Он удивленно поднял брови.

— Считая мужчин на этом корабле?

— Нет, без них… — Она кокетливо улыбнулась ему. — И все же несколько.

— Были ли любовники?

Пренебрежение в его голосе, самодовольный изгиб губ… София знала, что он ожидает от нее прямого отрицания. Он ошибается.

Был единственный способ показать ему свою истинную натуру — солгать.

— Да. Один.

Он резко втянул воздух сквозь стиснутые зубы. София повернулась и сделала два шага в сторону. Пытаясь успокоиться, она сжала кулачки так, что ногти впились в ладони. В конце концов, она давно уже привыкла ко лжи.

— У вас такой удивленный вид, — начала она, глядя на мистера Грейсона через плечо. — Я давно уже говорила вам о Жерве. О моем учителе рисования, о наставнике в искусстве…

— В искусстве страсти, — закончил он и бросил на нее скептический взгляд. — Да, я помню, я и тогда вам не верил.

— Не имеет значения, верите вы мне или нет, — сказала она, стоя в углу каюты. — Он был высокий, стройный и божественно красивый, с черными как смоль волосами и длинными изящными пальцами. И, между прочим, любил он меня отчаянно.

— Они это умеют.

— Он любил меня, — продолжала настаивать она. — Отчаянно. — Она смахнула прядь волос со лба и продолжила: — Это была первобытная, животная страсть.

Он хмыкнул и скрестил руки на груди.

— Животная страсть? Что вы можете знать о животной страсти?

Она вспыхнула под его откровенным взглядом. Сочинить дальше ей было уже нетрудно. Основываясь на опыте одной распутной фермерши и близости к этому чертовски привлекательному мужчине, она вполне может сочинить короткую сказку о животной страсти.

— Все началось с тлеющих взглядов, которыми мы обменивались в переполненных комнатах. — Медленно, почти незаметно двигаясь, она приближалась к нему. — Потом мы начали искать повод, чтобы прикоснуться друг к другу. И каждый раз, когда его рука касалась моей… — она провела кончиком пальца по его руке, — я трепетала от желания.

Он схватил ее за запястье. София затаила дыхание.

— Ладно, — сказала она. — Полагаю, вам известно, как дальше развиваются события.

— Полагаю, что известно. — Он отпустил ее запястье, и него глазах что-то промелькнуло. Он начал ей верить. — Хотите сказать, что именно по этой причине вам пришлось отправиться на Тортолу, чтобы занять место гувернантки. Ваша репутация была погублена.

София едва заметно кивнула. Какая заботливость с его стороны — произнести за нее половину лжи! Ее слова обрели должную силу и довольно уверенно рассекали жаркий застоявшийся воздух.

— Мы стали слишком неосторожны. Как только Жерве позволил мне ощутить вкус рая, ничто не могло помешать нам быть вместе. При любой возможности я сбегала от своей компаньонки и, чтобы встретиться с ним, ночью тайком выбиралась из дома. Гардеробные, каретные сарай, даже наемный кеб — наши свидания не знали границ. Жерве даже приехал в Кент, чтобы встретиться со мной на одном из званых вечеров у нас дома.

— Званый вечер? — Он торжествующе поднял указательный палец. — Я знал, что вы из благородной семьи и были рождены не для того, чтобы стать гувернанткой.

София бросила на него дерзкий взгляд.

— Я также была рождена не для того, чтобы стать распутницей. Но я ею стала.

— Распутницей… Это вы-то?

София порылась в памяти, мысленно пролистывая главы своей книги. «Детали, — сказала она себе. — Детали убедят его».

— Мы договорились встретиться в конюшне. Жерве не мог рисковать и приближаться к нашему дому, ведь его могли увидеть. Я тайком взяла платье фермерши и убрала волосы под соломенную шляпку с широкими полями. Я шла, опустив голову, так что узнать меня было невозможно. Когда я пришла в конюшню, он поджидал меня за дверью. Не говоря ни слова, он схватил меня на руки и понес на чердак. Там он зажег дюжину свечей, разбросал розовые лепестки и бросил огромный плед на ложе из сладко пахнущего сена.

— Дюжина свечей, зажженных в конюшне, полной сухого сена? Вам повезло, что вы не сгорели заживо, моя дорогая.

София подняла брови и выпрямилась, выказывая свое недовольство.

— Наша любовь была огненным раем. Я думала, что в этом пламени я поднимусь на небеса, так необыкновенно было наше удовольствие той ночью.

Он прикрыл глаза рукой и начал смеяться:

— Какое у вас живое и романтическое воображение!

— Это не воображение. Я рассказываю вам правду!

Ее охватила паника. Если не удастся убедить его сейчас, она точно потеряет его. Его мнение о ней подтвердится, и он будет считать ее еще более наивной. В отчаянии София подошла к нему, встав почти вплотную. Может быть, там, где бессильны слова, поможет убедить тело.

— Вы мне не верите?

Она сложила руки под грудью, как бы заключив ее в раму для большей привлекательности. На эту наживку Грей клюнул, хотя и только глазами. Затем в хорошо разыгранном приступе задетого самолюбия она резко развернулась и отошла от него. Мужчины предпочитают преследование, София знала это. Пусть она девственница, но она имеет представление о том, как завлечь мужчину.

Громкий стук ее сердца буквально разрывал душную тишину и тяжелое молчание. В комнате стало темно. Как странно здесь, в тропиках, наступает ночь. Внезапно, словно удар грома. Никакого медленно тянущегося полумрака, никаких наполненных мистикой сумерек. Просто свет, а потом темнота.

— Я верю в эти лепестки роз.

Он медленно отвел прядь волос с ее плеча. При этом пальцы не коснулись ее кожи, но ощущение шелкового локона, скользящего по ее шее, вызвало дрожь. София закрыла глаза, ощущая его легкую, словно перышко, ласку.

— Вы любили его? Этого Жерве?

Последний вопрос. Она должна была ожидать его, но он застал ее врасплох.

— Да, конечно, — выпалила София не раздумывая.

Она медленно повернулась, чтобы хоть в темноте увидеть его лицо. Мистер Грейсон сделал все, чтобы скрыть свое разочарование, но по каким-то еле уловимым признакам София поняла, что допустила роковую оплошность. Если раньше он, наверное, мечтал разделить с ней постель, то теперь он крепко об этом подумает. Еще одна ироническая ухмылка жизни: ничто так не охлаждает пыл мужчины, как воспоминание женщины о своей прошлой любви.

А о чем он спросит ее теперь? Их короткая пьеса подходила к концу. София, затаив дыхание, ждала в темноте, что вот сейчас с его губ сорвется вопрос, просьба или поцелуй.

Дверь в каюту распахнулась, и мерцающий свет ламповой свечи осветил их. Грейсон сделал шаг назад.

В каюту шаркающей походкой вошел Стабб, с трудом неся тяжелый поднос.

— Тут ужин, — объявил он, вешая лампу на потолочный крюк. — Простите, что запоздал, но слишком занятый день был.

Мистер Грейсон кивнул:

— Не буду мешать вам ужинать, мисс Тернер.

— Я принес ужин на двоих. — Стабб довольно ловко и быстро накрыл на стол. — Все пассажиры должны ужинать в дамской каюте до особого распоряжения. Приказ капитана. — Старик посмотрел на Грея: — Капитан хочет, чтобы вы оба оставались внизу, пока ветер не вернется. Он сказал, что вы поймете, мистер Грейсон.

— Да, — ответил Грей. — Я понимаю. — Он бросил на Софию настороженный взгляд: — Но я все равно покину вас. Сегодня вечером у меня нет аппетита.

С этими словами он вышел.

Разум Грея пребывал в полном беспорядке, а его сердце… сердце сорвалось с якоря. Сорвалось и пустилось на волю волн, в свободное и неуправляемое плавание. И Грей не представлял, как его вновь успокоить и принудить биться ровно.

Она не была девственницей.

Наконец-то мозаика отдельных фрагментов начала складываться в ясную картину. Скромная одежда, замечательное воспитание и место гувернантки на далекой Тортоле. Искорки в ее глазах и то, как она реагировала на его прикосновения. Как сама прикасалась к нему. Она знает толк в страсти; она понимает, какое удовольствие они могли бы доставить друг другу. И все же он проводит ночь в одиночестве. Потому что она предложила больше, чем удовольствие. Она предложила свое сердце. Она предложила доверие. Боже, она практически заставляла его принять это, но как раз этого он и не хотел. У него и так уже было достаточно людей, о которых он должен был заботиться, и он, к сожалению, успел разочаровать их всех. Он подведет и ее, это лишь вопрос времени.