизор.

Исходила я из того, что кончина, причем насильственная, самого известного журналиста Америки и его жены станет темой номер один. И не ошиблась – почти по всем каналам талдычили об одном и том же: о происшествии в особняке Филиппа Карлайла. Я, доедая остатки лосося и черной икры вместе с виноградом, вполуха слушала стаккато диктора и вдруг, поперхнувшись, повернулась к телевизору лицом, потому что до меня донеслось следующее:

– Нет никаких сомнений в том, что в особняке разыгралась подлинная драма: знаменитый журналист и писатель Филипп Карлайл, известный разоблачительными книгами и репортажами, застрелил свою молодую супругу Джинджер, после чего покончил жизнь самоубийством.

Я переключила на другой канал, но и там вели речь... о причинах, которые могли сподвигнуть Карлайла на убийство жены и на самоубийство. Выдвигались версии, что все дело в ревности, и напоминалось: Карлайл был вдвое старше своей пятой супруги и отличался, по свидетельству множества друзей и знакомых, пожелавших остаться неназванными, болезненной ревностью.

Ну и ну! Карлайл покончил с собой, выстрелив себе в лоб из пистолета, оставшегося у одного из молодчиков, что прикатили на черном джипе? Нет, полиция никоим образом не могла прийти к выводу, что Джинджер убил ее супруг, а потом спокойно застрелился. Обо мне – неизвестном грабителе, пытавшемся вскрыть сейф в кабинете, – не было сказано ни слова. А ведь полиция должна была обнаружить следы неудавшегося взлома!

Спрашивается тогда: почему народу преподносят столь сказочную версию? Ответ очевиден: кто-то, причем весьма высокопоставленный, не хочет, чтобы правда о смерти Карлайла и его жены стала известна широкой общественности, по крайней мере, в ближайшее время. Это меня обеспокоило больше всего: расследование поручат спецслужбам, а с учетом того, что на месте преступления остался мой заплечный мешок, полный инструментов, на которых имеются отпечатки моих пальцев, все может закончиться для меня трагически.

Пора, наверное, собираться в дорогу. Я давно думала о том, что в случае чего можно отсидеться в Мексике. Или, не утруждая себя далеким путешествием, перебраться в Канаду, до которой рукой подать. Там можно переждать тяжелые времена, а может, и снова приняться за посещение чужих домов во время отсутствия хозяев.

И все же меня грызло любопытство. Почему не сообщили правду о произошедшем на вилле Карлайла? Ведь он был убит, причем убили его типы, приехавшие на джипе с правительственными номерами. Может, в том-то все и дело? Не хотят выносить сор из избы (еще одна милая пословица!) или... или по моему следу идут теперь спецслужбы? Причем их задача – не сдать меня на руки прокуратуре, а сделать из меня... макароны по-флотски. Ну, или биточки со сметаной, не все ли равно.