Парня похоронили на берегу рядом с другими могилами. Люди быстро разошлись, оставив Либби в одиночестве.

«Надо послать его жене золото», — подумала она.

Либби распорола матрац и вытащила три мешочка. «Интересно, сколько здесь унций», — размышляла она. В голову Либби пришла мысль не отсылать мешочки. Ведь никто не знает о них, а она с девочками может добраться до Сакраменто, чтобы там перезимовать. А потом, если они решат вернуться в Бостон, она пошлет этой женщине то, что останется.

Либби вспомнила лицо умирающего парня, его умоляющие глаза. Что она тогда сказала? «Ты можешь на меня рассчитывать».

«Нет, в любой ситуации я не изменю своим правилам. Я не сделаю этого, даже если от этих денег будет зависеть жизнь моих детей».

Потом к ней на ум пришла новая мысль которая ее порадовала. Она не возьмет золото, но ведь есть пустая лачуга. Либби посмотрела на печку и мешки с мукой, на кровать и стол. Она побежала за детьми. И через несколько минут Блисс уже лежала на кровати, укутанная в шкуры, а Либби возилась у печки, разделывая кролика, которого она нашла на плите.

Через пару дней Блисс выздоровела. Либби написала письмо вдове парня и пошла в город, чтобы послать его, прихватив с собой золото, которое она собиралась переправить через контору Уэлса Фарго. Золото оценили в тысячу долларов. Когда взвешивали мешочки, Либби смотрела и размышляла о том, что бы она сделала с таким богатством. Но потом решила, что лачуга — это тоже немало. Теперь у нее был свой дом.

После палатки лачуга действительно казалась дворцом. Кровать представляла собой раму, поверх которой были натянуты полоски из сыромятной кожи. Она была маленькая, и Либби с детьми едва хватило места. Стол спасал продукты от крыс, а на стене, над печкой, висела полка, на которой были табак, патроны, кофе, чай и сахар. На стене у кровати висело ружье. Либби покрыла стены брезентом от палатки, и теперь при горящей печке в хижине было очень тепло.

— Мы здесь всегда будем жить? — спросила Иден. — А папа?

— Мы найдем его. Сейчас мы не можем двинуться в путь из-за плохой погоды, — объяснила ей Либби.

— Я хочу домой к бабушке, — сказала Блисс, сидя на кровати.

— Я скучаю по игрушкам и хочу мороженого, — губы ее дрожали, и она была готова расплакаться.

Либби тоже была близка к этому. Она хотела сказать, что тоже, как и Блисс, скучает по дому, людям, которых Либби так любила. А что будет, если Хью не появится? Грея руки над плитой, Либби первый раз в жизни поняла, что, возможно, она никогда в жизни не увидит Хью, но у нее не возникало чувство потери или одиночества. Конечно, она будет по нему скучать, но больше всего Либби боялась, что никого не будет рядом с ней.

Она подошла к Блисс, улыбаясь ей.

— Нас ждут дома.

— Мы найдем папу, а потом поедем в Англию. Мы купим пони, горы игрушек.

— А кукольный домик? — спросила Блисс.

— Конечно, — сказала Либби.

Убрав со стола, она села за шитье. Она уже почти сшила девочкам новые платья, но сейчас Либби делала двух кукол из лоскутков красного ситца и клетчатой материи.

Куклы вышли замечательные. Блисс сразу назвала одну из них Аннабел в честь той, что осталась дома в детской. Она носила ее с собой и не расставалась с ней ни на минуту. Иден, наоборот, клала свою куклу спать на весь день и сидела возле нее. Иден стала мало говорить и никогда не выдавала своих мыслей, и Либби поняла, что дочь беспокоит их будущее. Она задавала вопросы, а в ответ Либби только покусывала губы.

— Что мы будем делать, если нечего будет стирать? — спросила она однажды. — Что мы будем есть?

— У нас есть бочка с мукой и много фасоли, — отвечала Либби.

— Терпеть не могу фасоль.

— Я тоже. Но это лучше, чем голодать. Может, я смогу подстрелить кролика, — добавила Либби.

Она думала, что сможет поймать какое-нибудь животное, когда шла к реке набрать воды. Либби часто видела всякую живность: белок, голубей, перепелов.

Наступил ноябрь. Когда не было бурь, погода была мягкая и теплая, и казалось, что вернулось лето. В хижине стало так жарко, что Либби пришлось снять брезент, чтобы проветрить помещение.

Как-то в полдень Иден подбежала к ней.

— Мама, я нашла ягоды. Они съедобные?

— Ты их не пробовала? — волнуясь, спросила Либби и посмотрела на ягоды в руке дочери.

Она посмотрела на них и успокоилась.

— Почему они такие темные? Должно быть, поздние, — предположила Либби. — Покажи, где ты их нашла. Мы сможем испечь хороший пирог.

Она обняла ее, и Иден засияла от радости.

Через час пирог уже был на столе, издавая аппетитный запах. Легкий ветер, наверное, донес аромат до людей, потому что через минуту появился один из старателей.

— Вы его только что испекли, миссис? — спросил он. — С чем он?

— Из ежевики, — ответила Либби.

— Я дам вам за него самородок, — сказал он и вытащил кусок размером с небольшую шишку. — Весит около унции.

— Вы хотите отдать его за пирог? — удивленно спросила Либби.

— Моя жена пекла точно такие. Я так скучаю по дому. Пирог стоит этого золота, — добавил старатель.

— Тогда он ваш, — Либби отдала ему тарелку, попросив принести ее потом. Она ощупывала в кармане самородок, не верив случившемуся.

— Мам, ты продала наш пирог? — спросила Блисс чуть не плача.

— Теперь мы разбогатели. Он дал ей кусочек золота. Да, мама? — сказала Иден.

— Не разбогатели, но деньги все же есть. Мы будем собирать ягоды и испечем столько пирогов, сколько сможем, — задумчиво проговорила Либби.

Ягод набрать удалось еще на четыре пирога. И Либби, продав их, выручила золота на пять унций. Либби вышла от Уэлса Фарго с 75 долларами в кармане. Она увидела пустую лавку Хопкинса, который уехал в Сан-Франциско за новым товаром.

Он выполнял второй пункт своего плана. Либби радовалась и в то же время опечалилась, что нет человека, на которого можно было бы положиться. На главной улице строили новое здание, стены которого были уже не брезентовые, а бревенчатые, и на окнах не было занавесок из красного ситца.

— Самый большой отель в этой местности, — пояснил прохожий. — У хозяина, наверное, денег куры не клюют.

— Везучий, — сказала Либби и направилась в продуктовый магазин немца, подсчитывая, что она может купить.

— Все еще нет овощей? — спросила она.

— Сейчас только картошка. Мулы не доходят из Сакраменто, дороги размыло.

— А цена, как и раньше?

— Да, доллар за картофелину.

Либби представила себе проросшие клубни, и странная идея родилась у нее в голове.

— Дайте мне пятьдесят, — сказала она.

— Пятьдесят? А деньги у вас есть?

Либби положила пятьдесят долларов на прилавок и пошла домой.

— Картошка? — спросила Блисс. — Мы сварим ее.

— Нет, у меня другая идея, — сказала она. Потом, взяв лопату, Либби проработала целый день, сажая картошку.

Дети с ужасом следили за своей матерью.

— Не сажай ее, мы хотим есть.

— Я могу оставить одну, — смягчаясь, объяснила Либби. — Если дело выгорит, у нас больше не будет проблем с едой.

Теперь мысли Либби были полностью заняты огородом. Она не знала, как выращивать овощи, но помнила, как в детстве она следила за садовником бабушки.

— Хочешь увидеть чудо? — спрашивал садовник.

Либби широко открытыми глазами смотрела, как он из земли вытаскивал большую картофелину.

— Брось ее в землю, и, когда придешь сюда вновь, увидишь, что чудо свершилось.

Спустя несколько месяцев, снова приехав к бабушке, Либби пришла к садовнику. Улыбаясь, он поманил ее за собой. Потом копнул лопатой и вытащил кучу новых картофелин.

— Как это произошло? — спросила она, как будто на самом деле произошло чудо.

Теперь Либби оставалось только уповать на то, чтобы урок в детстве не прошел даром.

Если весной что-нибудь вырастет, то она больше не будет волноваться о еде. И если Хью не объявится, то они, заработав достаточно денег на картошке, уплывут в Бостон. Либби ощущала себя ребенком, играющим в игрушечный домик, и в то же время понимала, что это ее первое жилище, в котором она живет самостоятельно. Она пыталась улучшить его — смастерила скамейку и решила сделать вторую кровать.