– Пожар! Пожар! Спасайтесь, люди добрые!

Наташа вопила во весь голос, спускаясь по лестнице, чтобы никто, кроме ее мучителей, не пострадал.

Сонные соседи в пижамах, халатах, а то и просто в трусах и майках повыскакивали из своих квартир. Тетя Поля прихватила сумку с документами и маленького внука, оставленного родителями на выходные, ее муж – бутылку водки.

Наташа радостно прыгала по лестнице. Девушку схватил в охапку сосед Вовка, выволок во двор.

– Совсем ополоумела, стой вон под той березкой и не вопи!

Сбегавшие вниз люди кричали, дети плакали. Началась паника…

Пожар локализовался в квартире и никуда не перекинулся, все-таки последний этаж.

Когда его наконец потушили, из квартиры прапорщика вынесли три обгоревших трупа. Все успокаивали Наташу, правда, вяло, никто жестоких мужиков в подъезде не любил и не уважал.

Проводив взглядом две машины «Скорой», Наташа подняла руки и, прыгая, радостно кричала:

– Это я подожгла! Я! Убила этих монстров, так им и надо! Посадите меня в тюрьму!

Тетя Полина закрыла ее своим мощным телом, а двум милиционерам, топтавшимся у подъезда и мешавшим пожарным, безостановочно твердила:

– Не обращайте на нее внимания, она не понимает, что говорит. Девочка умственно отсталая. Она даже в школу не ходит.

Вышедший из подъезда пожарный эксперт нес канистру.

– Чье? – спросил он, оглядывая толпу соседей.

– Мое! – радостно призналась Наташа. – А бензин я купила на заправке у продовольственного магазина. Меня там парень запомнил… забыла, как его зовут. Я ему сказала, что бензин мне нужен квартиру поджечь. Он очень смеялся.

– А ты, теть Поля, говоришь – не виновата. – Милиционер помладше, старший лейтенант, надел на запястья Наташи наручники.

С октября, на месяц позже других, Наташа пошла учиться в вечернюю школу, то есть в Школу рабочей молодежи: ей нужен был аттестат для поступления в институт.

Учиться в вечерней школе могли только работающие люди. Посоветовавшись с Сергеем, Надя сходила в порт к знакомым Эстер и оформила Наталью Петровну Сташенко на должность учетчицы причала торгового морского порта. В рыбном морском порту работать было выгоднее, но Наташе не нужны были деньги – ее манила иная перспектива. К тому же запах в рыбном порту сбивал с ног метров за сто до моря. Вряд ли начинающая содержанка Натали может рассчитывать на успех у мужчин, если станет пахнуть как русалка.

Две пожилые женщины, получавшие в подарок то, что разгружалось из контейнеров, – сахар, куклы, сыр, автомобильные шины или ткани, сначала смотрели на Надежду с тихой ненавистью, но ничего сделать не могли. По штатному расписанию было три ставки учетчиц, значит, работниц должно было быть не меньше. Учетчицы сами искали женщину, которая закрывала бы глаза на то, что они ежедневно получали взятки, а тут им навязывали неизвестного человека.

Узнав, что новая сотрудница, племянница Надежды, будет только числиться, но не приходить и не мешаться под ногами, они вышли к «Бентли», который Надежда научилась водить сама, и завалили заднее сиденье пакетами с продуктами и вещами.

– У нас все есть! – пыталась сопротивляться Надя.

– Да кто б сомневался, если на такой машине рассекаете, – веселилась учетчица помоложе. – Но мы в благодарность… Понимаете?

– А куда приносить копеечную зарплату твоей племяшки? – решила уточнить старшая учетчица.

– Дорогие девушки, – Надя следила, как ловко упитанные женщины укладывали свои «подношения» на кожаные сиденья, – я все понимаю. Зарплату будет забирать ваш начальник, так что не стоит суетиться.

– Еще лучше. – Старшая учетчица захлопнула дверцу автомобиля. – Я себе тоже могу такую игрушку позволить. Но боюсь, ОБХСС за жабры возьмет.

В школу Наташа ходила с большим удовольствием. За те два с половиной года, что она не училась, у нее развился комплекс неполноценности. Сейчас она с утра занималась дома, а вечером грызла гранит науки в школе. Она действительно сидела на всех уроках. Если в расписании стоял английский, Натали шла на любой другой урок и повторно слушала либо физику, либо литературу, либо еще что-то, по настроению.

От английского ее освободил Сарий Наумович. Его бывшая ученица теперь работала учительницей в Рабшколе и под честное слово и сто рублей с радостью согласилась автоматом ставить школьнице Сташенко в журнал пятерки.

Школьной одеждой для Натали Надежда занималась сама.

– Черный верх, черный низ, без косметики. Курточку я тебе уже купила.

Даже не избалованная вниманием и хорошей одеждой Наташа изумилась фасончику той жути советского производства, что предъявила ей Надежда: серый клеенчатый материальчик, на подкладке ватин, спереди ржавые заклепки.

– Теть Надя, а ничего страшнее не было? – решила пошутить девушка.

– Не было, – серьезно ответила Надя. – Я бы взяла. Тебе с твоей внешностью и биографией заявляться красавицей и богатой ученицей нельзя. Со свету сживут. И ни с кем не дружи. Нет в твоей Рабшколе у тебя ни друзей, ни подруг. Поверь мне.

Собственно, никто Наталье в друзья и не набивался. После первой недели учебы, когда она отсидела все уроки, к ней подошла одноклассница в модных джинсах и дефицитной болоньевой куртке финского производства и поинтересовалась:

– Ты чего, дура, что ли?

– Да. – Наташа честно смотрела в глаза девушки, старше ее лет на пять. – У меня и справка есть.

После двух-трех разговоров в подобном тоне от «дурочки» отстали.

В зимние каникулы Наташа одна поехала в Гусев, в Дом ребенка, забирать своего больного малыша.

– Ты не стесняйся, плати, – наставляла ее Надя. – И обязательно звони, как только заберешь дитятку – я сразу начну обустраивать детскую комнату. А до звонка не буду, плохая примета.

В скромно обставленном кабинете сидела толстенная Зинаида Валентиновна в накрахмаленном белом халате и медицинской шапочке на седых волосах. Зашедшую к ней молодую женщину встретила неприязненно:

– Вижу-вижу. Никаких справок не даем. Раньше надо было думать.

Еще год назад Натали испугалась бы и тихонько исчезла из кабинета. Теперь она уверенно подошла к столу, села на стул для посетителей и расстегнула роскошную шубу из чернобурки.

– Это я, Зинаида Валентиновна, Наташа Сташенко. Хочу забрать своего сына. Помните, с диагнозом даун?

– Тэ-экс. – Оглядев с ног до головы девушку, главврач наконец-то улыбнулась. – Н-да, время меняет людей. Откуда деньги?

– Меня удочерили, – уверенно соврала Наташа. – Как быстро я смогу забрать мальчика? Я заплачу.

Поправив бумаги, лежащие на столе, Зинаида посуровела.

– Дело серьезное. Я не могу дать сведения, по закону не положено, поэтому я возьму у тебя деньги. – Зинаида говорила, сдвинув брови и глядя Наталье в глаза. – Тэ-экс… Себе на сапоги и хочу сделать в приемной ремонт, а то самой смотреть неприятно. Можешь столько заплатить?

– Смогу. – У Наташи сильно забилось сердце и задрожали руки. Она сцепила их, чтобы не выдать волнение. – Сколько?

– Вот столько. – Зинаида написала цифру, показала Наташе и спрятала бумажку в карман халата. – Тэ-экс. У нас за этот год было пять поступлений, три смерти младенцев. – Увидев, как вздрогнула девушка, директриса развела полными руками в золотых кольцах. – Дети-то чаще всего больные, с патологиями. Слава богу, еще не дошли до того, чтобы от здоровеньких отказываться. Ты подожди, я сбегаю в архив, уточню.

Выйдя из-за стола, Зинаида, переваливаясь, как толстая утка, заспешила к двери. Проходя мимо Натали, она на секунду задержалась, и девушка быстро сунула в карман ее халата несколько купюр.

Сидеть Наташа не могла. Встала и ходила по кабинету из угла в угол, покусывая жгуче-черную прядь волос.

Через двадцать минут заведующая вернулась и устало села за стол.

– Мальчик твой умер два месяца назад. Не перенес двухстороннюю пневмонию…

Ненависть, белая, холодная, взорвалась в Наташе, ее даже качнуло от нахлынувшего чувства. То существо, что считалось ее отцом… Пусть он горит в аду. «Я правильно сделала», – в очередной раз подумала Наташа.