— Да… — Он настолько попал в точку, что Даше стало не по себе.

— Доверьтесь судьбе. Следуйте ее течению. В глубине души вы уже знаете, что вас ждут серьезные перемены. Так будьте к ним готовы! И не бойтесь сжигать мосты. Иногда это единственная возможность, единственный выход. Прощайте. Удачи вам! — Он поднялся и легкой походкой направился к уходящей по бульвару компании.

Даша посидела еще немного и уже собралась уходить, когда зазвонил мобильник. Она посмотрела на него, как на живое существо, и чуть не отбросила в сторону: звонил Степан. Но Даша не собиралась отвечать на его звонки. Все равно, как говорила Женя, завтра им придется встретиться. Снимается новая коллекция Свирина. А после позвонила Женя и поинтересовалась, что сестра хочет на обед, который она собирается готовить. «Мне все равно», — бросила та, и Женя конечно же обиделась. А у Даши внезапно посветлело на душе. Странный молодой человек подвернулся на редкость вовремя. В его появлении было что-то мистическое. И хотя девушка ни во что такое не верила, во всяком случае официально, потому что родители были абсолютными атеистами, пресекающими любой интерес дочерей к «мистике», тем не менее, как любой художник, она таила надежду, что чудеса все-таки порой случаются. Домой она вернулась уже совсем в другом, приподнятом настроении, словно сменила одежду. И Женя подивилась широкой улыбке, играющей на лице сестры, а также ее внезапно вспыхнувшему аппетиту, с которым Даша накинулась на суп из шампиньонов и котлеты по-киевски.

На следующий день, к великому счастью всех заинтересованных, погода не испортилась, и съемки на ВВЦ должны были пройти замечательно, если, конечно, никто из моделей дурить не примется. Но и этого не случилось. Руководство журнала арендовало маленький павильон, где девушки переодевались для съемок, а потом гурьбой направлялись к фонтану «Дружба народов». В соседстве с «золотыми бабами», ширококостными и мускулистыми, тоненькие модели выглядели как эльфы на фоне гоблинов. Такой контраст и решила в полной мере использовать Даша. Приехал Степан. Он делал вид, что все в порядке и что между ним и Дашей снова все наладилось, к вящему огорчению бедной Светы, которая тоже принимала участие в съемках. Она умудрилась накричать на Женю, порвать юбку из органзы, сломать каблук на шпильках золоченой кожи и в конце концов расплакалась. Пришлось ее увести и к дальнейшей работе признать негодной. Надо сказать, съемка от этого ничего не потеряла. Даша была «в ударе», заразив остальных девушек своим энтузиазмом. Конечно же они немного поворчали, что для летних платьев холодновато, но работа есть работа. После каждого эпизода Женя ждала очередную модель с теплым пледом в руках и термосом, наполненным кофе с коньяком. Было весело, смешно, забавно. Праздные гуляки застывали перед съемочной площадкой с открытыми ртами, и их изгонял из поля зрения вечный ассистент для таких случаев, работавший вместе с Дашей, которого она гордо именовала «мой ученик», Олег Меньшов, совсем мальчишка, но подающий большие надежды в области фэшн-фотографии.

Одежда от-Свирина представляла собой немыслимую смесь всех возможных стилей — от знаменитого хиппового семидесятых и диско-блеска восьмидесятых до минимализма девяностых. Он мог, и, надо признать, весьма талантливо, соединить какой-нибудь парчовый пиджак с намеренно рваными джинсами. Он позволял себе в одном наряде использовать и мех, и кружево, и лен, и такие, с точки зрения человека со вкусом» не совместимые цвета, как красный и розовый, оранжевый и лиловый, зеленый и алый. В общем, Степан резвился как хотел и ни в чем себе не отказывал. В этой коллекции были рубашки с огромными подложенными плечами, расшитые золотом и черными глянцевыми пайетками. Использовалась даже забытая и обнаруженная им где-то на подмосковном складе марлевка, о которой нынешнее поколение и знать не знало, причем марлевка цвета фуксии. Степан купил целые километры этой натуральной и, надо признать, совсем неплохо окрашенной ткани, учитывая ее ядовитые оттенки, и умело использовал ее в своей идее соединить несоединимое. В ход пошли и павлиньи, и лебяжьи, и страусиные перья «эспри», и тончайшая кожа наппа, и потертая замша с лоснящейся поверхностью, и, конечно, нелепая обувь на пробковой платформе. Летние сапожки из перфорированной кожи, сандалии в греческом и римском стиле, деревянные колодки, на которых не то что ходить, даже стоять казалось рискованным предприятием. Он предложил для съемок на фоне «золотых баб» фонтана венецианские маски и маски греческой трагедии, котурны, туники, бархат и шелк. Даша смотрела и снимала это великолепие с искренним восторгом. Конечно же, если бы не его родитель, Степка был бы не известным модельером, а просто никем, но на сей раз капризная Фортуна, которая поворачивается ко многим талантливым людям своей филейной частью, обратилась лицом к достойному. А лицо самого Степана сияло. Он с головой ушел в работу, и Даша поддалась на этот ажиотаж. Да и не только она. Женя участвовала в съемках с жаром, чего от нее сестра никак не ожидала. Грим, сделанный Женей, не требовал почти никакой коррекции в фотошопе. Она тоже прониклась идеей этого межвекового безумия стилей и раскрашивала моделей, особенно когда лица моделей не были закрыты привезенными однажды Степаном из Венеции масками. Но даже в этом случае она отдавала должное губам и бровям. И губы становились сочными, как спелые плоды или только что срезанные цветы, а брови выгибались такими дугами, под такими углами, что это казалось почти невозможным. Для съемок привезли первые пионы, и Женя сделала несколько гирлянд из розовых и белых, с небольшим вкраплением пурпурных цветов. Даша, когда девушек отпустили, умудрилась поснимать макросъемкой лепестки пионов, предопределяя выбор дизайнера, который наверняка захочет использовать эти цветы для подложки. Их дизайнер из «Стиля», Иво Вайнерс, человек неопределенной национальности и не менее неопределенной наружности, странная смесь, как говорила Женя, бульдога с носорогом, всегда бывал весьма благодарен Даше, которая не забывала, снимая моделей, и о том, что может понадобиться для его полос. Она часто снимала «фактуры» и щедро делилась ими с Иво. У них даже была забавная игра — отгадай, что это такое. И Даша, торжествуя в душе, просто лопалась от гордости, когда он не мог определить, что именно она сфотографировала. Так он не узнал в золотистых, переходящих в рыжину на черном фоне разводах простую ржавчину на старой трубе, не узнал и комок старой паутины с пылью, обнаруженный Дашей в мастерской знакомого художника, не отличающегося, как все художники, излишним аккуратизмом. Но зато признал нефтяные разводы в весенней луже, прожилки осеннего листа, тронутого увяданием, упавшую на асфальт почерневшую банановую кожуру. Взгляд Иво, как и взгляд самой Даши, был особый. И, надо признать, порой в их игре выигрывал Степан, который мог угадать самую немыслимую фактуру на фотографии. Втроем они усвоили одну и ту же истину — красота в глазах смотрящего. Ни больше и не меньше. Это их и объединяло, и разобщало. Потому что предметы могли быть одни и те же, а вот взгляд оказывался разным.

Степану во всей этой суете ни разу не удалось перекинуться с Дашей хотя бы словечком. Все время кто-то оказывался поблизости, хотя Света, отстраненная от съемок, давно умчалась с возмущенным и оскорбленным видом, пообещав на прощание, что «никогда больше с их дилетантской конторой» не свяжется, и даже бросила фразу, из которой становилось ясно, что Свирин больше на бесплатный промоушен может не рассчитывать. Его дурацкие шмотки она, Света, носить не станет, и уж тем более рекламировать. Когда все закончилось, шумная компания, погрузив вещи в микроавтобус, принадлежащий «Стилю», двинулась в ближайшее кафе, чтобы выпить кофе или еще чего покрепче, тем более что девчонки все-таки успели, несмотря на то что работенка у них была жаркая, изрядно промерзнуть. Женя с Дашей хотели уехать, но это им не удалось. Все вместе они заняли два столика, которые пришлось составить, и все равно было тесновато. Немногочисленные в этот будний день посетители откровенно рассматривали девушек, напоминающих ярких бабочек в своих феерических нарядах. Модели любили носить вещи Степана, так что его вовсе не расстроило, что Света дала ему отставку. В глазах его, когда он смотрел на Дашу, теплился огонек надежды, но, встретив ее ледяной взгляд, он вздыхал и отворачивался. Женя, пытаясь сгладить неловкость, возникшую между сестрой и ее любовником, чаще, чем ко всем остальным, обращалась именно к нему, за что тот был ей благодарен.