— Хватайте его!

Мэдселин сама удивилась тому, как резко прозвучали ее слова. Без сомнения, долгие годы, проведенные под неусыпным надзором Алисы, сделали свое дело. Кутаясь от порывов сырого октябрьского ветра в плотный, подбитый кроличьим мехом плащ, она повернулась к охранникам, стоявшим рядом с нею в небольшой роще.

— Ну? — проговорила она, чувствуя, что начинает сердиться. — Не стойте истуканами. Хватайте его.

Охранники-нормандцы не стали ждать, когда хозяйка примется их понукать, и поспешили исполнить приказание. К изумлению Мэдселин, браконьер не попытался удрать, остался стоять на месте и лишь с легким раздражением — по крайней мере, так всем показалось — опустил лук. И пока она приближалась к нему, откровенно не сводил с нее глаз.

Слегка задетая его дерзостью, Мэдселин поджала губы и высокомерно взглянула на него в ответ. Хотя для женщины она считалась довольно высокой, ее голова едва достигала широких плеч мужчины. Длинные, развевающиеся на ветру светлые волосы обрамляли худощавое, обветренное, заросшее щетиной лицо. Холодные, какими бывают зимние серые небеса, глаза взирали на нее с явной досадой. Охранники крепко держали крестьянина за руки.

— Отведите этого деревенщину на двор замка! Пусть сэр Ричард разберется с ним.

Мужчина открыл, было, рот, чтобы возразить, но Мэдселин подняла руку, не позволяя ему говорить:

— Попридержи язык, саксонец! У меня нет ни времени, ни желания вникать в твою гортанную тарабарщину. Может, сэру Ричарду это доставит удовольствие?

В тусклом свете осеннего послеполуденного солнца глаза крестьянина посверкивали серебром. «Хоть молчит, и то ладно, — с облегчением подумала Мэдселин. — Если все крестьяне в этом дождливом, промерзлом, Богом забытом крае такие же упрямые и дурно воспитанные, как этот, то ничего удивительного, что мой родственник постарался навсегда подавить мятежи».

Несколько капель дождя упали Мэдселин на лицо, словно напоминая, что ей надо еще кое-куда съездить, прежде чем отправиться в безопасную, хорошо охраняемую крепость сэра Ричарда. Густой нехоженый лес Боулэнда — не самое подходящее место для ночных путешествий. На землях отдаленной северной заставы королевства Уильяма Руфуса безнаказанно рыскали волки. Мэдселин невольно вздрогнула. «С каким удовольствием я уехала бы из этой варварской страны».

— Нам надо торопиться. — Она повернулась к охранникам. — Пусть плетется за мулом. Я не стану задерживаться из-за саксонца.

Охранники, подталкивая крестьянина в спину, провели его через подлесок к ближайшей опушке, откуда уже виднелись неровные очертания северной дороги. Возле находившихся там нескольких лошадей и тяжело нагруженного мула стояла небольшого роста полная женщина, закутанная в темный плащ. Она устало переминалась с ноги на ногу и что-то невнятно бормотала себе под нос.

— Эмма! Мы закончили и готовы отправиться в путь. — Мэдселин поспешила к своей пожилой служанке. Бедняжка ужасно страдала все эти несколько недель их путешествия на север, и Мэдселин даже успела засомневаться, хватит ли у нее сил еще немного потерпеть.

— Давно пора, — ворчливо отозвалась Эмма. — Я тут чуть не умерла от холода, ведь вы не догадались разжечь костер. — Эмма надвинула поглубже на лицо капюшон и медленно заковыляла к своей лошадке, мирно пасшейся неподалеку.

Мэдселин проводила Эмму кривой усмешкой. «Вот несносная женщина! Сама ведь напросилась сопровождать меня, как я ее ни отговаривала, как ни убеждала остаться в поместье моего брата в Нормандии». Лишь вспомнив о том, что Эмме еще предстоит настрадаться от жестокости Алисы, а защитить ее будет некому, Мэдселин смягчилась.

Тяжело вздохнув, она отвернулась и вдруг обнаружила, что их рослый пленник глазеет на нее самым наглым образом. Несмотря на то, что его привязали к мулу, он стоял прямо и гордо и с таким самообладанием, что на миг Мэдселин усомнилась, права ли она.

Внезапно леденящий душу вой огласил окрестности, и хотя волки находились достаточно далеко, у Мэдселин не осталось никаких сомнений в том, что только безумец станет задерживаться в таком месте. Отдав необходимые распоряжения, Мэдселин, опершись на поваленное дерево, грациозно вскочила на лошадь, и отряд снова двинулся в путь на север.

Время от времени Мэдселин оглядывалась на пленного крестьянина, однако тот шел легко и размашисто, без намека на усталость. Изодранный и заляпанный грязью плащ — башмаки и штаны выглядели не лучше! — был короче и сшит из более легкой материи, чем у ее людей.

Едва вечерний сумрак и густые тучи поглотили последние остатки дневного света, раздался радостный возглас шедшего впереди следопыта, и Мэдселин вознесла небу благодарственную молитву. Прибыли! Вздохнув с облегчением, она поспешила к развилке дороги, где разведчик ожидал дальнейших распоряжений. Неподалеку, подобно драгоценному камню, в темноте сверкала ярко освещенная факелами выстроенная из камня сторожка, которую сэр Ричард Д'Эвейрон содержал специально для того, чтобы предложить тепло и уют усталым и иззябшим странникам.

Разведчик галопом поскакал предупредить стражников замка об их прибытии, а Мэдселин постаралась хоть немного привести себя в порядок и стряхнуть пыль с плаща. Тщетное усилие — ветер так растрепал ее черные волосы, что превратил тугие косы в некое подобие птичьего гнезда — попробуй расчеши! Если ей удастся с ними справиться, это будет настоящее чудо. «Да, мне сегодня еще не раз придется надеяться на чудо».

— Ты сбежала от брата? Где же был твой разум, девочка? — Красивое смуглое лицо барона Ричарда Д'Эвейрона побагровело.

Мэдселин спокойно выдержала его взгляд, решив, что не стоит обижаться на резкие слова по поводу ее разума. Хотя она с сэром Ричардом и одного возраста, он как-никак любимец короля, а ей за излишний пыл быстренько укоротят язычок.

— Нет, — тихо ответила она, стараясь не обращать внимания на целое море лиц, заинтересованно повернувшихся в ее сторону. Сэр Ричард крайне редко выходил из себя. — Я вовсе не сбежала, однако нисколько не сомневаюсь, что моя невестка расценит мой отъезд именно так.

Немного успокоенный мягким тоном голоса Мэдселин, сэр Ричард мрачно насупился при упоминании Алисы де Бревиль. Некогда красавица — сам барон не устоял перед ее хрупким, нежным очарованием, перед ее светлыми волосами и огромными зелеными глазами, — она за каких-то пять лет своего брака с Робертом де Бревилем сделалась злобной мегерой, превратившей жизнь Мэдселин в непрерывную цепь страданий.

Ричард отхлебнул любимого сладкого красного вина и снова повернулся к кузине.

— Несколько дней назад я получил письмо от Роберта. Он убежден, что ты вознамерилась опорочить честь семьи.

Мэдселин с холодным безразличием поглядела на Ричарда.

— Алиса хотела, чтобы я вышла замуж за Годдфруа де Грантмеснила, — проговорила она, нервно обхватив себя руками, словно пытаясь защититься. — Этот жестокий старик уже убил трех жен. — И, с вызовом подняв подбородок, добавила: — К тому же он не смог дать жизнь ни одному ребенку.

Ричард устало вздохнул. Он был солдат, и домашние мелочи всегда раздражали его.

— Но он благородных кровей, Мэдселин. Твой долг…

— Мой долг? — перебила она. — Да разве ты можешь, не кривя душой, сказать хоть одно-единственное доброе слово об этой вонючей жирной туше? — Густой румянец выдавал ее гнев.

Ричард опять потянулся за вином, а потом задумчиво посмотрел на кузину.

— Значит, — через минуту-другую произнес он, — если я правильно понял, ты согласна выйти замуж, но только не за сэра де Грантмеснила?

Мэдселин настороженно поглядела на двоюродного брата. Когда Ричард так спокоен, он наиболее опасен.

— Да.

— И он должен быть молодым, добрым и энергичным?

Мэдселин медленно кивнула, и морщинка перерезала ее лоб.