— Да, совершенно верно.
— Не обязательно. — Тоби усмехнулся. — Чтобы голосовать в Гаррете, необходимо выполнить одно-единственное требование: мужчина должен насладиться женщиной на открытом воздухе в любом месте, находящемся в границах этого района.
Изабель густо покраснела.
— Ты шутишь, да?
— Вовсе нет. — Не в силах противостоять искушению, Тоби поднялся со своего сиденья напротив жены и сел с ней рядом. Кивнув на окно, продолжил: — И знаешь, дорогая, я думаю, что мы все еще находимся на территории этого округа. Ты справедливо отметила, что пейзаж здесь чудесный. И мне кажется, глоток свежего воздуха может стать для тебя тем самым лекарством, в котором ты очень нуждаешься. Может, выйдем и немного погуляем? Не хочешь?
Изабель еще гуще покраснела.
— Тоби, ты дразнишь меня! Как тебе не стыдно?!
— Я вовсе тебя не дразню. Я говорю вполне серьезно. У меня куда больше шансов победить в Гаррете, чем в собственном округе. Надо всего лишь уладить этот маленький вопрос о правомочности моей кандидатуры. — Тоби обнял жену за талию, а другой рукой потянулся к трости, делая вид, что хочет подать кучеру сигнал, чтобы тот остановил экипаж. — Так как же, дорогая?
— Ты этого не сделаешь! — воскликнула Бел, подавшись к мужу и пытаясь его остановить.
— Еще как сделаю, — сказал Тоби с улыбкой.
— Нет! — крикнула она, схватив его за плечи обеими руками — и в результате оказалась у него на коленях, чего Тоби и добивался.
Тихо рассмеявшись, он сказал:
— Я непременно это сделаю, но только в том случае, если ты меня сама попросишь.
Изабель улыбнулась. И теперь она смотрела на него так, словно давала понять: он может делать с ней все, что пожелает.
Тоби отбросил трость и обнял жену обеими руками.
— Ну вот, дорогая. Разве так сидеть не удобнее?
Она молча кивнула и заглянула ему в глаза.
— Теперь ты уже не чувствуешь себя больной, верно?
Изабель снова кивнула.
— Вот и хорошо, — прошептал Тоби и прижался губами к ее губам.
И в тот же миг, едва лишь губы их встретились, весь мир перестал для него существовать. Господи, как же он любил целовать ее! Тоби никогда не считал себя суеверным — но черт его побери, если в слиянии их губ не было чего-то волшебного. Нет, речь не о колдовских заклинаниях, что бормочут ведьмы, склоняясь над булькающим в котелке волшебным зельем, и не о фонтане светящихся огоньков, что разлетаются в небо от прикосновения волшебной палочки. Это колдовство было иным, древним и первозданным. Казалось, что поцелуй высвобождал энергию стихий. Когда они целовались, царство страсти распахивало перед ними свои двери, ив этом царстве правили иные законы, неподвластные законам обычного мира. И Тоби был уверен, что мог бы держать жену на коленях и целовать всю дорогу до самого Девоншира. Но так уж распорядилась судьба (вернее — география), что вначале они достигли его родного округа в графстве Суррей.
— Тоби…
— М-м…
— Это и есть тот самый городок?
Поцеловав жену в шею, он взглянул в окно.
— Да, вероятно…
Тихонько вскрикнув, Бел соскочила с колен мужа и села на противоположное сиденье. Он тут же снова к ней подсел.
— Дорогая, у нас еще есть несколько минут.
— Тоби, нет! — Она увернулась от него и опять села напротив него. На сей раз он не стал к ней пересаживаться и со вздохом пробормотал:
— Не беспокойся, дорогая. Они ведь не увидят нас, если только специально не постараются.
— Не сомневайся, они очень постараются! И взгляни на нас! Мы с тобой все растрепанные и мятые. — Бел окинула взглядом свое платье и всплеснула руками. — Тоби, прошу тебя, приведи себя в порядок.
— А в чем дело? У меня шейный платок съехал набок?
— Нет-нет, речь не о шейном платке. — Она бросила выразительный взгляд на его брюки повыше коленей.
Тоби опустил глаза и рассмеялся:
— Если бы ты, милая жена, снова села ко мне и облегчила мое состояние…
— Нет-нет, — перебила Изабель. — Только не сейчас.
Тоби тяжко вздохнул:
— Что ж, ладно. Но тогда только время сможет мне помочь.
— А ты знаешь, — проговорила она вдруг совершенно будничным тоном, — что механические щетки могут вычистить дымоход втрое быстрее, чем мальчик-трубочист? И при этом работа выполняется в два раза качественнее? Ты мог бы упомянуть об этом в твоей сегодняшней речи.
«Самое время говорить о чистке труб», — со вздохом подумал Тоби.
— Видишь ли, Изабель… — Он украдкой взглянул на свои брюки. — Видишь ли, наши избиратели живут в коттеджах, поэтому трубочистов они не нанимают.
— Но они ведь люди, и они христиане. Поэтому должны откликнуться на рассказ о бедственном положении несчастных детей. Несправедливость по отношению к самым беззащитным — это несправедливость в отношении нас всех.
Тоби благоразумно придержал язык. Он давно уже заметил, что после их с Изабель физической близости, ее рвение к милосердию удваивалось. Вчера ночью, к примеру, когда он еще не успел отдышаться после бурного соития, она соскочила с кровати и принялась искать свечи и огниво. Зачем? Ей приспичило в два часа ночи написать Августе письмо и предложить изменить текст в буклете их общества.
«Ну что ж, — подумал Тоби, — разные женщины по-разному ведут себя после близости с мужчиной. Некоторые, утомившись, почти сразу засыпают, а другие ощущают прилив энергии». Но чем бы ни занималась Изабель, вскакивая с постели после соития, она всегда в нее возвращалась, и Тоби это вполне устраивало. Во всяком случае, он решил, что не следует из-за этого раздражаться.
Тут карета выехала на городскую площадь и остановилась.
— Вот мы и приехали, — сказал Тоби, выглянув в окно. Он взял жену за руку. — Приказать кучеру, чтобы отвез тебя в Уинтерхолл? Наш багаж скорее всего уже там, и домашняя прислуга ждет тебя.
— Тоби, о чем ты? Я не хочу ехать туда одна. Я хочу остаться здесь с тобой, чтобы понаблюдать, как все будет происходить.
— Изабель, но ведь это всего лишь выдвижение кандидатов, то есть всего лишь повод выпить несколько кружек эля. Кроме того, при таком скоплении народа возможны беспорядки. Такое зрелище не для леди.
Изабель выглянула в окно.
— Но я уже вижу среди собравшихся нескольких дам. Тоби, пожалуйста, позволь мне остаться. Если хочешь, я могу остаться в карете и наблюдать за происходящим из окна. Мне хочется присутствовать при рождении твоей политической карьеры. — Робко улыбнувшись, она добавила: — К тому же мне ужасно хочется послушать твою речь.
— Правда? — спросил Тоби, внезапно пожалев о том, что поленился подготовить эту проклятую речь.
Изабель попросила кучера откинуть верх экипажа, чтобы было виднее, и теперь перед ней открывался отличный вид на все происходящее. Собравшаяся на площади толпа гудела в предвкушении зрелища, а в ближайших тавернах бойко шла торговля элем. Неплохо раскупались также товары с лотков, и повсюду развевались яркие флаги и транспаранты.
Через некоторое время какой-то мужчина в старомодном желтом сюртуке влез на помост и обратился к толпе. Он держался с необыкновенным достоинством и, судя по всему, очень серьезно относился к своим обязанностям.
— Все мы прекрасно знаем, что сейчас происходит! — кричал мужчина. — И я, как лицо, назначенное шерифом для наблюдения за этими выборами, буду читать вслух. — Он достал из кармана стопку сложенных вдвое листков.
— А можно эту часть пропустить?! — раздался из толпы жалобный голос.
— Нет, мы не может пропустить эту часть, — передразнивая интонации вопрошавшего, ответил мужчина в желтом. Вскинув вверх руку, сжимавшую листки, и повысив голос, он продолжал: — Не можем, потому что таков порядок, понял, идиот? Цивилизованные люди придерживаются порядка. Этим мы и отличаемся от дикарей. Именно это и сделало нас настоящими людьми.
— Именно это сделало из тебя самодовольного осла, — послышался еще один голос.
— Только осел мог бы напялить такой сюртук! — снова крикнули из толпы.