— Оливия Элейн слушает!
Спокойный и чем-то знакомый женский голос произнес:
— Мисс Элейн? Это… — Тут в трубке послышался громкий треск, потом наступила короткая пауза, после которой донесся лишь конец фразы: — В центральной клинике.
— Что «в центральной клинике»? — не своим голосом вскрикнула Оливия, судорожно сжав трубку.
— Произошла авария, — продолжила женщина. — Доктор Хардинг оказался у нас и…
В глазах Оливии потемнело. На последнем усилии она выговорила:
— Что с ним? Он ранен? Откуда вы звоните?
В ответ послышался невнятный хрип, после чего линия отключилась.
— Родная моя, что случилось? — воскликнула миссис Морнингтон, видя, как девушка резко побледнела. — Дай мне… — Она протянула руку к аппарату.
В этот момент на пороге комнаты появилась Дэнверс:
— Машина пришла, мисс! Симмонс говорит, что на дорогах творится нечто ужасное. Он полагает, что вам следует поторопиться…
Представление не отменяется!
Во всех областях так называемого шоу-бизнеса это непреложный закон. Пусть ваши родные и близкие лежат при смерти, пусть земля разверзнется под ногами актера, танцора, певца — представление не должно быть отменено!
Даже если бы Оливия и не знала о существовании такого закона, за последний час это стало ясно для нее как дважды два. Потерпев неудачу в попытке продолжить прерванный телефонный разговор, миссис Морнингтон твердо заявила, что если звонили из клиники, то они обязаны перезвонить вновь.
К счастью, в квартире было два телефона. По второму она не без труда нашла Дуброски и объяснила ситуацию. Тот был краток:
— Я сейчас же приеду!
Но попытки втолковать ему, что Оливия не в состоянии выступать, что это просто невозможно, оказались, разумеется, тщетны.
— Она должна танцевать, — категорически заявил балетмейстер. Взяв Оливию за плечи, он пристально посмотрел ей в глаза: — Вы меня понимаете? Вы должны выйти на сцену. Все ждут — и вы не можете не оправдать их надежд. Мне очень жаль, но иного выхода нет.
В результате Оливия оказалась в своей гримуборной. Она чувствовала себя на удивление спокойно, хотя врач, которого они вызвали, мог предложить ей лишь слабый транквилизатор: голова должна оставаться достаточно ясной, чтобы исполнить всю сложнейшую партию и не забыть ни единого шага и жеста.
Представление не отменяется.
Она смирилась с этим. Между тем миссис Морнингтон безнадежно ожидала повторного звонка. Где-то за городом в какой-то клинике лежит человек, который для Оливии дороже всех в целом мире. Может, он умирает… О, почему же она так поздно поняла, как его любит! Миг счастья оказался столь краток! И она даже не знает, где он!
Но представление не отменяется!
Партер заполнен блестящей публикой. Изысканные благородные леди, занявшие свои места в королевской ложе, никогда не узнают, какие страдания скрывались в душе балерины, пока они наслаждались великолепной фантастической историей, выраженной в танце.
Зал пребывал в полном восхищении, но по крайней мере один человек никак не мог поверить своим глазам.
Наверху, в своей ложе, Афина судорожно листала программку в тщетной надежде увидеть пометку, свидетельствующую о том, что мисс Элейн не смогла выступать. И со сцены не прозвучало никакого объявления о замене.
Занавес поднялся. В прекраснейшем из балетов прекраснейшая из молодых балерин начала рассказывать языком танца историю любви, которую грозили погубить злые силы.
Но Одетта умерла — и воскресла для того, чтобы под нескончаемые аплодисменты не менее пяти раз выйти на поклоны по завершении первого акта. А в это время Афина, вне себя от ярости и разочарования, твердила себе: «В ней нет ничего человеческого! Она не могла так поступить! Ну теперь-то уж он наверняка поймет, что она плевать на него хотела!»
Она так тщательно все спланировала — и вот результат.
А в это время за кулисами Оливия, направляясь в свою грим-уборную, с каждым шагом чувствовала, что ноги буквально наливаются свинцом, и понимала, что это конец. Больше она не вынесет. Второй акт танцевать она не в силах.
Открыв дверь, она машинально вошла в комнату; перед глазами стоял туман. Сквозь него она различила фигуру какого-то мужчины, который стоял рядом с костюмершей. Дуброски? Очень хорошо. Сейчас ему придется узнать, что…
Мужчина быстро обернулся и шагнул к ней.
— Дорогая моя! Прости, что не смог приехать раньше, — проговорил Гиффорд и в следующее мгновение едва успел подхватить девушку на руки, потому что она первый раз в жизни упала в обморок.
Занавес опустился в последний раз. Оливия с трудом пробивалась сквозь толпу восторженных поклонников, которые ломились в ее грим-уборную с поздравлениями и выражением восхищения. Ей хотелось лишь одного: поскорее убраться отсюда и остаться с Гиффордом и миссис Морнингтон, которая успела только на заключительную часть, вынужденная сидеть у телефона в тревожном ожидании повторного звонка.
Едва оправившись от шока, вызванного появлением Гиффорда, Оливия, естественно, поинтересовалась, что с ним случилось. Но сцена не могла ждать, поэтому Гиффорд ограничился кратким: «Все объясню позже, дорогая».
Миссис Морнингтон бегло пересказала ему всю историю с прерванным телефонным звонком; теперь ему была понятна столь неожиданная реакция любимой. Доктор не сомневался, что этот звонок — закономерное продолжение того, что случилось с ним. В первый момент, когда он понял, что оказался в безвыходном положении на этом пустынном шоссе и не имеет ни малейшего представления, куда идти под продолжающим накрапывать дождем, а вокруг — ни души, он решил, что поведению Афины нет и не может быть никакого оправдания. Впрочем, об этом думать не время. Единственная мысль билась в его мозгу: необходимо во что бы то ни стало добраться до Лондона — или по крайней мере до телефона, откуда уже можно будет сообщить Оливии, что он постарается приехать как можно скорее.
Уже дома, слушая с широко раскрытыми глазами всю его невероятную эпопею, Оливия воскликнула:
— Может, она сошла с ума? Зачем же она так сделала?
Он и сам задавался этим вопросом, почти точно зная ответ. Ибо недаром говорится: с отверженной женщиной сам черт не сравнится! Взбешенная отказом Гиффорда, Афина постаралась отомстить со всем коварством, на которое была способна.
— Но что произошло после того, как она уехала? — допытывалась Оливия. — Как же тебе удалось вернуться?
Он коротко и недобро рассмеялся.
— Афина заранее позаботилась о «руке Провидения», благодаря которому она оказалась у того дома; полагаю, она тщательно продумала весь свой план.
— Зачем?! — снова воскликнула Оливия. — О, я догадываюсь: она меня на дух не переносит, но ведь еще был звонок… Из какой-то клиники?..
— Не сомневаюсь, — сжал челюсти Гиффорд, — мисс Зонопулос в состоянии объяснить и это.
Оливия в ужасе взмахнула ресницами:
— Нет, она… она не могла бы… О, как это зло и жестоко! Она думала, что этим может испортить мое выступление?
— Отчасти да, дорогая, — вздохнул Гиффорд. — И все-таки она просчиталась. Постарайся выкинуть это из головы.
— Возможно, это просто ревность, — негромко заметила миссис Морнингтон. — Может, потому, что ты не поддался ее чарам, Гифф? Эта девица мне никогда не нравилась. У нее всегда были порочные наклонности.
— Боюсь, что теперь она во мне разбудила такие порочные наклонности, которые ей и не снились!
Гиффорду очень хотелось поступить с Афиной так, как она заслуживает, хотя он и понимал, что ее не переделать. Кроме того, поддавшись импульсивному желанию посадить его в лужу таким образом, Афина тем самым поставила крест на самой возможности встретиться с ним когда-либо вновь. Обращаясь к Оливии, он продолжил:
— Ты спрашивала, как мне удалось вернуться, дорогая. Сейчас расскажу. Когда я осознал, в какой ситуации очутился, не имея ни малейшего представления, в какую сторону выбираться, я просто пошел вперед и в конце концов оказался на каком-то перекрестке. В это время дорогу заволокло густым туманом. Я остановился, размышляя, и в этот момент из тумана вынырнул автомобиль. Я, естественно, замахал руками, водитель затормозил и, к моему удивлению, окликнул меня по имени. Ты не поверишь, дорогая, но это оказался не кто иной, как Аларик Роскоу… — Дальше доктор объяснил, что Роскоу, у которого был дом неподалеку от Зонопулосов, возвращался в Лондон, позвонив Афине и обнаружив, что та уже уехала.
