И эта их общая жизнь началась с нежного поцелуя.

Однако поцелуй недолго оставался нежным, хотя Тоби очень старался сдерживаться. Да, он очень старался, но ничего не мог с собой поделать.

Тоби поглаживал жену по бедрам, по груди, ягодицам… Когда же она попыталась отстраниться, он пробормотал:

— Прости, дорогая, прости меня, но я… Изабель, о Господи, как же ты мне нужна…

— Я знаю. — Она потянула его за шейный платок. — Мне тоже это нужно.

Тоби понимал, что совсем недавно пережил самые ужасные мгновения своей жизни — мгновения, когда он думал, что вот-вот потеряет Изабель навсегда. Слава Богу, она вернулась к нему, но ему было мало того, что он видел ее живой, мало ее заверений в том, что она жива и здорова. Он должен был это почувствовать, должен был всем своим существом ощутить, что все в ней оставалось таким же, как прежде.

— Изабель, дорогая, — простонал он, запуская руку в вырез ее платья. — Ты должна меня, остановить. Видит Бог, сам я остановиться не могу.

— И не надо. Не надо останавливаться.

Ничего более возбуждающего, чем эти ее слова, он никогда еще не слышал. Ему ужасно хотелось взять Изабель прямо здесь, на каменной ограде, очень даже подходящей для этого. Он сунул руку под ее нижние юбки и провел ладонью по бедру.

— Сюда кто-то идет, — прошептала Изабель.

Тоби прижался лбом к ее плечу и мысленно выругался. Проклятие! Ну почему, почему ему так не везет?

— Это кучер, — сказала она. — О, я так рада, что он жив!

— И я тоже, — ответил Тоби. Отступив от ограды, он опустил ее юбки и добавил: — Только мне кажется, что я сейчас готов его убить.

— Но, Тоби… — Изабель взглянула на него с укоризной. — Нет-нет, дорогая, я знаю, что ты права. Я его уволю. Без рекомендаций. А потом все-таки убью.

— Но он же не виноват.

— Да, это я виноват, — пробурчал Тоби. Наверное, не надо было позволять Изабель оставаться здесь. И вообще, не надо было соглашаться выдвигать свою кандидатуру от этого проклятого округа. — Дорогая, ты готова ехать домой?

Изабель побледнела.

— А мы уже должны ехать?

— Ну…

— Прошу тебя, Тоби, не надо. Я не могу вернуться в этот экипаж прямо сейчас. Просто не могу, и все. — Глаза Изабель наполнились слезами, и она тихонько всхлипнула.

— Нет-нет, я не настаиваю. Я все понимаю, дорогая. — Тоби окинул взглядом окрестности. — Уинтерхолл всего лишь в двух милях отсюда, если идти через поля. Ты бы предпочла прогуляться?

— Да, конечно, — кивнула Изабель. — Я бы предпочла прогуляться. Честно говоря, я думаю, что получила бы огромное удовольствие от прогулки.

Тоби подозревал, что и сам получил бы немалое удовольствие от прогулки. Между этой площадью и его поместьем имелось великое множество каменных оград. И еще — мягкие стога сена. Так что прогулка и впрямь могла оказаться весьма приятной.

Сказав несколько слов кучеру, Тоби перепрыгнул через ограду, после чего помог Изабель спуститься на противоположную сторону. Она засмеялась, и это был легкомысленный девичий смех. Насколько Тоби помнилось, он ни разу еще не слышал, чтобы Изабель так смеялась.

Он взял жену за руку, и они зашагали через поля. Какое-то время шли молча — оба чувствовали, что сейчас не следовало говорить о том, что произошло на площади. Наконец они оказались на дальнем краю поля, и Тоби помог жене пробраться сквозь живую изгородь из боярышника.

— Одну минутку, — сказал он, как только они чуть отошли от изгороди. — У тебя в волосах что-то застряло. — Вытащив из волос жены сухую веточку, Тоби бросил ее на землю. — Вот теперь все в порядке, дорогая.

— Спасибо. — Изабель покраснела и, приподнявшись на носках, потянулась к мужу, чтобы поцеловать.

Ах, какой чудесный был этот поцелуй! Нежный, как цветочный лепесток, и совершенно невинный. И этот поцелуй помог Тоби понять, что он не должен прижимать свою жену к какому-нибудь дереву, растущему на пути к дому. То чувственное нетерпение, что совсем недавно владело обоими, они растеряли где-то в ячменном поле. И теперь руку его, сжимавшую запястье Изабель, обжигал огонь страсти, ее согревало приятное и уютное тепло, дававшее ощущение благополучия и свидетельствовавшее о том, что все в жизни идет именно так, как и должно было идти. И в какой-то момент Тоби вдруг осознал, что это необычайно приятное ощущение совершенно не походило на все то, что он прежде испытывал с женщиной. Он все еще размышлял над этим, когда Изабель вскрикнула и остановилась. Тоби взглянул на нее с беспокойством:

— Господи, что случилось?

— Твоя речь! — Бел прикрыла рот ладонью, едва сдерживая смех. — Тоби, ты же так и не произнес свою речь.

— Ничего страшного, — ответил он с усмешкой. — После того переполоха все равно никто не стал бы ее слушать, верно?

Они снова зашагали по пастбищу, и Бел спросила:

— Но что произошло? Этот полковник Монтегю и его странная речь… а потом — выстрелы… Я совершенно ничего не понимаю.

— Полковник Монтегю — наш местный воин, герой. Он выдвигает свою кандидатуру на каждых выборах уже не один десяток лет и постоянно говорит о необходимости подавления мятежа в американских колониях.

Изабель покосилась на мужа:

— Но разве американские колонии не обрели независимость уже…

— Да, верно, это произошло уже тридцать пять лет назад. Но старика неспроста называют Безумным Монтегю. Он слегка не в себе — разве ты не заметила?

Бел со вздохом кивнула:

— Да, я заметила. И я подумала: как это чудовищно, что публика видит в его болезни лишний повод позабавиться! Несчастный он человек.

Тоби воздержался от напоминания о том, что по вине этого «несчастного» она едва не погибла. Немного помолчав, он заметил:

— Ты напрасно за него переживаешь, дорогая. Старику нравится внимание публики. Но конечно же, никто за него никогда не голосует, за исключением этих болванов — его племянников. Но можно сказать, что он все равно добивается своей цели.

Бел с удивлением посмотрела на мужа:

— Ты о чем?

— Он сплачивает округ, — пояснил Тоби. — Пусть дело, ради которого он призывает к единению, — чистой воды выдумка, но сплочение, которое происходит, благодаря ему, самое настоящее. И не так уж плохо, что обитатели городка раз в четыре года собираются вместе и отвечают на его призыв к бдительности. Долг, честь, бдительность! — с выражением произнес Тоби и тут же рассмеялся.

Однако ему не удалось развеселить жену. Она нахмурилась и пробормотала:

— Но мне показалось, что стрельба из мушкетов не являлась частью обычного ритуала..

— Да, верно. Это стало сюрпризом для всех, уверяю тебя. И сдается мне, что эта стрельба ознаменовала последнее для Монтегю участие в выборах. Одно дело — зажигательные речи, совсем другое — пальба на запруженной людьми площади. — Тоби сокрушенно покачал головой. — Ума не приложу, ради чего старый дурак теперь будет жить. Знаешь, мне тоже его жаль. Ведь на наших глазах произошла трагедия.

Изабель решительно возразила:

— Нет-нет, трагедия в том, что над старым почтенным человеком потешается вся округа. Если у него, как ты говоришь, что-то не то с головой, то его следовало бы жалеть и защищать, а не делать из него шута каждые четыре года. — От волнения Изабель заговорила с акцентом, речь ее стала отрывистой. — Безумие не может быть поводом для шуток.

Тоби не очень-то понимал, почему Изабель так яростно защищала старика Монтегю, защищала так, словно у нее имелись для этого личные причины. Но тут он вспомнил про ее мать и мысленно отругал себя за недомыслие.

— Ах, дорогая, прости… Я совсем забыл о болезни твоей матери. — Бел попыталась высвободить руку, но он покрепче сжал ее пальцы. — Прости меня, пожалуйста, я не хотел…

— Откуда ты знаешь о болезни моей матери? — перебила она.

— Грей сказал. Еще до того, как мы поженились.

— Правда?

Тоби кивнул.

— И это тебя нисколько не насторожило? — удивилась Изабель.

— Почему меня должно было насторожить то, что твоя мать заболела воспалением мозга?