— Нет.

— Думаю, у меня для вас есть некоторые новости.

— Правда? Ну, значит, увидимся в три часа. До свидания.

Бросив трубку, Оливия с поджатыми губами повернулась к туалетному столику. Поглядев на свое отражение в зеркале, она укоризненно покачала головой.

Действительно, глупо расстраиваться из-за того, что «Иван Грозный» решил навестить ее. Просто этот телефонный звонок полностью испортил то давно не испытываемое чувство свободы, о котором не могло быть и речи в присутствии Дуброски. И еще глупее сердиться теперь на его холодную манеру обращения: ведь она сама в свое время позволила ему так себя вести, беспрекословно подчиняясь его требованиям.

Но зачем ему потребовалось так срочно с ней увидеться? «Если он еще раз потребует что-нибудь изменить, я закричу!» — решила Оливия.

Неужели он, на самом деле, не мог дождаться завтрашней репетиции?!

Как бы то ни было, Оливия твердо решила избавиться от своего наставника до чая. Что бы ни было у него на уме, он вынужден будет закруглиться к указанному сроку, и ей ничто не помешает насладиться обществом Гиффорда. С того момента, когда Дуброски объявил о своем решении отдать ведущую партию в гала-спектакле Оливии, он ежедневно по поводу и без повода начал дергать ее своими указаниями; это все больше раздражало Оливию. Все эти настойчивые напоминания балетмейстера о том, что он на нее надеется, что она не имеет права допустить ни малейшей помарки, что она должна помнить, благодаря кому она оказалась на этом месте, действовали на ее психику просто угнетающе. Он хотел, чтобы она была лишь послушной глиной в его руках.

И артистка в душе все чаще оказывалась просто усталой девочкой, отчаянно пытающейся воплотить в жизнь идею Ивана Дуброски. На что, как начинал настойчиво нашептывать Оливии внутренний голос, балетмейстер не имел никакого права.

Поэтому, когда Иван возник на пороге ее комнаты, девушка лишь коротко вздохнула.

— Случилась какая-нибудь неприятность? — слегка нахмурив брови, спросила она.

— Не знаю. Сам бы хотел понять. Садитесь, пожалуйста.

Оливия села в кресло, на которое указал Дуброски, не без любопытства ожидая, что за этим последует. Усевшись напротив, гость продолжил:

— У меня возникли планы, которыми я хочу с вами поделиться. Но широко обсуждать их еще не время.

— Я понимаю, мистер Дуброски. Обещаю, что все останется между нами.

Собеседник одобрительно кивнул:

— В Париже я общался с одним очень значительным человеком. Я рассказал ему о вас, и он очень заинтересовался. Он будет на премьере в Оперном театре, и, поверьте, понравиться ему гораздо важнее, чем всей королевской фамилии. — Дуброски подался вперед; его глаза сверкали, как всегда, когда он загорался какой-нибудь идеей. — Оливия! Для вас открываются гигантские перспективы! Для меня тоже. Если удастся то, что я задумал, — а я в этом уверен, — через три месяца я покидаю Лондон.

— Покидаете «Ковент-Гарден»?! — в изумлении воскликнула девушка.

— Да, — еще раз кивнул Дуброски. — Я потребую расторжения контракта. Я создаю собственную балетную труппу. Сначала — гастроли по Европе, потом — по всему миру. Теперь вы понимаете, насколько важно, чтобы ничто не помешало вашей карьере?

— Но, мистер Дуброски, — заметила Оливия, — а как же мойконтракт? Он же действует до конца следующего сезона… А потом — что будет с американским турне?

— Я с этим разберусь, — отмахнулся балетмейстер. — Вы будете в моей труппе, которую я назову «Мировой балет», — и весь мир увидит, что я ему преподнесу!

Оливия молчала, не в силах найти слов.

— Но для этого необходимо, чтобы вы понравились этому великому человеку, — продолжил Дуброски. — Так же, как и я, он страстно влюблен в балет — в великое Искусство Танца. Не сомневаюсь, что вы ему понравитесь. Он очень неглупый человек.

Итак, за нее уже все решили и теперь ждут благодарности!

Прежде чем смогла совладать со своими эмоциями, Оливия выпалила:

— Но я не могуразорвать контракт! Я очень польщена, что вы так верите в меня, но совсем не уверена, что хочу покинуть Англию на неопределенное время! Видите ли…

— Вы с ума сошли? — не дал договорить ей Дуброски. — Да конечно же вам необходимо уехать из Англии. Что вас тут держит?

— Патриотизм, — спокойно ответила она. — Если я действительно могу сделать что-нибудь достойное, я хочу делать это в Королевском балете.

— А почему? Не потому ли, что у вас появились другие интересы? Послушайте меня, — сверкнул глазами Иван. — Вчера вечером я видел вас в «Ла Рояль». Вы были с этим вашим доктором. Я постоянно встречаю вас в его обществе. Может быть, он — истинная причина того, что вы так внезапно утратили профессиональные амбиции?

— Я не утратила никаких амбиций, — проговорила Оливия, чувствуя, как вспыхнули ее щеки. — А мистер Хардинг… Он не имеет никакого отношения… — Она хотела сказать: «К моему желанию остаться в Англии», но вдруг поняла, что это не совсем так. Запнувшись, она продолжила иначе: — Мистер Хардинг — не единственный мой друг, а кроме того, у меня есть определенные обязательства перед миссис Морнингтон, которая в течение многих лет заменяет мне мать.

— Фи! Очень слабое оправдание. Вы влюблены в этого мужчину…

— Глупости! — взорвалась Оливия.

— Послушайте меня, — взял себя в руки Дуброски, раздосадованный неожиданным отношением к его великому плану. С мягкой настойчивостью он поинтересовался: — Вы любите ваше искусство?

— Да, конечно, но…

— Тогда поверьте мне: настоящий артист должен быть однолюбом. Позже, если захотите, заведете себе любовников, но сейчас ни в коем случае нельзя распыляться. Поверьте, хотя бы из чувства благодарности ко мне; ведь вы говорили, что…

— О да, конечно, я вам всегда буду безмерно благодарна!

— В таком случае забудьте этого Хардинга! Перестаньте встречаться с ним!

— Мистер Дуброски, — твердо проговорила Оливия. — Вы все себе совершенно неправильно представляете. Мне не нужны «любовники». Вы прекрасно знаете, что если бы не мистер Хардинг — я бы никогда не смогла вернуться на сцену. Он мой друг. Я просто не могу с ним не встречаться!

— Вы можете и должны перестать тратить на него свое время. И вы так сделаете. Я приказываю.

Затаившееся было возмущение — с какой стати он считает себя вправе командовать ею?! — вспыхнуло с новой силой. Обладая покладистым характером, Оливия при случае могла постоять за себя. Вот и сейчас, вскинув голову, она бесстрашно взглянула ему прямо в глаза:

— Нет.

— Вы…

— Мистер Дуброски! Я очень благодарна вам за все, что вы для меня сделали. Вы были невероятно добры, — произнося последние слова, Оливия не могла не почувствовать собственного иронического тона, — но вы не имеете никакого права вмешиваться в мою личную жизнь. Доктор Хардинг — мой друг, и никакого иного смысла, — Оливия вновь ощутила, как заполыхали ее щеки, — я в это слово не вкладываю.

— Ба! Если он еще не стал вашим любовником, это не значит, что…

— Как вы смеете! — вскочила девушка. — Я не желаю вас слушать!

Хотя женщины и не играли никакой роли в жизни Дуброски, он неплохо разбирался — или считал, что разбирается, — в женской психологии. Ему случалось оказываться и в более сложных ситуациях, чем сейчас. Иван понял, что пошел по неверному пути, и решил отступить.

— Очень хорошо, — спокойно произнес он. — Признаю свою ошибку. Но поймите меня правильно: я действую в ваших же интересах. Вы безусловно правы: я не имею права вмешиваться в вашу личную жизнь. Но ответьте мне на один вопрос. Вы не влюбились в этого доктора?

Оливия с поджатыми губами молча покачала головой.

— Но вы к нему очень хорошо относитесь?

— Конечно. Поймите! Если бы не Гиффорд Хардинг, вы бы обо мне никогда не узнали.

— И вы думаете, что его удовлетворит роль тольковашего друга?

— Я знаю, что он… что он не думает обо мне в другом смысле.

— Оливия, вы очень наивны! — Голос балетмейстера стал тверже. — Как говорится, со стороны виднее. Вчера вечером я наблюдал за вами. Пока вы оглядывались по сторонам, доктор Хардинг смотрел на вас так, как может смотреть мужчина только на любимую женщину.