Воля к любви означает готовность к смерти.

Фридрих Ницше

– Играем в прятки! Найди меня до рассвета! – крикнула она и скрылась, захлопнув окно.

Перспектива искать её в тёмном полупустынном здании не очень радовала меня – не столько

потому, что это представлялось мне сложным, сколько из-за слухов и легенд, которые

ходили об этой больнице. То, что обитало там, если верить рассказам, было гораздо опаснее

вампиров и чудовищ из парка. Я бывала там, но каждый раз днём. Теперь мне предстояло

жуткое приключение.

Внутри было мрачно и тихо, только на вахте горел приглушённый свет, хотя на месте никого

не было. Коридор и лестницу, ведущую на верхние этажи, освещали лишь фонари улицы,

лениво посылая в здание блеклые рассеянные лучи. Постояв в дверях несколько секунд,

чтобы справиться с нервами, я направилась к старой облезлой лестнице. Должно быть, в

этом здании убирались крайне редко – повсюду была пыль и грязь, под ногами шуршали

какие-то пакеты и коробки. Лестница была очень длинная. В какой-то момент я даже

почувствовала себя героиней картин Маурица Эшера, которая поднимается по одной из его

спутанных лестниц, не имеющей начала и конца, что ведёт никуда, в непостижимую

бесконечную пустоту. Но вскоре осознала, что уже стою на втором этаже.

Я сделала несколько неуверенных шагов вперёд, и где-то высоко над головой раздались

громкие продолжительные аплодисменты, заставившие меня вздрогнуть и похолодеть от

ужаса. Словно наверху находилась галёрка, заполненная шумными зрителями. Вскинув

голову, я увидела, что на потолке, прямо надо мной повисло непонятное существо, чьи черты

имели некоторое сходство со мной. Перед тем, как ринуться бежать, не разбирая дороги, я

успела понять – это моё отражение. На потолке находилось огромное зеркало, и в нём

отражался мой новый облик. Нет, я не превратилась в чудовище – это был лишь грим. Я

стала клоуном. Совершенно белое лицо, на кончике носа которого было яркое красное пятно,

улыбалось мне сверху длинной чёрной улыбкой. Я опустила глаза – огромные жёлтые

ботинки и пёстрые широкие штаны на подтяжках. Хотелось смеяться и плакать – у этого

города было отменное чувство юмора.

В дальнем углу коридора захихикали, и послышался быстрый топот убегающих ножек. Я

пошла следом, отчётливо слыша вместе с гулом шагов своё учащенное сердцебиение. Было

страшно, и в то же время я ощущала себя эпизодической героиней фильмов ужасов, чья

скорая смерть явится лишь экспозицией, небольшим вступлением к чему-то более важному.

В конце коридора в нос ударил резкий запах гнили, такой резкий, что меня чуть не

вывернуло наизнанку. Не знаю, что случилось потом. Помню только, как надо мной

пролетали белые больничные лампы, как скрипели о линолеум подошвы ботинок – меня

кто-то тащил, кто-то сильный и полный решимости в своём жестоком замысле.

О том, кто это был и что он замышляет, я уже думала, будучи прикованной наручниками к

раковине в маленькой запертой комнате. Точнее к раковине была прикована не я, а какой-то

парень, который, судя по всему, был без сознания. Я же, в свою очередь, была прикована к

его руке. Возможно, он даже был мёртв, но проверять это я не решилась. Чтобы справится с

паникой, я использовала старый трюк, который не раз применяла здесь – просто бесконечно

твердила себе, что это всё не происходит на самом деле, что это просто сон, спектакль,

розыгрыш.

Думаю, я просидела так около часа – вся сжавшись от холода и напряжения, уставившись в

одну точку, отгоняя от себя жуткие мысли, слушая монотонное капанье воды из крана. Не

знала, что простой звук воды может так сильно щекотать нервы. Когда мне стало казаться,

что ещё немного и я в самом деле сойду с ума, дверь плавно отворилась. Я прищурила уже

отвыкшие от света глаза и увидела в дверях мужской силуэт.

– Остановись, мгновенье! Ты прекрасно! – вот с такой пышной фразой в комнату вошёл

Ветер.

Наверное, в этот момент из крана упала последняя капля, украв у меня остатки рассудка.

– Посмотрела бы я на тебя в такой ситуации. Сейчас же освободи меня! – крикнула я.

– А ты совсем не смешной клоун. Теперь я понимаю, почему с тобой так поступили, –

ответил Ветер, подойдя ближе.

– Поступили? То есть…это не ты сделал? – я подняла голову, стараясь заглянуть ему в глаза.

– Узнаю свою смышленую собеседницу.

Сказав это, он прошёл в другой конец комнаты и присел на подоконник.

Я слегка заторможено смотрела на него, осознавая пока только одно – развязывать меня сию

минуту он не собирался.

– Где ты пропадал? Я искала тебя. Мне нужно спросить тебя о Саше. Я боюсь, что будет

поздно.

Мне было ясно, что бессмысленно спрашивать его о том, как он здесь оказался, следил ли он

за мной и знает ли того, что приковал меня, поэтому я решила начать сразу с самой важной

для меня темы.

– Что ты хочешь узнать? – неожиданно серьёзно ответил Ветер.

– Ты говорил, что Саша хочет…что он может совершить нечто непоправимое, – сбивчиво

начала я. – В общем, мне нужно узнать – могут ли мёртвые как-то влиять на поступки

живых?

Даже в полумраке комнаты я заметила, как сверкнули его глаза.

– Мёртвые всегда влияют на поступки живых.

В голосе Ветра больше не чувствовалось никакой иронии и сарказма. Его слова звучали

холодно и остро, как ледокол, нещадно разрезая мои замороженные чувства, давая мне

понять, что они у меня ещё есть, что я ещё не до конца огрубела.

– Я могу его спасти?

В той стороне комнаты вспыхнула зажигалка, озарив лицо Ветра. Прежде чем ответить он

несколько секунд молча смотрел на маленький огонёк в своих руках, единственный источник

тепла в этой простуженной сквозняком комнате.

– Возможно, если ваше пламя не угаснет.

Не уверена, что поняла о чём он, но чтобы что-то узнать надо задавать вопросы.

– Наше пламя? Неужели ты говоришь о любви? Но причём здесь это глупое чувство? –

спросила я, и ко мне тут же подкралась одна мысль. – А можно сделать так, чтобы он нашёл

себе новую любовь, которая поможет ему забыть обо мне?

Ветер встал и подошел к парню, всё это время не подававшему признаков жизни. Затем

перевёл взгляд на меня.

– Звучит легко, как воздушный шарик, – улыбнулся он, на долю секунды взглянув вверх.

Я проследила за его взглядом – к потолку было приковано множество гелиевых шаров. В

полумраке комнаты они казались чёрными. Я нервно улыбнулась про себя логичности этого

абсурдного города – если есть клоун, то, значит, где-то рядом должны быть и шары.

Звучало действительно очень легко. К сожалению, я сама это хорошо понимала.

– Наверно, ты прав, – грустно сказала я. – Глупая идея. Сомневаюсь, что любовью и впрямь

можно кого-то спасти.

– Вот как?

Ветер опустился напротив меня.

– Любовь Саши никому не принесла счастья. Да, он любил меня, но эта любовь была

ненормальной. Однажды он чуть не убил нас обоих. Может быть, это и не настоящее

чувство, но что это тогда за проклятая зависимость? Тот, кто всё это придумал, наверно,

имел своё собственное специфическое чувство юмора. Должно быть, его весьма забавляет

смотреть на человеческие мучения. Хотя большинство из нас, безусловно, заслуживает

этого.

– Конечно, ты не большинство и не заслуживаешь ни капельки боли, – иронически заметил

Ветер. – А любовь – это всегда чья-то маленькая смерть.

– Что значит всегда? И почему маленькая? Смерть не может быть маленькой. Смерть – это

смерть.

– Если глубже заглянешь мне в глаза, то увидишь своё надгробье с надписью: “Здесь

покоится её поэтическая натура”.

– Так что же ты имел в виду?